Ирина Мельникова - Ярость валькирии
«Волчица! Как есть волчица!» — с восхищением подумал Владимир и шагнул навстречу гостье.
— Как добрались? — спросил он и протянул руку, чтобы поздороваться.
Но в этот миг Сотникова покачнулась и стала оседать на пол. Кречинский подхватил ее под руки, помог подняться и понял, что гостья пьянее пьяного и едва держится на ногах.
Он выругался про себя. Этого еще не хватало! Но Мария вдруг резво облапила его, толкнула к стене и впилась в рот горячими губами. Владимир едва не потерял равновесие, обнял гостью за талию… И понял, что пропал! В руках у него трепетало, пульсировало и дрожало упругое, горячее женское тело. Что-то твердое впилось в спину и звякнуло, когда Кречинский попытался сменить положение. Оказывается, Сотникова не выпустила из рук пакет с его содержимым. И не рассталась с ним даже тогда, когда свободной рукой задрала блузу и попыталась расстегнуть джинсы Владимира.
Сердце Кречинского замерло на мгновение, а затем забилось, как у загнанного в ловушку зверя. Что делать? Он знал о кое-каких особенностях своего организма, которые усугублялись по мере увеличения принятого алкоголя, но сейчас он не мог ударить в грязь лицом! Никоим образом!
Молнию, к счастью, заело, но Сотникова от задуманного не отказалась. Жарко дыша, с остекленевшим взглядом, она сцапала Кречинского за грудки и буквально внесла его в комнату.
— Мария! — простонал он. — Проказница! Пощадите! Сначала сеанс позирования, а после к вашим услугам…
Но Сотникова словно не расслышала. Оттолкнув художника, она принялась срывать с себя одежду. Ни одна из натурщиц не была столь бесстыдной и откровенной в своей наготе. Мария не удосужилась даже прикрыться стыдливо ладонью. Владимир наблюдал за ней с нараставшей паникой в душе.
— Куда встать? — Мария смерила его угрюмым взглядом.
— Сюда! Сюда! — ответил Владимир дребезжавшим от волнения голосом и подал гостье руку.
А она и впрямь как царица взошла на невысокий помост, с которого ему позировали для картин натурщицы, а бывало, и натурщики.
Руки Владимира неприкрыто дрожали, когда он делал первые наброски. Натура была потрясающей. Мария с каменным лицом сидела на стуле в весьма вольготной позе. Ее не смущали взгляды художника, а он распалялся все больше, созерцая высокую грудь, по всей вероятности, нерожавшей женщины, длинные стройные ноги, и все еще узкие, не поплывшие, как у Веры, бедра…
Наконец Мария сменила позу, потянулась лениво, как кошка, беззастенчиво выставив острые груди, и капризно произнесла:
— Есть хочу и выпить! Посмотри в пакете, что там?
* * *Мария и не подумала одеться, лишь накинула на плечи платок. Они сидели рядом на диванчике и с жадностью пили и ели. Не размеренно и с тостами за счастье и любовь или хотя бы за знакомство, как это бывает у любовников, а точно давние собутыльники. Владимир поднимал стакан, кивал: «Будем!» Мария кивала в ответ и так же лихо выпивала водку, ни в чем не уступая хозяину. Владимир чувствовал рядом ее бедро, которое обжигало сквозь джинсы. Женская рука бесстыдно поглаживала его между ног, а платок без конца сползал и открывал то плечи, то грудь. Наконец Мария рассердилась и отбросила его в сторону.
Ее совсем развезло. Взгляд становился мрачнее и мрачнее, а рука — упорнее и даже злее. Шатаясь, она вскочила на ноги, схватила Кречинского за плечи, и, бормоча под нос ругательства, неловко перекинула ногу и уселась на колени к нему лицом, чуть не уронив при этом стол с бутылками и закусками.
Подробности того, что было дальше, Владимир едва ли вспомнил наутро. Но на уровне подсознания уразумел, что никогда прежде не встречал в своей жизни по-настоящему страстных женщин. Сотникова не знала усталости, но и он вдруг в ее умелых и настойчивых руках преобразился, словно и не было за плечами почти пятидесяти лет жизни, и два десятка из них — стойкого злоупотребления алкоголем. Мария под ним визжала, кусалась, расцарапала ему в кровь спину, выгибалась, колотила кулаком по спинке дивана и исступленно умоляла: «Еще! Еще! Еще!»
Ее телефон несколько раз взрывался тревожными звонками, верещал и телефон Владимира, но они точно не слышали, будучи не в состоянии оторваться друг от друга. Не расслышали они и того, как открылась входная дверь и кто-то осторожно миновал прихожую. На пороге показалась женщина. К счастью, это была Лидочка, а не Вера. Естественно, то, что явилось ее взору, женщину не обрадовало. Вернее, привело в откровенное бешенство.
