Наталья Калинина - Тонкая нить предназначения
– Если я для тебя такая реальная, почему тогда ты отвергаешь все возможности, которые бы нам могли помочь?
– Не отвергаю, – после некоторой паузы задумчиво произнес Ярослав. – Например, то, что ты сделала запрос в архив, считаю верным шагом. Но обращаться к каким-то шарлатанам…
Он брезгливо поморщился и насмешливо посмотрел на притихшую сестру.
– Олеся, если бы это были проверенные люди, одно дело. Но другое – какой-то мальчишка, не профессионал. Ты же сама мне его таким описала!
– Да, я ошиблась! В чем сама же и призналась! Но лежачего не бьют! А ты не только не помог мне подняться, но еще и наподдавал пинков.
– Прости, прости, прости, – повинился он, беря ее за руки. Олеся отдернула ладони, но, чтобы сгладить неловкость, взяла в обе руки предназначенную ей чашку с чаем и сделала глоток.
– Мир? – заискивающе спросил Ярослав.
Она молча кивнула, желая, чтобы брат все же оставил ее одну.
– Ладно, я пойду, – угадал он ее желание. – Еще раз извини. У меня отменилась интересная съемка: мой клиент неожиданно ушел к Завицкому, которого, ты знаешь, я терпеть не могу. Потому сорвался на тебя. Это больше не повторится.
– Надеюсь.
– Хочешь еще чаю?
– Нет, спасибо. Забери, пожалуйста, чашку.
Ярослав поднялся, но в дверях остановился и, оглянувшись, сказал:
– Обед сегодня я приготовлю. Сделаю свои «фирменные» макароны, которые тебе так нравятся. Идет?
– Угу.
– Ну-ну, не куксись. Все будет хорошо.
С этими словами он наконец-то удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь. Олеся откинулась на кровать и устремила взгляд в потолок. От выходки Ярослава, едкой, как кислота, ее хорошее настроение улетучилось. Хотя понятно, почему Ярослав так взвился: он, как и она, помнит о предсказании и чувствует приближение финала. Отсюда и гнев, и злость, и раздражение – чувствует, но сделать ничего не может. Жаль, что в свое время она рассказала Ярославу абсолютно все, ничего не утаив. Но тогда они были еще почти дети и полностью доверяли друг другу, Олесе было по-настоящему страшно, и нести такой груз одной – знать, что их ожидает в будущем, – показалось непосильно тяжелой ношей.
Санаторий Дарьино, 1998 год
И хоть жизнь в санатории оказалась не такой уж грустной, как Олесе изначально представлялось, она с нетерпением ожидала суббот, когда к ней приезжала семья. Правилами лечебного заведения были разрешены визиты по выходным. По субботам, начиная с десяти утра и до полудня, раз в полчаса от станции до санатория ходил специальный автобус. Два последних рейса он совершал в семь и восемь вечера, и те из родителей, кто желал остаться на воскресенье, могли забронировать номер в гостинице в соседнем поселке. Но добираться туда и обратно приходилось уже на такси.
К Олесе семья приезжала в полном составе и обязательно на все выходные. Девочку забирали из санатория сразу после завтрака и пешком добирались до облюбованного ими в леске места. Там они расстилали на траве большое коричневое покрывало, купленное специально для пикников, доставали из сумок и корзин провизию и начинали неспешно готовиться к раннему обеду. Папа разводил аккуратный костер, мама нанизывала на шампуры кусочки замаринованного мяса, Олеся с Ярославом резали овощи, раскладывали одноразовую посуду и выкладывали в глубокую миску заранее нарезанные ломти хлеба. В ожидании шашлыка, который неизменно готовил папа, дети играли в карты, в мяч или бадминтон. А после плотного неторопливого обеда, сопровождаемого обменом новостями за неделю, аккуратно убирали за собой, гасили тлеющие угли и спускались к реке загорать и купаться. Папа втыкал в мелкий речной песок широкий разноцветный зонт, под которым белокожие дочь и жена могли прятаться от солнца, а для себя и Ярослава стелил сложенное вдвое покрывало. Когда время подходило к ужину, Олесю приводили обратно в санаторий и прощались с ней до следующего дня. А по воскресеньям они всей семьей уже совершали прогулки по окрестностям.
Та суббота, третья по счету, начиналась по привычному сценарию. Над лесом уже поднимался, устремляясь к небу, аппетитный запах шашлыков, мама крошила в миску овощи и зелень, Ярослав с Олесей играли на полянке в мяч, бросая его через натянутую между деревьями сетку. В какой-то момент брат не рассчитал с подачей, и мяч, улетев далеко Олесе за спину, стремительно покатился по поляне.
– Я принесу! – крикнула девочка. После трех недель в санатории и процедур чувствовала она себя отлично, боли почти не беспокоили ее, Олеся ощущала в ногах непривычный прилив силы и потому бросилась догонять мяч бегом. Краем глаза она успела поймать счастливый взгляд мамы, обрадованной хорошим самочувствием дочери.
