Светлана Алешина - Мимо кассы
Но перед тем как проводить операцию по выходу на Юрьева, Лариса решила несколько просветиться в той области, где сам Алексей был дока, а она — дилетантка. Если, конечно, все пройдет успешно и он клюнет на приманку.
«Пора вспомнить о тех личностях, координаты которых дал мне этот ловелас от искусства, — чуть усмехнулась Лариса, вспомнив Сергея Устьянцева и подумав, как хорошо, что он успел выдать информацию до того, как потащил ее в спальню. — Ими, видимо, придется воспользоваться».
Первым в этом списке, добытом столь дорогой ценой, значился некто Зиновий Борисович Бурштейн. Лариса снова вспомнила, какие передряги ей пришлось пережить в квартире Устьянцева. И подумала: «А вдруг этот Бурштейн тоже будь здоров — и по фактуре, и по части своих эротических фантазий?»
Однако, подумав, Лариса решила, что это уже смахивает на паранойю. Что она, в конце концов, «первый раз замужем», что ли? Мало ли что может приключиться, тем более при ее непоседливом характере, который, естественно, влияет на ее образ жизни. И не стоит шарахаться от каждого встречного-поперечного, подозревая в нем сексуального маньяка.
Лариса взяла телефон, набрала номер Бурштейна и долго слушала длинные однообразные гудки.
— Да-а, слушаю, — донеслось из трубки, когда она уже решила прервать связь.
Тон был таким непосредственным, что можно было подумать, что ее разговор с этим человеком прервался минуту назад и она, выполняя обещанное, перезвонила ему вновь.
— Простите, мне, пожалуйста, Зиновия Борисовича, — сказала Лариса.
— Да, я вас слушаю, — проскрипел голос.
— Зиновий Борисович, вас беспокоит знакомая Сергея Александровича Устьянцева. Меня зовут Лариса. Он сказал, что вы можете мне помочь…
— А какого рода помощь вам требуется? — перебив ее, спросил Бурштейн.
— Сергей Александрович говорил мне, что вы коллекционируете монеты. Мне хотелось бы выяснить кое-что по этому поводу. Дело в том, что у меня неожиданно оказались несколько штук, не так много… Я, скорее всего, с ними расстанусь. Мне только необходимо уточнить некоторые нюансы, с которыми я не очень знакома. Вы меня понимаете?
— По правде говоря, не очень, — прокартавил Бурштейн. — Но что с вами поделаешь? Подъезжайте ко мне сейчас. При непосредственном общении вы расскажете мне все более детально и вразумительно.
— Хорошо, спасибо вам огромное. — Лариса вложила в голос максимум признательности.
Можно было подумать, что она напросилась на прием к какому-нибудь высокопоставленному чиновнику.
* * *Собираясь с визитом к Бурштейну, Лариса не забыла экипироваться газовым баллончиком. Да и туфли надела, руководствуясь соображениями безопасности, чтобы в них было сподручнее бегать.
Зиновий Борисович, однако, оказался человеком более чем скромных размеров и к тому же возраста весьма далекого от проявлений необузданного эротизма. Ему было на вид около шестидесяти. И если бы вдруг ему пришлось сойтись в рукопашной с Ларисой, у последней был явный шанс на победу.
Нумизмат был маленького роста, про таких обычно говорят: «метр с кепкой». Несмотря на то, что годы зрелости Зиновия Борисовича давно миновали, его голову украшала, слегка топорщась, шапка буйных курчавых, черных как смоль волос. И еще одна характерная деталь довершала портрет этого по-своему колоритного типа: очки в толстой черной оправе с еще более толстыми, пуленепробиваемыми стеклами.
— Вы таки уже здесь? — спросил он Ларису, одергивая на себе свитер с затейливым, но каким-то тусклым серо-коричневым орнаментом. — Ну, проходите. Подождите минутку, я сейчас.
Он запер за Ларисой дверь и удалился в ванную. В течение минуты оттуда слышался плеск воды и кряхтение хозяина. Появился он из ванной только минут через пять. Лариса уже успела пройти в комнату и осмотреть ее.
Зиновий Борисович после туалетно-водных процедур выглядел приветливо и предупредительно.
— Что же вы не садитесь? — спросил он. — Не стесняйтесь, не стесняйтесь…
Лариса послушно села и задумалась о том, как бы ей начать, а вернее, продолжить разговор, начатый недавно по телефону.
Но Бурштейн сам заговорил. Очевидно, он предпочитал лично задавать тон беседе с незнакомкой.
— Так что именно вас интересует? — спросил он, когда они с Ларисой сели визави за столом.
— Дело в том, что совсем недавно мне в руки попали какие-то монеты.
