Ловушка для дурака - Марина Серова
Лидия удалилась обратно в комнату, снова шуршала там, как мышь в крупе, и, наконец, вернулась.
– Вот, – сказала она торжественно, выкладывая на стол две новехонькие пачки банкнот, – и чтобы без отказов. Тебе они нужны больше, чем мне.
Оценив наметанным глазом размеры подаяния, Макс от чистого сердца сообщил, что такая сумма ему ни к чему:
– Мне не нужны эти деньги, Лидочка. Я на полном обеспечении. Нет, не возьму.
– Не возражай, пожалуйста. Я настаиваю. Я не говорила тебе, но валютный вклад, с остатками гранта, я переоформила на тебя. Мне не нужны проблемы, на старости лет загреметь в иноагенты…
Полюбезничав и пококетничав, он все-таки уложил деньги в суровый мужской рюкзак. Так, на бензин и командировочные. Ничего. Остальное тоже будет, и очень скоро.
– …Милый, накапай, пожалуйста, снотворного, – по звукам судя, уже сняла вставную челюсть. – Пора бай-бай.
– Конечно, девочка моя, – ответил он, выполняя и перевыполняя просьбу.
За окном стояла глубокая ночь, луна висела над городом огромная, пустая, белая.
– Лёсичка, ты где?
– Пробудилась дорогая и зовет меня, нагая, как тебя – Эндимион, – пробормотал Максим, – иду, милая.
…Потрудиться напоследок, отыскать припрятанные по шкафам презренные купюры, тщательно протереть все поверхности, перемыть посуду, аккуратно запереть дверь и выкинуть ключи в слив канализации – на все про все ушло не более часу.
Максим вышел из подъезда, закурил и, мурлыкая «Хор солдат» из «Фауста», дал газу. Он вернулся к старому знакомому банкомату, внес поочередно на две свои карты по двести пятьдесят тысяч.
Осталось активировать ссылку-приглашение, надо спешить, максимум прибыли получает лишь первый.
Когда откроется банк, он заберет и валюту. Наличные – подаренные новопреставленной двести тысяч, – пусть пока поваляются в рюкзаке. На непредвиденные.
Глава 16
Пока я шарилась по магазинам в поисках забвения и чего-нибудь новенького в гардеробчик, на связь вышел Киря.
– Сколько лет, сколько зим!
– Привет, старушка. Я у твоей башни. Выйдешь у плетня постоять?
– Киря, я в магазине сейчас, а что, срочно?
По голосу судя, товарищ полковник смутился и ковыряет ботинком пол:
– Танечка, у меня к тебе просьба личного характера.
– Ну-ну? Интригующе.
– Да, понимаешь, крестница…
– Машка?
– Ну да. Я ей обещал реферат накатать, да закрутился, завал сейчас. Танюшка, не в службу, а в дружбу – выручи!
– Да купи ей в интернете и не парься.
– Да что ты! Это ж каустик въедливый, тотчас все поймет и устроит истерику. А там и тяжелая артиллерия подтянется, жена с кумой. Тань, ну не вредничай. Тебе что сто́ит, а материал я тебе подсобрал.
– Ага. Стало быть, материал подсобрал, а писать некогда.
– Ты бы меня спасла.
Ох, ну знает же, куда надавить! Что Таня, что задорный спаситель мира – одно и то же! Старею и добрею.
– Ладно, через полчаса буду дома.
– Таня, ты святая. Я подскочу.
… – Спасительница! – поприветствовал меня старый друг. – Благодетельница! Вот тебе материальцы, а с меня причитается.
– Это что? – тихим, богобоязненным голосом осведомилась я, взирая на стопку увязанных оперативок, протягиваемых мне товарищем полковником.
Киря правильно расшифровал мое невербальное послание и засмущался:
– Да так, по мелочи. Ну, завалялось кое-что.
Я спросила прямо:
– Киря, ты издеваешься?
Он немедленно замямлил, что ничего плохого не имел в виду, просто завал по службе, а Машке на втором курсе особо много и не надо-то, и темка-то элементарная…
– Какая?
– Ну так… примитив. Латентные экономические преступления.
Я взвыла.
– Танечка, ну никто ж не просит диссер писать. Рефератец. Небольшой.
– Оперативки на что мне?
– Ну там, в универе Машкином, просят фактический материал, а где взять-то…
– Из-под дивана в собственном кабинете. Киря, ты знаешь кто?
– Танечка! Ты же умница, формулируешь мысли быстро и молниеносно, а я, пень тупой, сколько буду пыхтеть… а девочке сдаваться скоро, ну Та-а-а-анечка-Танечка!
И раз, и два, и три, и четыре… фу-у-у. Вот все беды эти от моего мягкого сердца. Еще один пример вопиющей манипуляции! Ладно, что, в самом деле, вредничать, реферат так реферат.
– Сколько времени есть? – угрюмо спросила я.
– До завтра, – шелковым голоском пропел этот гад, именующий себя моим другом.
– Вот скажи спасибо твоим детям и что «макаров» мой в сейфе, – задушевно поведала я, – и тому, что прямо сейчас я на диете и не могу тебя растерзать.
– Спасибо, – искренне сказал он, целуя мне ручку, – спасительница моя. Все, что в моих силах… ну а завтра я подскочу?
– Давай.
Сунув мне тортик и упаковку отличного кофе, Киря умчался в розовые дали, а я, вздохнув, отправилась за ноутбук.
На самом деле – строго между нами, – я люблю такую работу, спокойную, аналитическую, основанную не на общении с различным людом, а на изучении материалов. И оперативки я люблю, эти папочки, которыми ранее были завалены кабинеты оперов и которыми завалены и теперь, только уже не так открыто. И несмотря на то, что эти документы, скорее всего, никогда не лягут на стол следователя, в них чаще всего содержатся ценнейшие сведения, как минимум достойные того, чтобы тратить на них время, применив умственные способности.
Да и тема на самом деле интересная.
Что может быть латентнее честного отъема денег у населения? И тем не менее у меня на столе – материальные, вполне осязаемые свидетельства того, что такое явление существует, никуда не делось. Что финансовые пирамиды не просто не искоренены, но и процветают… ну, это я громко сказала. Не совсем процветают. Наверное, где-то в другом месте процветают, а в Тарасове так, изредка проклевываются. Денег не так много у населения.
Ладно, начнем потихоньку.
Набрасывая одной рукой общие слова относительно перераспределения собственности, недоверия банковским структурам, отсутствия навыков грамотного инвестирования и прочей лабуде, я другой перелистывала представленные Кирей оперативки. Сначала формально, потом с нарастающим интересом, теперь с удивлением – и удивлялась все больше и больше.
В принципе, ничего не было поразительного в том, что в большинстве из этих папочек количество подшитых листов не превышало пяти, да и те приходились на оформленные реакции коллег-правоохранителей.
Я имею в виду, что процесс расследования латентных финансовых преступлений, «как бы» зафиксированных за последние года два, сводился к тому, что кто-то из граждан – максимум инициативная группа из пяти-семи наиболее активных – подает бумажку на то, что их лишили последних кровных. Дежурный сочувственно кивает, принимает, выдает талончик – и все расходятся, довольные друг другом.
Это-то как раз стандартно и неинтересно. Интересно то, что ущербы, заявленные гражданами, как-то не впечатляют. То есть по-человечески понятно, как обидно, когда тебя обманывают, при
