Анна Данилова - Серебряная пуля в сердце
– Это нервы, – серьезно сказала Маша.
– А по-моему, это пирожные… Не надо было мне последнее есть…
И Гриша, сорвавшись с места, бросился в туалет. А Маша, оставшись одна, расплакалась. Вся ее грустная, без любви и радости жизнь показалась ей сущим обманом. Танька с Самарцевым теперь уже не скрывались, ходили открыто в обнимку, целовались на глазах у всей школы, все знали, что они живут как взрослые. А Маша заставляла себя делать вид, что ей все равно, что она разлюбила Самарцева и что ей нет никакого дела до Таньки. И никто не знал, что она весь этот год только и думала над тем, как убить ее. Как сделать так, чтобы она исчезла навсегда. Чтобы никто не видел ее счастливой физиономии и стройных ног, кудрявых рыжих волос и сияющей улыбки. Чтобы Самарцев высох с горя по своей подружке. И чтобы, самое главное, никто не догадался, чьих это рук дело.
Это были самые сокровенные и страшные мысли Маши, ее нервы и душевная боль, которая ни на минуту не отпускала ее. Особенно плодотворными в этом плане были ночи, когда она, оставшись одна в комнате, могла предаться самым дерзким мечтам. Сколько маленьких криминальных сюжетов она прокручивала в своем воспаленном и больном от ревности и ненависти мозгу! Такой фантазии мог бы позавидовать сам Жапризо! Важными в этом деле были два пункта: непременная мучительная смерть соперницы и ее собственная, Машкина, безнаказанность. Чтобы у нее было стопроцентное алиби и чтобы никому и в голову не могло прийти, что убийство совершила именно она.
Наемного убийцу она отмела сразу же, поскольку никому не доверяла. Разве что Гришке, но она никогда не впутает его в эту историю. У него своя жизнь.
Конечно, самое безупречное убийство – это то, которое окружающими воспринимается как несчастный случай. Вот как со Стеллой, к примеру. Человек, убивший ее, рассчитал все идеально. Убийство на глазах у целой толпы потных, разгоряченных спором людей. Один удар, и дело в шляпе. И ведь поначалу именно так и решили, что это несчастный случай, и дело было закрыто. И если бы не папина настойчивость, никто бы о нем и не вспомнил. Потому что никому на всем белом свете не было дела до смерти Стеллы. Просто удивительное стечение обстоятельств поспособствовало тому, чтобы дело Стеллы было пересмотрено. Пусть и неофициально, пусть с помощью частных юристов-сыщиков, это неважно. Если за это дело взялась сама Лиза Травина, значит, убийце недолго оставаться на свободе. Тем более если это Бобров.
Вернулся Гриша. Умытый, бледный, серьезный.
– Знаешь, мне кажется, что меня затошнило все-таки не от пирожного, а от того, что ты мне рассказала про маму. Я так хорошо представил себе, как этот Бобров ударил нашу Стеллу, что мне сразу стало нехорошо. Машка, может, ты все-таки что-то не так поняла? Неужели ты действительно веришь в то, что мама хотела смерти Стеллы?
– Я бы так не думала, если бы сама лично не слышала, как она разговаривала с Бобровым, как жаловалась на Стеллу.
– Но жаловаться и просить ее убить – не одно и то же, согласись?
– Знаешь, Гриша, она и раньше не стеснялась в выражениях, когда речь заходила о Стелле, и тогда я, может, и не придала такого значения ее словам, больше того, восприняла их скорее как ее желание просто остудить Боброва, ну, ты понимаешь? Чтобы его мысли повернуть в другую сторону. Чтобы он отстал от нее, понимаешь? – Она начала злиться на брата, что ей приходится объяснять ему такие простые вещи. – Только когда Стелла умерла, я вспомнила это, сопоставила некоторые даты, и получилось, что Бобров на самом деле мог это провернуть. Чтобы угодить маме.
– Ты еще скажи, что он сделал это из-за любви к ней… Глупости все это! Бобров – уважаемый человек, серьезный. Не стал бы он пачкаться…
– Много ты понимаешь во взрослой жизни! Женщина всегда подсознательно ждет от мужчины подвига.
– Даже такого глупого?
– Чтобы он совершил ради нее что-нибудь такое, экстраординарное. В этом случае, например, он избавил ее от раздражающего фактора, понимаешь? Мама терпеть не могла Стеллу, и вот ее не стало.
– Что будем делать? – нахмурился обескураженный Гриша. – Давай попросимся к отцу пожить. Вместе.
– Думаешь, он примет нас?
– Да он же любит нас! Или ты думаешь, что мы потеряли и мать и отца?!
– Как это?