— То есть что значит «попали»? — быстро спросил Бурштейн, демонстрируя с ходу свою дотошность и пристрастие к подробностям.
— Ну… — Лариса на некоторое время замялась, а потом решила, что не стоит ограничивать свою фантазию, если уж публика того требует. — Мы с тетей недавно разбирали старые вещи у нее на квартире и совершенно случайно наткнулись на эти самые монеты. Представляете, прямо в чулане, среди старых вещей, между старыми бумагами и всякой всячиной обнаружили клеенчатый пакет, а в нем пятнадцать монет. Мой дядя их всю жизнь собирал. Это была, можно сказать, его страсть. И в общем, тетя отдала их мне. Сказала, что я могу делать с ними все, что захочу. Она уверяет, что среди дядиных монет могут быть очень даже редкие. И мне хотелось бы вас попросить об одной маленькой услуге. Не могли бы вы мне порекомендовать каких-либо покупателей? И заодно проконсультировать, на какую сумму можно рассчитывать в случае их реализации.
— Монеты у вас с собой? — Зиновий Борисович пальцем поправил тяжелые очки на переносице.
— Нет, знаете ли…
— Понимаю, — мягко перебил ее нумизмат. — Осторожность не повредила еще никому.
— Просто мой муж решил их тоже кое-кому показать, а я об этом, разговаривая с вами по телефону, еще не знала, — объяснила Лариса.
— Ну, бывает, — добродушно согласился Бурштейн. — Что поделаешь. Иной раз и моя левая рука находится в полном неведении, что творит правая. Хотя лучше бы взглянуть на предмет нашего разговора. Кстати, а как звали вашего дядю? Судя по тому, что вы говорите о нем в прошедшем времени, его, я думаю, нет в живых?
— Дядя давно умер, — подтвердила Лариса предположение внимательного слушателя в толстых очках. — А звали его Андрей Васильевич… Баташов.
При упоминании этого имени Бурштейн мгновенно оживился и посмотрел на Ларису так, как будто встретил родственницу, о которой уже давно успел позабыть.
— Так, значит, вы племянница Андрея Васильевича?! — вскричал он. — А я вашего дядю очень хорошо знал. Мы, честно говоря, не то чтобы дружили, он был несколько постарше меня, но поддерживали довольно-таки тесные отношения. И в основном именно на почве этой нашей страсти, о которой вы тут только что упомянули.
— Да не может быть! Надо же! — Лариса в свою очередь разыграла радостное удивление.
Казалось, еще чуть-чуть, и они с Бурштейном кинутся друг другу на шею, обливаясь слезами восторга и умиления.
— Только, хоть убейте, я вас что-то не припомню, — напрягая лоб, застенчиво признался Бурштейн.
— Я ведь родственница его жены. Моя мама и она — родные сестры. — Ларисе и самой стало казаться, что еще немного — и она начнет жалеть о том, что не прихватила с собой семейные фотографии.
— Так, значит, Клавдия Алексеевна жива-здорова? — умиленно спросил Бурштейн.
— Да, и неплохо себя чувствует.
— Передавайте ей привет от меня.
Лариса, разумеется, поблагодарила, а сама подумала, что не мешало бы потом все объяснить милой старушке. А то вдруг Бурштейн надумает ей позвонить.
— Не знаю, как на свою маму, а на тетю вы совершенно не похожи, — сказал Зиновий Борисович. — Впрочем, нос у вас одинаковый. Да и в целом некоторое сходство между вами есть.
Он рассматривал Ларису как вазу, которую собрался приобрести в магазине.
— Знаете, Лариса, у вашего дяди была в свое время умопомрачительная коллекция, — поднял он вверх указательный палец. — Ей бы мог позавидовать любой понимающий в этом деле человек. Одно время даже поговаривали… Словом, ходил такой слух среди нумизматов, что ему каким-то образом достались малаховские монеты.
— Какие монеты? — переспросила Лариса.
— Малаховские, — повторил Зиновий Борисович. — Ах да, вы, наверное, не знаете… Жил в нашем городе еще до советской власти купец по фамилии Малахов. Род Малаховых был очень старинным. И вот их последний отпрыск, надо сказать, человек весьма интересный и образованный, очень увлекался коллекционированием всевозможных исторических редкостей. В том числе у него была богатейшая коллекция монет различных времен и народов. Поговаривают, что все это он отыскивал и собирал буквально по крупицам. Что ни монета — то большущий раритет. Но пришли смутные времена, и Малахов куда-то исчез. Может быть, сгинул в пучине гражданской войны, а может быть, подался за границу…
Зиновий Борисович тяжело вздохнул, как будто сам пережил то смутное время.
