Андрей Белозеров - Роскошь нечеловеческого общения
- Вы торговлю имеете в виду?
- Да, торговлю. Теперь это так называется. Я, Сергей Сергеевич, бизнесмен, по сути дела, торгаш. Но я не могу понять, как это можно - железную дорогу разбирать, провода срезать, лифты гробить. И продавать детали, как цветметлом. И этим не диверсанты занимаются, не шпионы какие-нибудь, не бандиты даже. Наши, простите за выражение, граждане. Горожане, мать их так. Потому что им плевать и на перспективы, и на то, что без лифтов будут жить, и на то, что завтра электрички встанут. Пле-вать! - смачно повторил Суханов.
Лукин смотрел теперь на Андрея Ильича с нескрываемым интересом.
- Греч - какой-никакой, но созидатель. Он работает на время. Строит. А строить, Сергей Сергеевич, вы же понимаете, много сложнее, чем разрушать. И прибыль от разрушения гораздо более заметна и быстра, нежели чем от строительства. В строительство нужно, скажем, деньги вкладывать и надолго их замораживать. Ну сравнительно надолго. Только потом, когда все будет построено, заселено, запущено, начнет поступать прибыль. А разрушить? Ха! Это же прелесть что такое! Развалил дом, собрал трофеи, загнал их на рынке и пей, гуляй! Президент наш всю свою популярность, которая у него в свое время была и которая есть сейчас, заработал на разрушении. Страна - в развалинах. Коммунистическая партия - дым столбом. Конечно, партия разрушена как структура, а не как идеологическая платформа, только лишь как структура причем сделано все аккуратно, чтобы всегда можно было эту структуру восстановить, возродить, поставить на ноги. Что сейчас и делается. Все даже проще, чем можно было ожидать... Да. - Суханов хлопнул ладонями по коленям. Вы следите за моей мыслью? - спросил он Лукина.
- Конечно. Я вас внимательно слушаю.
- Это все, я подчеркиваю, имеет самое прямое отношение к нашей с вами проблеме.
- На самом деле то, как вы сейчас сказали "нашей с вами проблеме", уже само по себе подводит черту под нашей сегодняшней беседой. То есть основная цель достигнута - ваше принципиальное согласие...
- Да что вы, господи ты боже мой, в самом деле! - Суханов разгорячился не на шутку. - Что вы про "принципиальное согласие"! Ясно же, ясно, что я буду за Греча биться до последнего. Знаете, вот тогда, в мэрии, ну во время путча, я ведь всерьез думал о том, что значит для меня понятие "Родина" и готов ли я ради этого понятия пойти на смерть. Оказалось - готов. А ведь безглазая запросто могла размахаться там своей косой. Какой-нибудь... не скажу сумасшедший, скорее, наоборот - чересчур нормальный военачальник средней руки взял бы и отдал приказ своим молодцам заключить под стражу верхушку городского управления. Не из высоких соображений, а перестраховки ради. Причем в полном соответствии с субординацией - мятежники, мол, и все такое, как сейчас молодежь говорит. Ну и покрошили бы всех этих самостийных защитников демократии, да и нас заодно. Вы же в органах работали, скажите - если бы был приказ, покрошили бы? Какие-нибудь два взвода автоматчиков, а? Покрошили бы? Всю эту толпу у мэрии? Да? Нет? Два взвода?
- Одного хватило бы, - ответил Лукин. - С хорошей подготовкой там делать было нечего.
- Вот видите. Значит, был шанс. Так сказать, шанс умереть за Родину. Вот я и думал тогда - а что же такое эта самая Родина, ради которой меня вдруг вынесло из своего кресла в офисе и потащило в мэрию? Вместе со всеми деньгами. Кстати, чужими... За которые я потом отчитывался перед кредиторами... Годами баланс восстанавливал...
- Да я в курсе.
- Тем более, - не удивился Суханов. - Тем более должны понимать, что проблема передо мной стояла серьезная.
- И что же вы надумали, Андрей Ильич?
- Что надумал? Не знаю, право, поймете ли.
- Да уж постараюсь, Андрей Ильич. Что же вы меня так...
- Не обижайтесь, Сергей Сергеевич, я не в этом смысле. Просто на вербальном уровне это очень уж неуклюже получается. Я, вы знаете, человек неверующий, атеист, одним словом. Воспитание да образование как-то мешают признать существование этого... трудно найти подходящее слово... Существа. Однако есть что-то такое, чего словами не выразить, верно? Душа там или еще что... В общем, тогда, в мэрии, я осознал, что Родина моя - это Мечта. Мечта, которая сопровождала меня всю жизнь, росла со мной и была недосягаемой, как всякая большая, настоящая мечта. Мечта о справедливости. О равенстве, хотя это уже испоганенное, затасканное и смердящее слово, но тем не менее - о равенстве. По большому счету. О том, что рабство кончится - а кончиться оно может только, так сказать, снизу, его нельзя отменить указами и решениями ни пленума ЦК КПСС, ни самого господа Бога. Только когда люди сами поймут, что они рабы, и что они не хотят больше жить в рабстве, что они внутри себя перестали быть рабами, - тогда и сбудется моя Мечта. Вот эти три дня и были для меня воплощением этой самой Мечты. Я был счастлив. Мне все было нипочем, море по колено. Эйфория. И я совершенно серьезно думал, что за это можно жизнь отдать - не жалко. Вот она, моя Родина. То есть некая система ценностей, духовных и материальных, включающая в себя, к слову сказать, и язык, наш русский язык, умирающий совершенно... Что сейчас происходит с ним, а? Вы согласны?
