Палачи - Олег Механик
– Дед, но ты же сам говорил, что этот Иван был твоим другом!
– Как оказалось – нет. Это я так думал. Я думал, что являюсь единственным его другом, тем единственным человеком, которому он приоткрывал дверцу в своё одиночество. Как оказалось, он показывал мне только прихожую, сени, не провожая в мрачные комнаты, в тёмный чулан, со страшными, хранящимися в нём артефактами.
Я уже говорил, что мы были с ним чем-то похожи. Оба были одиночками, со схожими, на первый взгляд, интересами. Меня тоже бросили родители, и я тоже сложно сходился с людьми. Видимо такие люди притягиваются друг к другу. Если бы я знал, кем он был на самом деле…– Дед вздыхает, тянется к пачке, но увидев, что она опустела, берёт со столика новую.
– Мы подошли к дому, который грустно смотрел на нас, умываемыми дождём, слепыми окнами. Пробраться вовнутрь не было проблем. Калитка была открыта, а собаки в периметре двора не было. По понятным причинам Ваня не любил собак. Проникнуть внутрь, было решено через окно, смотрящее в сад. Так нас не могли заметить с улицы, а соседи из дома напротив уже спали, судя по потухшим окнам.
Из захваченного с собой небольшого набора инструментов, я достал отвёртку и стал отгибать, скобы на которые крепилась рама. Отогнув все, я аккуратно вынул окно и поставил его рядом.
Первым в открытый проём ворвался ветер, который тут же начал трепать занавески. Я бережно подсадил Вику, помогая ей забраться в проём, а затем залез в дом сам.
Дом встретил нас холодным сумраком и запахом хозяйственного мыла. Лишь только оказавшись внутри, и бросив первый взгляд в небольшую комнату, я ощутил дух одиночества. Заправленная кровать, шкаф, трюмо, стол, придвинутый к нему стул, лежащий на полу ковёр, всё это было чрезвычайно одиноким. Каждая деталь мебели, указывала на то, что принадлежит единолично только одному человеку. Этот единственный, спит на ней, сидит за ней, ест за ней; только он один заправляет её чистит, вытирает с неё пыль и ни одна чужая рука за много лет не смела её коснуться.
– А разве ты до этого ни разу не был в этом доме?
– Нет…представь себе. Мы никогда не ходили в гости друг к другу и если уж и встречались когда-то, то делали это на нейтральной территории. Но основным местом наших встреч был рабочий кабинет.
Я сразу же уловил этот дух одиночества, ведь, по сути, и сам был одиночкой. Но было здесь ещё что-то. Каким-то пятым чувством я ощущал тревогу, опасность. Будто мы забрались в клетку к тигру, или в медвежью берлогу. Хищника нет, но повсюду стоит его запах. От одного этого запаха начинают трястись поджилки у потенциальной жертвы. Ты знаешь, что один только запах мочи хищной кошки, к примеру, рыси, или пумы, может вызвать сильнейший шок и даже обморок у какого-нибудь суслика, или мышки. Даже эти неразумные твари падают в обморок, только от чувства близкой опасности, что уж говорить о нас – людях. Видимо этот неуловимый запах я и ощутил, поэтому не позволил Вике идти первой.
«Тш-ш-ш» – я приложил палец к губам и стал медленно и мягко двигаться через спальню на пути в соседнюю комнату. В зале оказалось ещё темнее, хоть глаз коли. Чёрный мрак создавали плотные шторы, которыми были завешаны окна. Я включил фонарик и его луч стал медленно ползать по периметру помещения, один за другим высвечивая находящиеся в нём предметы. Кресло, диван, журнальный столик, ещё одно кресло, бардовые шторы на окне, старый телевизор на ножках, книжный шкаф.
Луч бегло проплыл по обложкам многотомников Агаты Кристи, Эдгара По, Чейза, Конан Дойла. Я отметил, что его библиотека точь-в-точь копировала мою. За шкафом тумбочка и всё. Луч сделал полный круг. Теперь нужно было определиться, с чего начать поиски. Можно было вернуться и начать со спальни, можно было обследовать кухню, которая находилась в соседнем помещении.
Чтобы не терять время, я решил обследовать первое, что находилось под рукой – это книжный шкаф. Поскольку фонарик был один, мы были вынуждены находиться рядом, потому что за кругом луча ничего не было видно. Свет мы включать побоялись, не смотря на плотно задёрнутые шторы.
Я зажал фонарик в зубах, и, открыв створки шкафа, стал его прочёсывать. Я вынимал книги пачками , аккуратно складывая их на пол. Обычно тайники устраивают в таких шкафах, пряча что-то за книгами. Понятно, что такой тайник обычно используется в бытовых целях, для хранения заначки, или когда жена прячет бутылку от мужа алкоголика.
Не знаю, зачем я пошёл по этому тривиальному пути, но с чего-то же нужно было начинать. Я обшаривал полки, на которых не было ничего, кроме книг. Затем я выборочно пролистал несколько книг и стал укладывать их назад, стараясь не перепутать последовательность.
«Может быть, никакого тайника и нет? – думал я, занимаясь этой бесполезной работой. – С чего я вообще взял, что он должен быть? Может быть, Иван не рассчитывал на обыск и вообще ничего не прятал. Может быть то, что мы ищем, лежит на виду, ведь если хочешь что-то спрятать, положи это на видное место. Наверное, об этом подумала и Вика, потому, что в какой-то момент отошла от меня. Она вышла из светлого круга фонарного луча и пропала в темноте.
Я продолжал ставить на место книги, но щемящее чувство, которое появилось с самого начала, как мы проникли в дом, вдруг стало расти. Это необъяснимое и давящее, заставляющее замедлять движения и прислушиваться, чувство постепенно овладевало мной.
***
Было тихо, только из спальни раздавались хлопки раздуваемых ветром занавесок и громко тикали настенные часы. Тик-так…тик-так…тик-так.
«Дима!» – её голос вдруг взорвал эту тишину. Не сказать, чтобы это был крик, она будто просто меня позвала. Но в самом звуке этого голоса я услышал обречённость. Я медленно повернулся, держа перед собой фонарик. Луч света вырвал из темноты бледное лицо. Она стояла на пороге кухни. Было что-то не так с её лицом, точнее с длинной белой шеей. Что-то обвивало её, подобно тугому чёрному ожерелью. Спустя мгновение, я понял, что это была струна.
«Ну привет, дружище! Давно не виделись!»
Ещё один – третий голос раздался из темноты, откуда-то из-за спины Вики. Я не сразу узнал этот голос, ставший холодным и хрупким, как крошащийся кусок льда. – Будет лучше, если ты направишь фонарик себе в лицо. Вот так…»
Повинуясь голосу, я развернул
