Пуаро расследует. XII дел из архива капитана Гастингса - Агата Кристи
– Можете назвать остальных участников команды?
– Доктор Тоссвилл – так, знаете ли, мелкая сошка из Британского музея, мистер Шнайдер, эксперт нью-йоркского музея Метрополитен. Обязанности секретаря экспедиции выполнял какой-то молодой американец, на должность врача пригласили доктора Эймса. Ах, да, еще Хасан – преданный слуга моего мужа, он египтянин.
– А как звали секретаря-американца, не припомните?
– Кажется, Харпер, но я не уверена. Он совсем недавно начал работать у мистера Блайбнера, очень приятный молодой человек.
– Спасибо, леди Уиллард.
– Если вам еще что-то потребуется…
– На данный момент – ничего, благодарю. Положитесь на меня и будьте уверены – я сделаю все, чтобы защитить вашего сына. Во всяком случае, все, что в человеческих силах.
Кажется, последние слова не слишком обнадежили леди Уиллард – услышав их, она поневоле вздрогнула. Однако тот факт, что Пуаро воспринял все ее опасения с величайшей серьезностью, явно доставил вдове большое облегчение.
На обратном пути я принялся подтрунивать над неожиданно проявившейся у Пуаро склонности к мистицизму. Однако мой друг отреагировал без тени улыбки.
– Оставьте насмешки, Гастингс. Я действительно убежден в силе суеверий. И вам не стоит недооценивать их могущество.
– И как же мы будем с ними бороться?
– Ах, мой добрый Гастингс! Тужу́р практи́к! Как всегда, хватаете быка за рога! Бьен, для начала мы телеграфируем в Нью-Йорк и запросим более подробную информацию о смерти молодого мистера Блайбнера.
Ответная депеша пришла незамедлительно и содержала исчерпывающие сведения.
Руперт Блайбнер вот уже много лет, что называется, сидел на мели. Какое-то время он перебивался случайными заработками на островах южных морей и редкими денежными переводами с родины. Два года назад он приехал в Нью-Йорк и с тех пор катился по наклонной. Немаловажным, на мой взгляд, был тот факт, что недавно ему удалось одолжить сумму, достаточную для поездки в Египет. «Там у меня есть приятель, который ни в чем мне не откажет», – хвастал он. Однако его планы пошли наперекосяк. Молодой Блайбнер вернулся в Нью-Йорк, ругая на все корки скрягу-дядюшку, которого мощи каких-то дохлых фараонов заботят больше, чем его собственная плоть и кровь. Кстати, именно во время краткосрочного визита Руперта в Египет произошла смерть сэра Джона Уилларда. В Нью-Йорке наш вертопрах снова погрузился в пучину разврата, а потом ни с того ни с сего застрелился, оставив весьма любопытное письмо. Кое-какие фразы оттуда свидетельствуют, что молодым человеком овладел приступ горького раскаяния. Он называл себя прокаженным, изгоем и заканчивал предсмертное послание словами, что такому, как он, лучше умереть.
Смутная догадка зашевелилась в моем мозгу. Я никогда не верил во всю эту чушь о разгневанном фараоне, несущем отмщение за свой потревоженный покой. Здесь попахивало вполне современным преступлением – причем довольно банальным. Предположим, молодой повеса решил отправить на тот свет богатого дядюшку с помощью неизвестного яда. Но в результате какой-то ошибки смертельную дозу получает сэр Джон Уиллард. В отчаянии и ужасе Руперт Блайбнер возвращается в Нью-Йорк. Тут его настигает весть о смерти дяди. Он понимает, насколько бессмысленным было его преступление, и, терзаемый муками совести, накладывает на себя руки.
Я изложил свою теорию Пуаро, и он очень заинтересовался.
– Мон ами, это просто гениально. Это так остроумно, что даже могло бы оказаться правдой. Одного вы не учли: рокового фактора вскрытой гробницы.
