Бекки Мастерман - Прятки со смертью
Он был прав: именно об этом я и думала.
— Спасибо тебе за помощь. — Я перестала ковырять заусеницу, едва удерживаясь от желания поведать Зигу о настоящей помощи, в которой сейчас нуждалась. — Зигмунд?
— Как видишь, я все еще здесь.
— Может так быть, что кто-то, кого мы посадили, освободился условно-досрочно, а нас не уведомили?
Он подумал и ответил:
— Нет, они никогда не забывают сообщать нам. А что?
— Да так. Просто думаю.
Я полагала, Зигмунд первым из нас закончит разговор, но он так не сделал.
— А теперь о том, чего я не знаю, — сказал он. — Ты не такая, какой была, когда я приезжал к вам.
— То есть?
— Могу сказать, что ты порядком встревожена и дышишь чаще, чем обычно, как будто работает одно легкое. Тебя так крепко расстроила вероятность того, что Линч не убийца? Чувствуешь свою вину?
Нет, у меня проблемы с мертвым парнем, который, полагаю, каким-то образом связан со всем, о чем мы только что переговорили. Я так страстно хотела рассказать об этом Зигмунду, что чувствовала, как во рту уже формируются слова, и пришлось крепко сжать зубы, чтобы не дать им вырваться. В Зигмунде было нечто такое, что просто вынуждало тебя сознаться и покончить с неопределенностью. И потом он может помочь мне выяснить, кто охотится на меня.
Вместо того чтобы сдаться, я неожиданно для себя изобразила жалкую пародию на небрежное пожатие плечами и хлопание ресницами.
— Нет, знаешь, кроме ощущения, что мне крепко заморочила голову вся эта ситуация, и закипающей ненависти при мысли о необходимости рассказать Заку, что убийца его дочери все еще гуляет на свободе, — ничего. Ничего такого…
Глава 18
Втиснутый между горными грядами в центре пустыни Соноран, регион Тусона напоминал широкую реку из мостовых и зданий. Соноран — величайшая и, возможно, единственная местность в мире, где растут кактусы сагуаро. Название произносится как «суарро», и это такой тип кактуса, вид которого в первую очередь приходит в голову, когда слышишь слово «кактус», — здешний ландшафт утыкан этими гигантскими Гамби.
Сейчас пустыня почти вся бежевая — скалы да песок. Лишь самые крепкие растения выживают здесь, и я думаю, раз уж кактус выдерживает такое, значит, и мне по силам. Люблю суровость места, которое может убить тебя — горящими ли кустарниками, или дегидратацией — или утопить в ливневом паводке. Рядом с пустыней я чувствую себя доброй и ласковой.
В отличие от Тусона, местность вокруг Бенсона, что примерно в часе езды от границы города на восток и чуть выше, оживляется менее чахлого вида растительностью с чередованием яблоневых, персиковых и ореховых садов. В Бенсоне почти половину жилья составляют домики на колесах и сборные — их алюминиевые «юбки» прячут отсутствие фундаментов, как скромная библиотекарша колени.
Как и предложила Коулмен, я встретила ее на парковке у одного из нескольких небоскребов в центре Тусона — двенадцатиэтажного здания, где на шестом расположилось ФБР. Она сидела в машине и смотрела на наручные часы, когда я подъехала и остановилась рядом с ней.
Я не смогла заставить себя извиниться за опоздание на четырнадцать минут. К тому же в этот момент она переключила свой «приус» на тягу от электродвигателя и машина набирала ход. Приняв мой совет облачиться в менее пугающий наряд, она надела черные слаксы и белую льняную блузку с коротким рукавом. Видимо, это было настолько неофициально, насколько вообще могла придумать Коулмен. Я выключила радио, надрывавшееся песней в исполнении одной из этих одинаково звучащих девушек.
— Мешает? — спросила Коулмен.
— Уже нет. Пусть будет тихо, пожалуйста… Ненавижу музыку.
Коулмен приняла это во внимание и, пока «приус» набирал обороты до разрешенной скорости на восток по I-10, с пристрастием допрашивала меня о моей реакции на видео. Она едва не закукарекала от радости, когда я сообщила, что не только просмотрела отрывок «про уши», но и переправила его Зигу Вайсу, с которым мы сошлись во мнении.
— Значит, вы оба считаете это крайне подозрительным, — заключила она.
— Так и есть. — Я повторила слова Вайса о том, что следует вновь допросить Флойда с допущением о фальшивости его признания. — И все же необходимы улики. Нужны большие дыры в его истории. — Я улыбнулась своей мысли. — Мы должны предъявить Линчу неоспоримое доказательство его невиновности.