Однако, как она ни торопилась, мяч потерялся. Вот только что, мелькая черными и белыми «заплатками», он катился по траве, и вдруг исчез, словно провалился под землю. Олеся остановилась и обеспокоенно огляделась по сторонам. С поляны, на которой отдыхала ее семья, доносились приглушенные голоса, но, оглянувшись назад, девочка уже не смогла никого увидеть из-за густого частокола деревьев. Ничего, не страшно, далеко она все равно не ушла. Мяч должен быть где-то здесь. Олеся поискала в кустарнике, думая, что он застрял в густых колючих ветвях малины, но безуспешно. Оглядевшись, она обнаружила впереди небольшой спуск. Скорей всего, мяч скатился по нему. Девочка неосторожно бросилась бегом вниз и тут же оказалась наказана за свою неосторожность: правая нога заскользила, Олеся не удержала равновесия и, упав, покатилась по склону. Испугаться она не успела. Только, оказавшись уже внизу, первым делом подумала, что наверняка вся испачкалась в земле и траве, но, оглядев себя, увидела, что ее одежда, не считая налипших сухих травинок, чистая и не порванная. Только на голени розовела свежая ссадина. Так, пустяк, даже не до крови сбила. Олеся поднялась на ноги и от удивления забыла отряхнуться. Шагах в пяти от нее стоял домик, сложенный из потемневших от времени бревен, глубоко вросший в землю и припорошенный, словно гриб, старой листвой и хвоей. Дверь его была приоткрыта, и в темном проходе за нею белел круглым боком мяч. Олеся растерянно замерла, не зная, что предпринять: тихонько, не привлекая к себе внимания, достать мяч или все же вежливо постучать и спросить у владельца избушки разрешения? Но кто знает, кто может выйти к ней. Кто поселился в таком уединенном месте? Вдруг Баба-яга?.. Конечно, в то, что в самом настоящем, не сказочном, лесу может отыскаться Баба-яга, Олеся всерьез не верила, но в этот момент ей сделалось так жутко, что она едва не поддалась порыву убежать без мяча. Пересилив себя, она тихонько подкралась к домику и на цыпочках вошла за дверь. Но когда мяч уже оказался у нее в руках, неожиданно возникшее любопытство удержало ее на месте вопреки всем предостережениям здравого смысла. И Олеся с мячом в руках сделала вперед несколько осторожных шагов. На нее пахнуло запахом сухих трав и, почему-то, яблочного компота. Аромат этот не отпугнул ее, наоборот, еще больше раздразнил интерес. И, миновав крошечную прихожую, девочка вошла в комнату. Свет из двух небольших окошек не мог рассеять полумрак. Ей понадобилось немного времени для того, чтобы глаза адаптировались к сумраку и смогли разглядеть убранство избушки. Первым делом Олеся увидела стоявший посреди квадратной комнаты грубо сколоченный деревянный стол, столешница которого была испещрена, словно лицо древнего старика – морщинами, глубокими трещинами. На столе стояла деревянная ступка с пестиком, рядом – несколько деревянных и глиняных плошек. Олеся подняла взгляд и увидела развешанные под потолком пучки трав. Некоторые пучки были уже совсем сухими, другие – еще свежими, видимо, их недавно вывесили для просушки. Одну из стен украшали низки грибов и сушеных яблок. На деревянных полочках в порядке возрастания аккуратно выстроились плошки, миски, горшочки и горшки. Деревянный некрашеный пол аккуратно выметен. Завороженно рассматривая обстановку, Олеся не сразу увидела у очага, разведенного в самом дальнем углу, стоявшую к ней спиной женщину. И только когда хозяйка пошевелилась, девочка испуганно ойкнула и сделала шаг назад, прижимая обеими руками мяч к груди, словно тот мог ее защитить. Женщина, чуть припадая на левую ногу, отошла от очага, и Олеся успела увидеть на огне большой котел, в котором булькала какая-то жидкость.
– Проходи, чего стоишь? – сказала хозяйка, словно ничуть не удивившись визиту. Определить ее возраст оказалось не так просто: волосы седые, лицо испещряли мелкие морщинки, но кожа обнаженных рук оказалась гладкой, как у юной девушки. Она чуть ссутулилась и прихрамывала, но при этом каждое движение ее рук было наполнено плавностью и грацией. Одета незнакомка была в скромное, даже строгое, длинное платье темно-серого цвета. Когда Олеся робко ступила вперед, женщина указала ей рукой на лавку, и девочка послушно присела за стол, ожидая, что последует дальше. А хозяйка вдруг вышла за шторку, висевшую рядом с очагом, и вернулась уже с глиняным кувшином в одной руке и кружкой – в другой. Под мышкой она держала завернутую в полотенце половинку каравая. Положив все на стол, женщина сняла со стены доску, нож, отрезала от каравая крупный кусок и прямо на доске пододвинула хлеб девочке. Затем налила в кружку холодного молока и сказала:
