Татьяна Полякова - Испанская легенда
Он извлек журнал и пару газет (их он тоже выписывал по привычке, сердился, иногда приходил в ярость, обзывая журналистов похабниками, однако привычек не менял) и уже хотел закрыть ящик, но вдруг в досаде покачал головой:
– Опять дети бросили какую-то гадость.
Дом у нас пятиэтажный, подъезд с кодовым замком, а детей – раз, два и обчелся, но иногда, конечно, они хулиганят. К примеру, нарисовали на стене первого этажа обнаженную девицу, снабдив рисунок надписью «Юлька – девочка порядочная», а ниже приписали: «Всем по порядку». Виновник найден не был, а отец Юльки, веснушчатой девчонки, жившей на первом этаже, надпись закрасил, а вот голую девицу почему-то оставил. В прошлом году в один из ящиков запихнули дохлую мышь, Ольга Павловна, наша соседка по лестничной клетке, увидев ее, едва не упала в обморок. С молодежью была проведена разъяснительная беседа, и хулиганство прекратилось.
Я на всякий случай отвернулась, опасаясь, что дядя Лева обнаружил очередного грызуна, хотя меня дохлая мышь лишиться чувств не заставит. Никаких умерщвленных созданий. Дядя Лева достал небольшой целлофановый пакетик, такие в магазинах используют для всякого мелкого товара вроде пуговиц, и теперь с удивлением его разглядывал. В пакетике лежала черная бархатная резинка для волос, украшенная бусинками бледно-розового цвета, вещица дешевая и безвкусная. Можно смело выкинуть ее в мусорный контейнер.
– Это твое? – спросил дядя Лева, а я закатила глаза, давая понять, что его оценка моего вкуса явно занижена, и поинтересовалась:
– Мы идем?
Дядя Лева продолжал разглядывать пакет, хотя ничего интересного в нем не было. На резинке остались светлые волосы, а еще... а еще на ней были какие-то пятна.
– Дядя Лева, опоздаем, – напомнила я.
Он все-таки открыл пакет и стал разглядывать резинку, не притрагиваясь к ней. Это занятие казалось мне верхом глупости, пока он не произнес:
– По-моему, это кровь.
Я молчала, он тоже молчал, потом сунул пакет в карман.
– Что ты с этим собираешься делать? – спросила я.
– Позвоню Константину.
– Константину Ивановичу? Зачем?
– А кому еще? Если это кровь... черт знает, что такое.
Он покачал головой и направился к выходу, держа журнал и газеты под мышкой. По тому, как он двигался, как хмурил брови, стало ясно: находка произвела на него неприятное впечатление.
Я в отличие от него отнеслась к ней спокойно, на резинке могут быть просто пятна, совсем необязательно, что кровавые. Совать эту дрянь к нам в почтовый ящик, конечно, не следовало, а то, что резинку заботливо упаковали, меня слегка смущало. Может, кто-то вернул вещицу все той же Юльке и ошибся ящиком, они, кстати, расположены рядом.
Водитель дяди Левы поздоровался, улыбнулся мне и спросил:
– Куда сначала?
– Отвезем Изабеллу к зубному.
Я стала объяснять, куда ехать, а дядя Лева достал мобильный.
– Константин, доброе утро. Может быть, из-за пустяка тебя тревожу, я нашел в почтовом ящике дамскую вещицу, которой стягивают волосы.
– Дядя Лева, это резинка, – подсказала я.
– Да, резинку. Не мог бы кто-нибудь из твоих ребят взглянуть на нее? Что меня тревожит? Пятна, похожие на кровь. Да, я буду у себя. Спасибо.
Дядя Лева заметно успокоился, а через двадцать минут меня высадили у клиники.
Поход к зубному врачу всегда вызывает трепет, и об утреннем инциденте я мгновенно забыла. Вернувшись с работы, дядя Лева о нем тоже не вспомнил.
Днем позвонил Мартин, из-за жары в офисе ему не сиделось, и он улизнул оттуда пораньше. Прихватив Настю, а потом и Толика, мы поехали купаться. Катались на лодке, поужинали в ресторане, в общем, день был насыщенным, а главное, приятным. Мартин держал меня за руку, был предупредителен и так заботливо-нежен, что Настя никак не желала поверить, что между нами «ничего нет».
– Чего ты мне голову морочишь? Он ведет себя как новобрачный. Толик и тот сказал: Мартин влюблен.
– Много Толик понимает, – отрезала я.
Однако я вынуждена была признать, что Мартин свое отношение ко мне изменил. Теперь в нем появилась долгожданная серьезность. Думаю, перемены произошли благодаря нашему разговору после гибели Сергея. Мартин преисполнился ответственности, явно продиктованной чувством долга. Это и смущало. Чувство долга так легко принять за любовь. В общем, я не знала, радоваться мне или нет. И хоть я истязала себя подобными мыслями, одно присутствие Мартина наполняло душу радостью, а мою жизнь смыслом. Короче, я была влюблена по самые уши. И только страх всего лишиться удерживал меня от решительного шага. Но я уже воображала вожделенный миг, задерживая взгляд то на его руках, то на груди, восхищаясь неземным совершенством Мартина, и замирала от его прикосновений.
Подъехав к моему дому, Мартин, поцеловав меня на прощание, сказал дурашливо:
– Не пора ли нам слиться в объятиях? – И все испортил.
– Не пора, – ответила я.
– Можно узнать, как долго мне еще мучиться?
– А ты мучаешься?
– А ты как думаешь? Кончится тем, что я стану импотентом.
Я покраснела, он оторопело взглянул на меня, буркнул:
– С ума сойти. – И добавил: – Иди уже.
«Какого черта я с ним не поехала? – поднимаясь по лестнице, думала я. – Если он меня бросит, то бросит по-любому, а если я буду вести себя как тургеневская барышня, бросит очень скоро». В общем, в голове был полный кавардак.
Дядя Лева читал журнал в гостиной. Я прошмыгнула в свою комнату и предалась мечтам. Зазвонил телефон в холле. Мои знакомые предпочитали мобильный, и я решила: звонят дяде Леве. Услышала его шаги и успокоилась. Звонок смолк, но через пять минут раздался вновь. Дядя Лева заглянул в мою комнату.
– Это не тебя ли женихи домогаются? – спросил с усмешкой. – Снимаю трубку, молчат.
– Какие женихи, дядя Лева?
– Значит, кто-то развлекается, – сказал он.
Телефон зазвонил минут через десять, на этот раз дядя Лева отвечать не торопился, звонок меня раздражал, я вышла из комнаты и сняла трубку.
– Да. – В трубке была тишина, потом раздался вздох. Только я собралась сказать что-нибудь забористое, как услышала тихий шепот:
– Алекс... Алекс вернулся.
– Большой ему привет, – ответила я и повесила трубку.
– Что? – спросил дядя.
– Видимо, кто-то выпил лишнего.
Дядя Лева покачал головой и уткнулся в журнал.
Я отправилась в ванную, а вернувшись к себе, юркнула в постель и блаженно закрыла глаза.
Мне приснилась мама, такая, какой я ее знала по многочисленным фотографиям. Высокая, в длинном белом платье, волосы падали на плечи, а губы улыбались. Она держала в руках поднос с яблочным пирогом, поставила его на стол и сказала:
– Зови мальчиков, будем пить чай.
Я вприпрыжку спустилась по ступенькам веранды, навстречу мне шли братья. У Хорхе в руках была удочка, Рамон нес армейский котелок, в котором плескалась вода.
– Наконец-то, – покачала головой мама. – А где Алекс? – Подошла к перилам и громко позвала: – Алекс, Алекс, мы тебя ждем!..
Я проснулась в предрассветных сумерках и долго лежала, пытаясь собрать воедино обрывки сна. Алекс... Алекс... Как же я могла забыть... Сердце отбивало барабанную дробь в такт непроизнесенному имени. Я вскочила, включила свет, бросилась к шкафу, где хранились альбомы с детскими фотографиями. Фотографий было много, не меньше сотни. Вот я... вот папа с мамой... опять я, на коленях у дяди Левы... Рамон, Хорхе... я с братьями на лесной полянке... мальчишки на рыбалке, старший брат таращится в объектив, держа в руках здоровенную рыбу... а вот и наш катер, надпись на борту «Санта-Мария», я и братья на корме, на мне белый платочек, мальчишки стоят подбоченясь, как настоящие морские волки... Толик, Кешка и Настя, мы с Викой на качелях... И ни одного снимка с Алексом. Ни одного. Как будто его и не было в моей жизни.
Я сидела в кресле, перебирала фотографии и ждала утра, ждала момента, когда дядя Лева проснется и я смогу с ним поговорить.
В семь я услышала, как скрипнула дверь ванной, и бросилась на кухню. Сварила кофе, быстро собрала на стол. Дядя Лева, увидев меня, удивился:
– Ты уже встала? Так рано?
Я села напротив и попросила:
– Дядя Лева, расскажи мне про Алекса.
Его рука, потянувшаяся к чашке, вдруг замерла.
– Странно, что ты никогда раньше о нем не спрашивала, – внимательно посмотрев на меня, сказал дядя Лева. – Почему?
– Я его совсем не помню. Что-то очень смутное...
– Почему вдруг сегодня?
– Сон приснился. Мама, братья... и он.
– Вот как, – дядя Лева вздохнул. – Давай отложим этот разговор на вечер, – взглянув на часы, сказал он. – Сегодня мне надо быть на работе пораньше...
– Я не нашла ни одной его фотографии.
– Где-нибудь лежат...
День ушел на поиски. Я обшарила антресоли, кладовку и все шкафы, даже те, что были в кабинете дяди Левы. Нашла коробку старых фотографий: бабушка, мама, бабушкина сестра и ее дочь. И ни одного фото, где мамина двоюродная сестра была со своей семьей: мужем и сыном. Алексу было тринадцать или четырнадцать, когда он появился у нас. Немыслимо, чтобы за все время он ни разу не фотографировался. Может быть, когда делали ремонт, фотографии по ошибке выбросили? Возможно такое?
