Леонид Словин - Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)
- Чтож, - Рындин посмотрел на него внимательно, - свяжи тесь со мной. Что-нибудь придумаем...
И он протянул Панадису свою визитную карточку...
Панадис вернулся в гостиницу поздно.
Еще в дверях услышал звонок.
" Кому это угораздило в голову звонить в такое время? Двадцать минут двенадцатого ночи..."
Он подошел к телефону, снял трубку, ответил ледяным то- ном:
- Доктор Панадис у телефона...
Голос, прозвучавший в трубке, сразу же заставил его нас торожиться. Акцент был явно китайским.
- Я - друг Ли.
- Понимаю... - почему-то почти шопотом ответил он.
- Нам с вами надо встретиться...
Сделав глубокий вздох, Панадис постарался придать своему ответу деловой тон.
- Конечно - конечно... Завтра же... Только в котором часу ?... Дайте подумать... Днем, вечером? Когда вам будет удобней...
Трубка слегка помолчала, а потом изрекла равнодушно:
- Не завтра - сегодня !...
- Сегодня ? - Панадис ухитрился произнести так, чтобы в голосе его прозвучала только озадаченность и никак не страх, который его сразу сковал.
" Черт их знает, китайцев с их триадами..."
Но в трубке, как удар молота по свае, раздалось:
- Прямо сейчас...
Мгновенно проворачивая в голове неожиданную и мало приятную для него ситуацию, Панадис дал задний ход:
- Куда я должен приехать ? - Словно и не было у него перед тем никаких сомнений.
Ему показалось, человек на другом конце провода улыбнулся. Не просто опасный - очень опасный тип...
- Никуда. Я сижу внизу. В фойе. Жду вас...
Ощущение было такое, словно он читает даже не мысли - биотоки. Так чувствует себя человек, когда видит на экране дисплея свои собственные живущие и дышащие внутренности.
Панадис надел шляпу, которую перед тем успел снять и, застегивая, на ходу пальто, пошел к лифту.
Внизу, в холле, навстречу ему церемонно, по-дальневосточному, поклонившись, поднялся китаец лет тридцати восьми - сорока. Волосы у него были гладкие, иссиня черные, скуластое лицо непроницаемо. Очки меняли цвет в зависимости от падавшего на линзы света. Взгляд за ними был холодный, вязкий.
На китайце был темный, с иголочки, костюм, который подчеркивал литые мускулы и борцовскую шею его обладателя.
- Чень, - представился он, и Панадису показалось, что его продуло сквозняком.
Этот, несомненно, был главным в их "триаде". Таинственная и многозначащая вершина, которая связывает все три угла треугольника, придавая ему размер и форму.
Церемонно улыбнувшись, Панадис указал рукой на дверь, полагая, что и китаец, в свою очередь, предложит ему пройти первым.
Ничуть не бывало: тот вел себя так, словно почет, ока зываемый ему Панадисом, полагался ему по чину. Не оборачива- ясь прошел вперед.
Они вышли на улицу.
Китаец коротко сделал знак ладонью, даже не подняв руки, и тут же, взвизгнув тормозами, остановился какой-то частник.
- В сторону "Аэропортовской".
Водитель назвал цену. Китаец не слушал.
Усаживаясь в машину, Панадис спросил подчеркнуто интимным и беззаботным тоном:
- Куда сейчас ?
- В "Шанхай"...
Частник нырнул в светящуюся струю машин.
Ночная Москва в мелкой штриховке снега выглядела притихшей. Она отходила от тяжелого и нервного дня. Опустевшая, освещенная ярким ночным светом сцена: храмы, звонницы, колокола.
Разговор в машине не клеился. Панадис пытался разрешить неразрешимую задачу: что от него хочет этот мрачноватый китаец...
Остановились под темными, тщательно зашторенными изнутри окнами. Ни одна ниточка света не проникала наружу.
Секьюрити в камуфляжном костюме и высоких ботинках, узнав Ченя, тут же впустил его вместе со спутником.
Внутри пахло добротным ужином и теплом, сдобренным дорогим коньяком. Чень вложил в ладонь малого у входа банкноту, и тот, не выразив эмоций, переправил ее в карман брюк.
Потом такой же жест размягчил душу немолодого швейцара в галунах и генеральской шапке, сразу переглянувшегося с метром. Тот почему-то нервничал. Оказалось, ждут "высокого гостя".
Их посадили за дальним столиком рядом с большим аквариумом. Морды беспрестанно двигающихся экзотических рыб напоминали карнавальные маски. На арктической белизны скатер ти застыли канделябры с электрическими свечами.
Чень щелкнул пальцами, и тут же возникший официант поставил на стол чашечки с курящимися дальневосточными благовониями.
Вкусы Ченя, видимо, здесь знали.