— Ах ты, паскуда! — заорала не своим голосом Лидочка, подскочила к дивану, схватила Марию за волосы и стащила ее с Кречинского, изнемогавшего от бурных ласк. И, не давая опомниться, принялась лупить сумкой по голой спине, по голове, по плечам…
Мария едва держалась на ногах, но одной рукой защищалась от ударов, а второй пыталась подобрать с пола одежду. А фурия в невероятно розовых одеждах, абсолютно диких в убогом антураже мастерской, носилась следом за ней по комнате и продолжала охаживать сумкой.
Владимир заметил несколько ссадин и царапин на спине Марии, но то ли он их оставил в пароксизме страсти, то ли обладательница сумки с металлическими пряжками в припадке гнева. Сейчас это было неважно. Натянув на себя простыню, он переводил туманный взгляд с одной женщины на другую и откровенно не успевал следить за их перемещениями по комнате. Наконец Мария, должно быть, слегка пришла в себя, отпихнула Лидочку и принялась быстро одеваться. Лидочка снова бросилась в атаку. Она уже не орала, но лицо ее перекосилось от ненависти. Мария отвесила противнице звонкую оплеуху, отчего та отлетела к стене, и выскочила за дверь. Лидочка кинулась следом…
Владимир громко икнул от изумления. Надо же! Какие таланты пропадают! А ведь он считал Лидочку некой инертной субстанцией, пустоголовой инфузорией, способной лишь преданно смотреть в рот. А тут, оказывается, стихия! Вулкан! Цунами! Обвал в горах!
Звякая горлышком бутылки о стакан, он вылил в него остатки водки и залпом опорожнил. Но этот глоток оказался последней пулей, сразившей наповал его изможденный сексом организм.
Владимир вновь рухнул на продавленный диван, и, то ли во сне, то ли наяву, прекрасные валькирии, как голуби, закружились над ним в хороводе, призывно поглаживая себя по крутым бедрам и белым пышным грудям. Они плотоядно облизывались и планировали все ниже, ниже… А он абсолютно голый стоял посреди лесной лужайки, прикрывался руками и униженно молил о пощаде…
Глава 18
Лидочка вернулась минут через двадцать несолоно хлебавши. Бесстыдная шлюха успела скрыться в машине, которая поджидала ее возле подъезда. Мало того, Лидочка застряла в сугробе, а эта паршивка захохотала и показала из окна средний палец, прежде чем автомобиль рванулся с места.
Ее колотило от злости, но пока поднималась в лифте, немного успокоилась, а когда вошла в мастерскую, окончательно пришла в себя. Что, ей впервой выпроваживать потаскух из этой обители творчества? Володя при любом раскладе оставался с ней. Она была его хозяйкой и госпожой, хотя ни законная супруга, ни сам художник об этом не догадывались.
Она заботливо набросила старенькое одеяло на храпевшего мужчину и, стараясь не шуметь, принялась прибирать в мастерской. Громовые раскаты храпа сотрясали комнату. Иногда храп прерывался, тогда Владимир чмокал губами и что-то бормотал во сне. Умиротворенная Лидочка в это время мыла на кухне посуду, протирала клеенку и выбрасывала пустые бутылки. Все правильно! Гений должен отдыхать, а его муза — трудиться! И от ночной оргии и следа не должно остаться, чтобы поутру Володе и в голову не пришло вспоминать, чем он занимался накануне.
* * *Лидию Павину никто не называл полным именем. Даже на работе. Только Лидочкой. Слишком много было в ней пухлости, кудряшек и буклей, прищуров и смеха, призванного считаться заразительным. Одевалась Лидочка броско, ярко, предпочитала розовые, красные и кирпичные тона. Несмотря на то что фигура потеряла былое изящество, Лидочка оставалась высокой и ладной женщиной, и щедро украшала одежду рюшами, бантиками, стразами и пайетками. Белокурые локоны укладывала по моде сороковых годов.
Ей очень шла прическа с двумя пышными валиками над невысоким, но чистым лбом. Оставшиеся волосы Лида завивала в локоны, которые волнами ниспадали на плечи, что делало ее похожей на героиню американских плакатов времен войны «We can do it!» или на популярную в те же годы актрису Веронику Лейк. Вдобавок ко всему Лида связала сетку из красных нитей, тоже горячо любимую модницами сороковых годов, украсила маком из кумачовой ткани и иногда забирала в нее локоны со спины, что придавало ей невероятно стильный вид. С подобной прической хорошо сочетались бледный цвет лица, пунцовая помада и черные стрелки на глазах. Этот образ сложился к тридцати годам, и Лидочка с ним не расставалась.