– Да очень просто! Если мама причастна к убийству Стеллы, то я не стану жить с ней. Моя мать не может быть убийцей…
Маша смотрела на брата, и сердце ее сжималось. Она вдруг поняла, что совершила огромную ошибку, позволив себе откровенничать с младшим братом. Да она ему, по сути, разбила сердце! У него в последнее время и без того не в порядке с нервами. Он плачет по ночам. У него нет аппетита, он тает на глазах. И это просто чудо, что сегодня он так жадно ел пирожные. Смерть любимой тети, уход отца, а теперь еще и предательство матери…
Маша протянула руку, схватила мягкую теплую ладошку брата и сжала ее.
– Гриша, пожалуйста, не принимай все так близко к сердцу… Может, на самом деле я что-то не так поняла, и это просто совпадение, что они поговорили о Стелле, а потом ее не стало.
– Я хочу к папе, – по щеке Гриши скатилась крупная слеза. – Хочу к папе.
– Успокойся. Мы сейчас позвоним и скажем, что приедем к нему.
– А если он не согласится?
– Это тоже не должно стать для тебя трагедией. У папы много дел, у него, возможно, есть заказы, он работает, ты же знаешь… В любом случае ты должен успокоиться. Давай вытирай свои слезки, – Маша протянула брату салфетку, – а я наберу папу.
– Хочу к папе, – Гриша уронил свою светловолосую голову на руки и заплакал.
13
Денис задержался в конторе допоздна, разглядывая до боли в глазах разложенные на столе снимки, добытые им в течение дня у разных людей и при различных обстоятельствах, по сути, драгоценные снимки, если учесть еще и реальные деньги, которые он заплатил ленивым и равнодушным свидетелям, участникам рокового собрания, но не нашел ни одного человека, который мог бы убить Стеллу. В его представлении этим человеком должен был быть крепкого сложения высокий и сильный мужчина, находящийся поблизости от Стеллы. Но ни одного подходящего человека он рядом с ней так и не увидел. И это при том, что большинство снимков были панорамного плана, то есть охватывали почти всех присутствующих в зале людей. В основном, конечно, эти снимки принадлежали фотокорреспонденту, действовавшему по заданию редакции, а он-то уж знал, что делает. Ему надо было показать масштаб события, массовость, поэтому-то в кадры попали практически все присутствующие. И почти на каждом снимке присутствовала Стелла. Она меняла местоположение, вероятно, в зависимости от того, кто ее окружал. Иногда ее теснили к самому выходу, иногда ей удавалось продвинуться вперед. Лицо ее было серьезным, сосредоточенным, казалось, она внимательно слушала выступающих за трибуной ораторов. И только два раза рядом с ней находилась Таисия, которая в основном только и делала, что общалась с самыми разными людьми в самых разных точках зала. Видно было ее и в очереди выступающих, и у входа, и даже возле старой трибуны, где она стояла в задумчивости, закусив согнутый указательный палец левой руки – вероятно, это ее многолетняя, устоявшаяся привычка.
Мужчины, среди которых находилась Стелла, были обыкновенными, не спортивными, так, мужички – либо худые и жилистые, либо рыхлые. Лица почти всех присутствующих блестели от пота, в глазах читались ненависть, раздражение. У многих людей в руках были сложенные газеты или у женщин – веера, которыми они обмахивались от жары.
Денис пытался составить хронологию событий, очередность выступающих за трибуной, но у него это не получалось. Да и протокола ведения этого собрания при всей видимой организованности все же не было. Одно было ясно: никто из толпы не заметил исчезновения хрупкой молодой женщины, никто не придал значения ее стону или вскрику в момент, когда ее ударили и отволокли в угол, под навес из бархатной ткани и полиэтиленовой пленки, уложили рядом со старой трибуной.
Денис отметил про себя, что Стелла была красивой девушкой, и ее убийство могло быть связано и с ее личной жизнью. Возможно, она кого-то отвергла. Не исключено, что этот ребенок, которого она носила, был вовсе и не от Германа…
Сколько же тайн унесла Стелла с собой в могилу? И самая главная – имя убийцы.
Денис собрал все фотографии и сложил их в пакет, спрятал в стол.
Стоп. Снова он воспринимает ее смерть как единственную, ни с какой другой не связанную. Плывет по течению личностных мотивов, в то время как убиты еще две женщины, и всех их объединяют эти кулоны. Может, у них был один и тот же любовник, который в свое время подарил каждой из них кулон? А потом женщины узнали о существовании друг друга, встретились, познакомились и придумали ему, подлому, месть. Возможно даже, совершили. Отсекли ему нечто важное, причинное. Вот он, оправившись, и пошел мстить, убивать направо и налево… Вполне жизнеспособная версия, если бы не личность Стеллы. За все время, что Денис занимался этим делом, у него успело сложиться определенное мнение о Стелле. И если двух других женщин он практически не знал, поскольку у него не было о них почти никакой информации, то о Стелле он успел узнать многое от Лизы и Глафиры, которые, в свою очередь, общались с Дмитрием Арсениным. Ну не могла Стелла принимать участие в подобных мерзких «казнях»! Да и мужчины у нее, кроме Германа, скорее всего, не было.
