Марио Пьюзо - Крестный отец
Майкл почувствовал вину по отношению к отцу. Его отец продырявлен, как сито, а до него лучше всего дошли слова Хагена о том, что речь идет о бизнесе, а не о сведении личных счетов. Отец расплатился за силу, которой обладал всю свою жизнь, за уважение, которое он отобрал у окружавших его.
Майклу захотелось уйти от всего этого, жить своей жизнью. Он чувствовал, что не может окончательно порвать с семьей, пока не пройдет кризис. Он должен помогать, не лишаясь статуса «гражданского лица». Вдруг ему стало ясно, что его не устраивает отведенная ему роль, роль нестроевого, роль убежденного пацифиста. Поэтому и слово «гражданский» то и дело проникая в сознание, заставляло Майкла сердиться.
Кей ждала его в вестибюле гостиницы. (Двое из людей Клеменца отвезли его в город и выпустили на ближайшем от гостиницы перекрестке, предварительно убедившись, что за ними никто не следит.)
Они поужинали и выпили несколько стаканов виски.
– В котором часу ты идешь к отцу? – спросила Кей.
Майкл посмотрел на часы.
– В 8.30 официально прекращается посещение больных. Пойду, когда там никого не будет. Меня пропустят. У него своя палата, так что я просто смогу посидеть некоторое время рядом с ним. Не думаю, что он уже в состоянии говорить или просто понять, что я пришел навестить его. Но я обязан пойти к нему.
– Я переживаю за твоего отца, – тихо сказала Кей. – На свадьбе он показался мне таким добрым. Я не верю тому, что о нем пишут газеты. Уверена, что почти все – ложь.
– Я тоже так думаю, – вежливо ответил Майкл.
Он и сам поразился осторожности, которую соблюдал в разговоре с Кей. Он любил ее, верил ей, но никогда не станет рассказывать ей секреты из жизни отца и всего семейства. Она посторонний человек.
– А что с тобой? – спросила она. – Ты тоже можешь оказаться замешанным в эту войну банд, о которой с такой радостью пишут газеты?
Майкл улыбнулся, распахнул пальто и сказал:
– Посмотри, пистолетов нет.
Кей рассмеялась. Было уже поздно, и они поднялись в номер. Она приготовила две порции коктейля, села к нему на колени и начала потихоньку пить. Под платьем она казалась шелковой, его рука дотронулась до ее белоснежного бедра. Одетые, они вместе упали на кровать…
– Это у вас, солдат, называют раз-два? – проговорила через несколько минут Кей.
– Да, – ответил Майкл.
– Неплохо, – сказала Кей сдержанным тоном.
Они продремали некоторое время, потом Майкл встал и озабоченно посмотрел на часы.
– Черт побери, – сказал он. – Почти десять. Надо идти в больницу.
Он пошел в ванную помыться и причесаться. Кей вошла за ним и руками обняла его за талию.
– Когда мы поженимся? – спросила она.
– Когда захочешь, – ответил Майкл. – Мне кажется, ты должна все объяснить родителям.
– Чего объяснить? – тихо спросила Кей.
Майкл повел расческой по мокрым волосам.
– Скажи, что встретила хорошего и красивого парня, итальянца. Отличные оценки в Дартмуте. Крест за доблестную службу во время войны, и это вдобавок к золотому сердцу. Но его отец один из главарей мафии, которому приходится убивать дурных людей. Иногда – подкупать государственных чиновников, в него стреляют на улице, и он весь продырявлен. Но это не имеет никакого отношения к сыну, который ведет честный образ жизни и тяжело трудится. Ты считаешь, что сможешь все это запомнить?
Кей прислонилась к двери ванной комнаты:
– А это правда? – спросила она. – Это правда. – Она запнулась. – Он и в самом деле убивал?
Майкл кончил причесываться.
– Не знаю, – сказал он. – Никто не знает. Но я не буду удивлен, если узнаю, что это правда.
– Когда мы снова увидимся? – спросила она его уже у двери.
Майкл поцеловал ее.
– Я хочу, чтобы ты поехала домой и поразмыслила над всем этим у себя в деревне, – сказал он. – Я не хочу, чтобы ты была замешана в это дело. После рождественских каникул я вернусь в университет, и мы встретимся в Ганновере. О'кэй?
– О'кэй, – ответила она.
Он вышел и перед дверью лифта еще раз помахал ей на прощание рукой. Никогда она не ощущала такой близости к нему, никогда не чувствовала такой любви, и скажи ей кто-нибудь, что она снова встретится с ним только через два года, она ни за что бы не поверила бы.