Довольная тем, что Зигмунд и я пока на ее стороне, Коулмен остаток пути провела в кратком брифинге о том, что она знает о Уилбуре и Майкле Линчах, отце и брате Флойда соответственно.
— Уилбур работает?
— На инвалидности.
— Майкл живет дома?
— Да.
— Работа есть?
— Начинал учиться на фельдшера, но не знаю, закончил ли.
— Мать?
— Неизвестна.
— О приезде предупредили?
— Угу.
— Сопротивлялся?
— Не особо.
И так далее, вперемешку с моими мыслями о Линче, о мертвом парне в старом русле и о том, поможет ли эта встреча найти связь между ними.
На Пало-Верде-драйв Коулмен повернула направо к стоянке для трейлеров, где я попросила ее оставить машину чуть в сторонке, и мы зашагали к дому детства Флойда Линча. Слой грязи покрывал окна и крышу его обиталища, грязный мотоцикл с толстыми шинами привалился к стене, и обтрепанный зонтик с выцветшими бело-голубыми полосами торчал над ржавым садовым столиком.
Из-за сетчатой двери с ружьем в руках появился Уилбур Линч. Приглашать нас войти он не торопился. Высокий и сухой, с жилистым телом, он напоминал ковбоя и выглядел много моложе своих шестидесяти трех. Однако лицо его было изрезано морщинами — от низкой на протяжении всей жизни влажности пустыни и сигарет «Кэмел», одна из которых, как влитая, сидела в ложбинке его нижней губы, похожей на рубец от сделанной в домашних условиях операции по удалению злокачественной опухоли.
Коулмен показала свой именной жетон, а я положила руку на свою сумочку, будто жетон у меня там и готов к предъявлению.
— Агент Коулмен, — представилась Лаура. — А это…
Я было собралась перебить ее, но, слегка ошарашенный моей маскировкой — распущенные волосы и солнцезащитные в пол-лица очки а-ля Джеки Кеннеди, — Линч сделал это за меня.
— Вы не похожи на агента ФБР, — сказал он, объясняя ружье в руках.
Глубоко в душе я с ним не согласилась: сама-то я точно подумала бы, что Коулмен вылитая агент ФБР, даже если б она не была им. Та скосила на меня быстрый взгляд, как бы говоря: «Надо было надеть черный костюм».
— Все думал-гадал, когда же приедете, — усмехнулся Уилбур, присаживаясь на ржавый стул у такого же ржавого столика под зонтом и показывая нам на два других. — Сразу, как поймали его, думал, завалитесь все сюда повидать меня. Думал, в новости попаду. — Он говорил медленно, растягивая слова, как бы с ленцой, но не спускал с нас глаз, будто хотел убедиться, что мы заметили, как ему плевать на все.
Он вынул остаток сигареты, положил окурок на стол и небрежно смахнул пепел ребром ладони.
— Сожалею о вашем сыне, — произнесла Коулмен, не вдаваясь в детали своей роли в задержании Флойда.
Он улыбнулся и вытащил пачку сигарет из кармана рубашки:
— Ну и молодец. Хорошо хоть кому-то жаль.
Линч щелкнул пальцем по пачке, выпали две сигареты, и одну он предложил нам чересчур плавным жестом: он явно сдерживал дрожание рук. Мы отказались, и он закурил.
Как только Линч ловко приспособил сигарету в «лунку» на губе, Коулмен спросила:
— Расценивать ли эти слова как то, что ваши отношения с Флойдом не были хорошими?
— Можно и так сказать.
Я уловила небрежность в его тоне.
— Он же вырос здесь, верно? Ходил в школу, дружил с кем-то?
— Пожалуй. Он всегда держался особняком, читал много. От книг было не оторвать. — Верхняя губа Линча заметно оттопырилась вверх на звуке «р», как будто чтение стало первым шагом сына по дороге к убийству на сексуальной почве. — Сознался, значит… Только тело мне не присылайте. — Он выдал звук «хе-хе», который, наверное, надо было расценивать как смешок.
— Дело в том, мистер Линч, и это, возможно, утешит вас: мы здесь потому, что считаем, что Флойд не совершал преступлений, в которых сознался, — объяснила Коулмен.
Линч слегка отвернулся от нас и остановил взгляд на высокой траве, прикрывавшей бок трейлера. Он мало напоминал человека, когда-либо нуждавшегося в утешении.
— А еще попытаться прояснить несколько оставшихся вопросов, — добавила я. — Как по-вашему, существует ли причина, вынуждающая Флойда брать на себя вину за то, чего он не совершал?
— Нет. — Линч резко затянулся, дернув головой, будто без нее легким не хватало силы втянуть весь дым, который ему требовался. — Потому что я думаю, что это сделал он, — сказал он после того, как выпустил дым. — В этом мальчишке всегда сидела ненависть.
