Анжела Марсонс - Немой крик
Брайант продолжал кипеть.
– Как ты можешь знать, что я понял, когда ты не дала мне даже шанса попытаться что-то выяснить? Он очень нервничал, шеф!
Поднимаясь вверх по холму, Ким покачала головой.
Она прошла мимо Дэниела Бэйта, который, с собакой на поводке, возвращался к машине.
– Привет, инспектор. Все никак не можете нас забыть? – улыбнулся он.
– Точно, док. Не могу, – ответила Стоун, даже не остановившись.
– Шеф, что, черт возьми, происходит?! – выпалил Брайант, когда они подошли к машине. – Раньше ты никогда не боялась прямой конфронтации. Этот парень настолько разнервничался, а ты просто взяла и ушла!
– Вот именно.
– Он уже был готов вышвырнуть нас силой!
– Вот именно. Ты абсолютно прав, – Ким повернулась и посмотрела на своего друга поверх крыши машины. – Потому что ему срочно надо было поменять подгузник своей дочери.
Глава 27
Дом для престарелых был идеально симметричен. Во входном шлюзе, друг напротив друга, располагались две стеклянные двери. По правую руку от Ким оказался крохотный офис, в котором стояла пара столов и сидела женщина в черной футболке. Привратник.
– Могу я чем-то помочь? – Инспектор скорее прочитала по губам, чем услышала вопрос через стеклянный барьер, который их разделял.
– Мы хотели бы поговорить с одной из ваших пациенток, – сказала Стоун.
Служащая пожала плечами, явно не поняв, что ей сказали. Ким указала на раздвигающиеся двери, но женщина покачала головой и произнесла одними губами: «Только в случае тревоги».
На мгновение инспектор почувствовала себя закрытой в какой-то дезактивационной камере. Она показала на внутренние раздвижные двери. Женщина кивнула и, в свою очередь, ткнула пальцем в журнал, который лежал справа от окна. Правой рукой она сделала какой-то пишущий жест, и Ким поняла, что ей велят записаться в журнал.
– Это сразу заставило меня вспомнить о мировых достижениях в сфере коммуникаций, – пробормотала она Брайанту. Они записались и стали ждать сигнала.
Войдя в здание, Стоун тут же поняла, что в нем живут два мало связанных друг с другом сообщества людей. С левой стороны находились еще ходячие резиденты. Кто-то передвигался при помощи ходунков, а некоторые сидели в креслах на колесах, погруженные в беседу. На экране телевизора Филип Шофилд[42] бубнил что-то о том, как надо управлять своими собственными деньгами. Все резиденты повернулись и теперь смотрели в сторону полицейских – новых, свежих посетителей с незнакомыми лицами.
С правой стороны звуков почти не доносилось. Сестра провезла тележку с набором лекарств для раздачи больным. На них никто и не посмотрел.
Женщина за стеклом вышла из своей комнатки. Прямо над левой грудью она успела прикрепить именной знак с надписью: «КЭТ».
– Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Мы хотели бы переговорить с одной из ваших пациенток, – сообщила ей инспектор. – С Мэри Эндрюс.
Кэт подняла руку к горлу.
– Вы ее родственники?
– Мы из полиции, – ответил Брайант. Он еще продолжал говорить, но по реакции женщины Ким поняла, что случилось что-то малоприятное. Они опоздали.
– Мне очень жаль, но Мэри Эндрюс умерла десять дней назад.
Еще до того, как все началось, машинально подумала Ким. Или, может быть, именно с этого все и началось?
– Спасибо, – ответил Брайант. – Мы переговорим с патологоанатомом.
– А это еще зачем? – спросила Кэт.
– Чтобы узнать, от чего она умерла, – пояснил сержант.
Ким развернулась и толкнула дверь, но та оказалась запертой.
– Вскрытия Мэри Эндрюс не было, – ответила служащая. – Она была неизлечимо больна – рак поджелудочной железы, – так что ее смерть никого сильно не удивила. Не было никакого смысла подвергать ее семью дополнительным испытаниям, так что ее выписали прямо к Хиктонам.
Ким не надо было объяснять, о чем идет речь. Любой в округе знал имена владельцев кладбища Крэдли Хит. Они хоронили жителей города с 1909 года.
– В день смерти у Мэри Эндрюс были посетители? – спросила Стоун.
– У нас здесь пятьдесят шесть резидентов, так что, думаю, вы извините меня, если я скажу, что не помню.
В голосе Кэт звучала враждебность, но Ким не обратила на это внимания.
– Но вы не будете возражать, если мы посмотрим ваш журнал посещений?