Лукин посмотрел на часы и поднял руку, останавливая монолог Суханова.
- Одну минуту. - Он поднял телефонную трубку, набрал несколько цифр и произнес: - Таня! Позвони Колосову, скажи, что я переношу нашу встречу на завтра. С утра у меня в кабинете. Все. Я занят.
Лукин повесил трубку и посмотрел на Суханова.
- Продолжайте, пожалуйста. Извините. Дела...
- Да я понимаю, ничего, - кивнул Суханов. - Так вот, - продолжил он. - Я не хочу ругать кого-то, обзывать дураками или быдлом...
Суханов сделал паузу, выжидающе глядя на Лукина.
- Продолжайте, продолжайте, - сказал тот.
Суханов опустился было в кресло, но тут же снова вскочил и заходил по кабинету. Лукин продолжал неподвижно сидеть за столом.
- Я считаю, что тот, кто считает своей родиной речушку возле хаты и березки вокруг, - несчастный и ограниченный человек.
- С этим можно поспорить, - осторожно заметил Лукин.
- Можно, - согласился Суханов. - Только нужно ли? Я же свое мнение высказываю и на абсолютную истину не претендую. Я же не ЦК КПСС, черт бы его подрал! Так вот, речушка и березки - причем речушка, уже сильно загаженная промышленными отходами, а березки, уже изрядно мутировавшие от той же промышленной дряни, - могут быть Родиной только в силу отсутствия у данного конкретного человека образования. Да, впрочем, господь с ним, с образованием! В силу отсутствия понимания того, что вообще в мире происходит и где он, этот человек, живет. Не говоря уже о том, кем он является. Березок этих и в Канаде, и в Америке, и в Европе - сколько хочешь. И там они растут в нормальных, экологически... не скажу чистых, но экологически приемлемых условиях. И речки там текут чистые, да с рыбой - с живой рыбой! И вовсе не в речках и березках дело, не это вовсе Родина. Чушь это собачья. Планета большая. На ней столько чудных мест - можно влюбиться мгновенно и всю жизнь помнить, и все время будет тянуть тебя куда-нибудь на юг Африки, или на острова, или на север Канады... И уж сколько я видел эмигрантов, да и вы, вероятно, тоже, - все эти так называемые простолюдины, чтобы не сказать худого слова, устраиваются за границей распрекрасно. Конечно, в меру своих понятий о прекрасном и о том, как, по их мнению, должен существовать "приличный" человек. И никто не кончает с собой, не мучается ночами от ностальгии, а если кто и мучается, то стоит приехать туристом в Москву, потолкаться на улицах, послушать мат в метро, попить воду из-под крана, поесть наше мороженое мясо - и через неделю можно уезжать обратно, всю ностальгию как рукой снимает. Причем снимает навсегда. Это я говорю о тех, у кого березки-сосенки служат символом Родины. У кого ничего другого ни в голове, ни в кармане, ни за душой никогда не было. Для них и в самом деле ничего не меняется. Только желудок полон да в карманах позвякивает - вот и вся история про Родину.
Суханов остановился посреди кабинета.
- А мучаются, спиваются от тоски или возвращаются обратно те, для кого Родина, как я сказал, - определенная и вполне конкретная система ценностей. Для кого она - язык. Для кого она - друзья, за которых болеешь и которым стараешься помочь. Помочь выжить в этих наших диких, совершенно варварских условиях. Те, для кого Родина - язык не на уровне супермаркета или отеля, а на уровне юмора. На уровне парадоксов. На уровне большой литературы, в которую можно погрузиться, нырнуть и плавать там неделями. Месяцами. Годами...
- Некоторые всю жизнь проплавали, - вставил Лукин. - Да так там и остались...
- Я сейчас не об этом! - категорически заявил Суханов. - Я о том, что Греч для меня - символ сохранения именно этой Родины. В моем понимании. И это для меня важно. Важнее всего. Я могу уехать в любой момент, у меня четыре паспорта. И все абсолютно легальные. А не уезжаю, потому что был тогда в мэрии, потому что приложил руку к тому, что сейчас происходит. И чувствую себя, как бы смешно это ни звучало, ответственным за все. Президент дестройер, - продолжил он после короткой паузы. - Разрушитель. И у него это прекрасно получается. История, кстати, еще помянет его, и помянет, я вас уверяю, добрым словом. Без этой стадии тотального разрушения всего и вся очень трудно было бы строить новое государство. А он - молодец. В смысле разрушения, конечно. Рукой махнет - партии нет. Другой махнет - Россия вдвое меньше стала... Богатырь. Дело, конечно, нужное и правильное. Только вот следом за ним, глядючи на то, что начальство творит, и весь народ бросился крушить что ни попадя. Все эти кооперативы перестроечные - тот же безудержный погром страны. Я как бизнесмен говорю. Все, ну девяносто девять процентов кооперативов были основаны на разворовывании того, что называется государственной собственностью. Пока не очухались власти - растащили на миллиарды долларов. О финансовой сфере тоже отдельный разговор. Там уж тащили так тащили, просто загляденье...