Гости заказали блины с черной икрой и выпивку.
Но Чень, вместо водки, попросил себе "текилы".
Ему принесли ее вместе с ломтями лимона. Выпив, Чень положил в рот ломоть лимона, и произошло нечто невероятное: чугунный обелиск заплакал настоящими человеческими слезами.
- Где вы это пробовали? - восторженно спросил Панадис.
- В Мексике. Чем проще ресторан, тем вкуснее там еда и питье.
Он изъяснялся по - русски правильно - как говорят те, кто долго и старательно учил грамматику, - но в самом строе речи слышалось что-то искусственное. Впрочем, как и в
акценте...
Поразмышлять над этим Панадис не успел.
В зале появились охрана "высокого гостя", неожиданно почтившего ресторан своим присутствием.
Вначале в дверях показалось четверо коротко стриженных молодцов в костюмах с галстуками - бабочками. Лица их украшали темные очки. Задачей Службы Безопасности было убедиться в том, что ничто здесь не угрожает "охраняемомму объекту". Разделившись по двое, они прошествовали по залу бесцеремонно разглядывая посетителей.
Разговоры за столиками сразу смолкли. Все взгляды были направлены на вошедших.
Всех - кроме Ченя. Китаец продолжал спокойно есть.
Охранникам не могло это понравиться. Двое из них направились к столику, за которым сидели Чень и Панадис.
Поравнявшись с ними, один из молодчиков как бы ненароком толкнул, спинку стула, на котором сидел китаец. Извиниться он и не подумал.
Что произошло в течение трех секунд, последовавших за тем, Панадис разглядеть просто не успел: наглеца согнуло в дугу. Он окаменел в неестественной и явно причинявшей ему боль позе. Заломив ему локоть за спину, Чень глядел на него тяжелым взглядом чугунного обелиска. Одна из ножек стула, на котором он сидел, упералась в ступню незадачливого рэкетира.
- Икскьюз ми, - побелевшими губами произнес молодчик. - Не узнал...
Отношения между самими охранниками, видимо, были непростыми. Его коллеги застыли каждый на своем месте явно оценивая обстановку. Ни один из них не тронулся с места, чтобы помочь.
Сцена приковала к себе взгляды всех сидевших в зале.
Метр прикрыл глаза, официанты застыли с блюдами на поднятых руках, ввинченный в зал вакуумом тишины швейцар держал в руке сотовый телефон, имитируя желание позвонить.
Чень галантно привстал, освободив ногу и руку наказанного и церемонно поклонился.
Немая сцена завершилась, словно ее и не было.
Каждый моментально возвратился к тому, чем он перед тем занимался. К такого рода событиям тут уже привыкли за последние годы: "Шанхай"! Никто ни намеком не выдал ни удивления, ни любопытства или страха.
Чень налил еще "текилы" себе и Панадису. Сам он выпил до конца, Панадис - только до половины.
Молодчики вышли, но вскоре замаячили снова: сопровождали впереди и сзади маленького, лениво двигавшегося лысеющего человека с потертым лицом. Рядом шествовала длиноногая дива в шубе и бриллиантах, тянувших ценой на нефтяную скважину.
Сопровождающих снова было четверо, но виновника инцидента среди них не оказалось. Его сменили.
Скучающий живой ледокол и сопровождавшие его буксиры свернули в сторону, обойдя при этом угол, где сидели Чень и многое почерпнувший для себя из этой ситуации Панадис.
Придав физиономии соответствующее выражение, Панадис, взглянул на Ченя. Он нащупывал подходящую стезю для нелегкого разговора и потому, помолчав, бросил:
- Вы - отважный человек, господин Чень: все могло кончиться куда хуже...
Чень снисходительно улыбнулся.
- Это ошибка - так думать. В девяносто девяти случаях из ста - ничего бы не произошло. Знаете почему ? Они - профессионалы, и я - профессионал ! Зачем же нам убивать друг друга без цели, если не мешаем один другому? Пройдем мимо, извинимся: каждому своя дорога...
Это "текила", подумал Панадис, развязала ему язык...
- Но ведь вы... - Панадис подыскивал наиболее обтекаемые и подходящие формулировки, - профессионалы... В разном смысле этого слова...
Черт бы драл этого китайца: он читал мысли, буквально, находу !
- Ли убит. Вот вам один из ста когда все оборачивается иначе...
Панадис застыл от удивления.
- На днях я лечу в Ташкент. Впредь все будет " О кэй".
- Надеюсь, - Панадис сделал над собою усилие. Язык не слушался его.
- Я не бандит, доктор, - Чень раздвинул губы в улыбке, словно открывал большие и тяжелые ворота. - Они - не милиция. Мир меняется. И преступления тоже. Знаете, какое из них самое тяжелое сегодня?