Служащая задумалась на мгновение, а потом кивнула в знак согласия. Она нажала зеленую кнопку, двери раздвинулись, и Ким смогла пройти во входной шлюз. Пока она листала журнал, Брайант ногой придерживал дверь, чтобы та не закрылась.
– Сэр, или вы дадите двери закрыться за вами, или сейчас прозвучит тревога, – предупредила его Кэт.
Получив по заслугам, сержант тоже вышел во входной шлюз.
– Что с тобой происходит? Ты, что, имеешь что-то против стариков? – спросила Стоун, заметив внезапно окаменевшее лицо Брайанта.
– Да нет. Просто такие места вгоняют меня в депрессию, – проворчал тот.
– Что? – переспросила Ким, перевернув еще пару страниц.
– Ну, когда начинаешь понимать, что для них это уже последняя остановка. Когда ты еще в реальном и бескрайнем мире, то может произойти все, что угодно, но когда ты попадаешь в такое место, у тебя остается всего один выход…
– Хмммм, веселые же у тебя мысли… Вот, – сказала инспектор, постучав пальцем по странице. – Десятого числа в двенадцать пятнадцать. В графе «Имя» посетители, которые хотели навестить Мэри Эндрюс, написали что-то совсем не читаемое.
Брайант показал пальцем на верхний правый угол фойе.
Ким повернулась и постучала по стеклу. Из-за него на полицейских оскалилась Кэт. Инспектор указала на внутренние двери. Раздался зуммер.
– Нам надо посмотреть записи с ваших камер наблюдения.
Сначала было похоже, что сотрудница дома престарелых хочет послать незваных гостей куда подальше, но потом ее настроение быстро изменилось.
– Сюда, – поманила она их за собой.
Они прошли следом за ней через основной офис и оказались в маленькой каморке.
– Все здесь, – сказала Кэт и вышла.
Помещение, в котором они оказались, сложно было назвать комнатой. Здесь хватило места только для стола, на котором стоял старенький монитор и лежал пульт управления. Сбоку пристроился пленочный видеомагнитофон.
– О цифровой записи можно и не мечтать, – пожаловался Брайант.
– Да, придется удовлетвориться старой доброй пленкой. Только бы они были пронумерованы! – Ким уселась на единственный стул, а ее коллега занялся шкафами с записями.
– На нужную нам дату есть всего две кассеты, – сообщил он вскоре. – Одна дневная и одна ночная. Пленки здесь меняют каждые двенадцать часов.
– Значит, пишут с временны́ми интервалами.
– Боюсь, что так, – Брайант взял кассету.
С точки зрения доказательной базы, запись в реальном времени вполне подходила, потому что фиксировала все подряд. А вот при записи с временными интервалами камера включалась через определенные промежутки времени, так что запись воспроизводилась рывками, и изображение выглядело набором фотографий.
Ким вставила кассету в видеомагнитофон. Экран осветился, и она перемотала пленку на нужное им время.
– Ты видишь то же, что и я? – спросила инспектор через несколько мгновений.
– Пленка пришла в полную негодность. Проклятие, на ней ничего не видно!
– Как думаешь, сколько раз ее использовали? – спросила Стоун, откинувшись на спинку стула.
– Судя по качеству изображения, никак не меньше ста.
Пленки для видеокамер внутреннего наблюдения обычно уничтожались после двенадцати циклов, чтобы избежать того, что напарники видели сейчас на экране.
Ким продолжала рассматривать размытые фигуры входящие и выходящие из фойе.
– Боже, вот это вполне могла бы быть я сама! – вырвалось у нее.
– И это действительно ты, шеф? – серьезно поинтересовался Брайант.
Стоун отклонилась назад и открыла дверь.
– Кэт! – крикнула она. – Можно вас на минутку?
Служащая появилась на пороге.
– Знаете, инспектор, вам совсем не обязательно….
– Мы забираем эту пленку, – объявила Ким.
– Окей, – пожала плечами Кэт.
– Где мы должны расписаться?
– Чего?
– Брайант!.. – произнесла Стоун в полном изнеможении.
Полицейский вырвал листок из своего блокнота и написал на нем порядковый номер пленки, их с Ким имена и название полицейского участка.
Работница дома престарелых взяла листок, хотя было видно, что она не понимает, зачем он ей нужен.
– Кэт, а вы понимаете, что эта ваша система наблюдения абсолютно бесполезна? – спросила ее Ким.
Женщина посмотрела на нее, как на полную идиотку.
– Инспектор, это дом престарелых, а не тюрьма для особо опасных преступников. – Она явно почувствовала себя триумфатором.