Я пожал плечами.
– Вы все еще думаете, что она как-то связана с преступлением?
– Я до такой степени в этом уверен, что завтра же мы с вами отправляемся в Египет.
– Что?! – вскричал я, пораженный до глубины души
– Именно то, что вы слышали. – Выражение героя, идущего на подвиг, появилось на лице Пуаро. Затем его сменила гримаса отчаяния и мой друг застонал: – Но море, мон дьё! Проклятое море!
* * *Неделю спустя под нашими ногами золотился песок пустыни, а макушки припекало жаркое солнце. Пуаро рядом со мной являл картину воплощенного страдания. Маленький бельгиец всегда был никудышным мореплавателем, а четырехдневное путешествие из Марселя стало для него сущей пыткой. В александрийском порту на берег сошла блеклая тень прежнего Пуаро, исчезло даже присущее ему педантичное стремление к опрятности. По прибытии в Каир мы сразу же отправились в отель «Мина-Хаус», расположенный в тени великих пирамид.
Египет очаровал меня с первой минуты нашего знакомства. Но Пуаро здесь поджидали лишь новые мучения. Не пожелав сделать уступку местному климату, он расхаживал повсюду в лондонском костюме со специальной щеточкой для одежды в кармане. С ее помощью он вел нескончаемую борьбу с песчаной пылью, моментально оседавшей на темном сукне.
– А мои штиблеты! – сокрушался он. – Увы, Гастингс, посмотрите на мои лакированные штиблеты, всегда такие ухоженные и нарядные! Песок внутри истязает мои ступни! Песок снаружи терзает мое зрение и заставляет сердце обливаться кровью! А мои усы! От этой адской жары они не просто обмякли – они обвисли!
Я тщетно пытался его отвлечь.
– Лучше взгляните на Сфинкса! Даже я ощущаю магическую ауру тайны, которую он несет сквозь века.
– И вид у него при этом не очень-то счастливый, – буркнул Пуаро, недовольно покосившись на древнего исполина. – Впрочем, я его понимаю – станешь веселиться, если тебя по самые подмышки закопали в этот проклятый песок!
– Бросьте, Пуаро, в Бельгии тоже песка хватает, – запротестовал я, припомнив свой отпуск в Кноккё-сюр-Мер, в путеводителе уклончиво именуемом «уединенным местечком среди бескрайних дюн».
– Только не в Брюсселе! – отрезал Пуаро. На пирамиды он взглянул более благосклонно. – Похвально, что они хотя бы имеют правильную геометрическую форму, но вблизи видно, что поверхность их крайне неровная и неопрятная. А эти пальмы! Они вызывают у меня отвращение! Неужели нельзя было посадить их аккуратными рядами!
Я безжалостно прервал его стенания, предложив выдвигаться в путь. Верблюды, на которых мы должны были ехать в лагерь археологов, уже давно терпеливо стояли на коленях, пока живописные мальчишки-погонщики чесали языки с нашим словоохотливым драгоманом.
Не стану в подробностях описывать душераздирающее зрелище под названием «Пуаро на верблюде». Началось все со стонов и причитаний, а закончилось воплями, яростной жестикуляцией и отчаянными призывами к деве Марии и каждому святому, упомянутому в календаре. В конце концов Пуаро с позором был ссажен с верблюда и продолжил путешествие верхом на маленьком ослике. Впрочем, поездка на скачущем рысью верблюде – и впрямь развлечение на любителя. Должен признаться, сам я еще несколько дней спустя не мог толком разогнуться.
Наконец мы достигли места, где проводились раскопки. Из лагеря нам навстречу вышел загорелый седобородый человек в белой одежде и пробковом шлеме.
– Мсье Пуаро и капитан Гастингс? Мы получили вашу каблограмму, но, к сожалению, никто не смог поехать в Каир, чтобы встретить вас там. Наши планы расстроило непредвиденное событие.
Пуаро побледнел. Его