Майкл вышел из такси у Французского госпиталя и был очень удивлен, увидев, что улица совершенно пуста. Войдя в больницу, он еще больше удивился, не встретив в вестибюле ни души. Чем, черт бы их побрал, занимаются Клеменца и Тессио? Разумеется, они никогда не учились в Вест-Пойнт, но у них достаточно ума, чтобы расставить охрану. По меньшей мере два человека должны были сторожить в вестибюле.
Давно ушли последние из посетителей. Было уже почти половина одиннадцатого, Майкл не стал останавливаться у информационного окошка. Он вошел в лифт. Никто его не остановил, и он беспрепятственно прошел мимо окошка сестры к палате отца. У двери палаты тоже никого не было. Где, черт побери, детективы, где, черт побери, люди Клеменца и Тессио? Может быть кто-то находится внутри? Но дверь была открыта. Майкл вошел в палату. На кровати лежал человек, и при свете декабрьской луны он увидел лицо отца. Оно ничего не выражало, грудь неравномерно поднималась и опускалась. Со стального штатива, стоявшего возле кровати, свешивались трубочки, концы которых были засунуты в рот больного. Майкл постоял несколько минут и, убедившись, что все в порядке, вышел из палаты.
Он подошел к сестре.
– Меня зовут Майкл Корлеоне, – сказал он. – Я пришел навестить отца. Что случилось с детективами, которые должны были охранять его?
Медсестра оказалась прелестным созданием.
– О, у вашего отца было слишком много посетителей, и это мешало нам работать, – сказала она. – Около двадцати минут назад прибыла полиция и заставила всех разойтись. А пять минут назад позвонили из участка и срочно вызвали детективов. Они тоже ушли. Но не беспокойтесь, я каждые несколько минут заглядываю в палату. Для этого мы и оставляем двери открытыми.
– Спасибо, – сказал Майкл. – Я посижу с ним несколько минут. О'кэй?
Она улыбнулась ему.
– Но только несколько минут. Потом, боюсь, вам придется уйти. Таковы правила, вы ведь знаете.
Майкл вернулся в палату отца. Он снял телефонную трубку и попросил связать его с домом в Лонг-Биче, назвав номер телефона, который стоял в кабинете отца. Ответил Сонни.
– Сонни, я в больнице, – прошептал Майкл. – Здесь нет никого из людей Тессио. У дверей нет детективов. Старик был совершенно беззащитен.
Голос Майкла дрожал. Последовала длинная пауза, а потом раздался низкий голос Сонни:
– Это и есть сюрприз Солоццо, о котором ты говорил.
– Я тоже так думаю, – ответил Майкл. – Но как ему удалось устроить, чтобы полицейские всех выгнали? Что случилось с людьми Тессио? Иисус, неужели этот выродок Солоццо держит всю нью-йоркскую полицию в кармане?
– Не волнуйся, мальчик, – голос Сонни и в самом деле успокаивал. – Нам снова повезло. Счастье, что ты пошел в больницу в такой час. Оставайся в палате старика. Через четверть часа там будет несколько человек. Сиди спокойно и не бойся. О'кэй, мальчик?
– Я не боюсь, – ответил Майкл. Впервые с начала всей этой истории он почувствовал дикую ненависть к врагам отца.
Он положил трубку и позвонил в колокольчик сестре. Он решил на этот раз действовать сам. Когда сестра вошла, он сказал:
– Нам придется перенести отца в другую комнату или на другой этаж. Ты можешь вынуть все эти трубочки, чтобы нам было легче выкатить кровать?
– Это смешно, – сказала сестра. – Мы должны получить разрешение врача.
Майкл говорил теперь очень быстро.
– Ты, наверное, читала о моем отце в газетах. Видишь, сегодня ночью, его никто не охраняет. Мне только что стало известно, что его собираются убить. Поверь мне, пожалуйста, и помоги.
Когда он хотел, он мог говорить очень убедительно. Сестра сказала:
– Мы не должны отсоединять трубочки. Штатив можно перенести вместе с кроватью.
– Есть здесь пустая палата? – прошептал Майкл.
– В конце коридора, – ответила сестра.
Перевозка дона заняла всего несколько минут. Потом Майкл сказал сестре:
– Оставайся здесь с ним, пока не придет помощь. Если будешь в коридоре, можешь пострадать.
Тут раздался голос отца, охрипший, но сильный.
– Майкл, это ты? Что случилось?
Майкл склонил голову над кроватью. Он взял руку отца в свою руку.
– Это я, Майк, – сказал он. – Теперь слушай, старайся не шуметь, особенно если кто-то громко произнесет твое имя. Тебя хотят убить, понял? Но я здесь, и ты можешь не бояться.
Дон Корлеоне, который еще не до конца понимал, что случилось с ним за день до этого, страдал от страшных болей, но улыбнулся своему младшему сыну и с усилием произнес:
– Почему я должен бояться? Меня впервые пытались убить, когда мне было двенадцать лет.
10