Владимир Рыбин - Золотой капкан
Хопер жадно жевал хлеб, пресное мясо косули и все прислушивался к непонятно плотной угнетающей тишине. Крик повторился. Это был то ли раненый зверь, то ли человек. Если человек, то Рыжий, больше некому.
Кинув за спину вещевой мешок, взяв в руку ружье, Хопер, осторожно ступая, пошел по скользкому склону. Тут можно было запросто поскользнуться и загреметь вниз, как на салазках. Повсюду громоздились кучи бурелома, валялись вырванные с корнем ободранные деревья, но ни зверя, ни человека нигде не было видно.
И вдруг из-за ствола здоровенного кедра, мимо которого он только что прошел, послышался стонущий голос. Ком грязи возле кедра шевельнулся, и Хопер разглядел Рыжего. Тот лежал на спине, ноги его уходили под ствол, а лицо... лица, по сути, не было. В глиняной маске блестел почему-то только один глаз и темнела щель рта.
- Помоги!.. Вытащи!..
Хопер отложил ружье, подсунул руки Рыжему под спину и долго нащупывал, за что бы ухватиться: все было скользкое. Наконец, взял под мышки, дернул.
Рыжий заорал так, что Хопер отскочил. Потом опять наклонился, услышал слабое, стонущее:
- Ноги!.. Дерево подними...
- Как я его подниму? Кран нужен.
Он тут же подумал, что можно подкопать, освободить ноги. "А что потом? - спросил себя Хопер. - На себе тащить?.."
- Не уходи! - застонал Рыжий, угадавший его мысли. - Помоги!..
- Чем я тебе помогу?
- Вытащи.
- Как вытащить? Видать, судьба...
Подхватив ружье, Хопер повернулся, чтобы уйти.
- Сука! - вдруг заорал Рыжий голосом вполне здорового человека.
Хопер оглянулся.
- Сука ты! Я знал... Это ты Васяню заложил.
- Что?!
- Думаешь, не знаю? Это ты его!..
- Заткнись! - заорал Хопер. Понял, что, не сдержавшись, выдал себя, и от этого разозлился еще больше. Шагнул к Рыжему, ткнул его стволом в лоб. Пристрелю гада!
- Сука ты, сука!..
Он понимал, что это не сам Рыжий, это боль его кричит. Но в злобе дернул за спусковой крючок, уперев ствол в глиняную маску, в которой только и было человеческого, что круглый от боли глаз да распахнутый в крике рот.
* * *
На другой день на тайгу обрушилась жара. Солнце не грело, а жгло, словно стало в два раза горячее. И появились плотные тучи гнуса. Мошка, попадая в горло, вызывала судорожный кашель.
Вечером, когда они развели костер на открытом берегу тихой, уже очистившейся от мути таежной речушки, Сизов понял, что дальше не ходок. Лег на землю и забылся. Очнулся лишь ночью, ощупал пихтовую подстилку под собой, удивился: когда успел веток наломать? Или Красюк постарался? Снова заснул. И показалось ему, будто едет на старой телеге по ухабистой дороге: кидало то вверх, то вниз, умучивало. Потом почудился медведь: вышел из чащи, взвалил на спину и понес.
Опомнившись в очередной раз, Сизов увидел, что уже день, солнце висит над деревьями, покачивается. Опустил руку, почувствовал под пальцами лохмотья телогрейки, похожие на свалявшуюся шерсть.
- Очухался? - спросил Красюк. Он присел, скинул Сизова в мягкий мох, словно мешок. - А я уж думал - окочурился. Плохо твое дело, Иваныч. Совсем без памяти.
Сизов нервно зашарил вокруг себя руками, привстал.
- Где?!
- Чего? - удивился Красюк.
- Образцы где?
- Камни, что ли? Там остались.
- Принеси.
- Других насобираешь.
- Сам пойду. - Сизов встал, покачиваясь.
- Связался я с тобой, - проворчал Красюк. - Ладно, принесу.
Оставшись один, Сизов огляделся, стараясь угадать, где он теперь находится. Думал, что отлежится немного и сам пойдет искать образцы. Не верил он Красюку, думая, что тот попросту сбежал. Сбежал навстречу верной гибели? Но тюремная ребятня никогда не отличалась здравым смыслом, это Сизов знал очень даже хорошо.
Подумав, он достал из вещмешка завернутый в тряпицу транзистор подарок зампрокурора Плонского. Звука почти не было: то ли сели батарейки, то ли транзистор был отлажен так, чтобы его не включали без надобности. Все же Сизов несколько раз включил и выключил его, как велел Плонский. Правда, велел делать это после того, как будет найдено золото. Но он же сказал: приемник пропасть не даст. Значит, можно воспользоваться. Авось, дойдет сигнал, и прилетит вертолет, спасет.
И еще много раз, когда выходил из забытья, Сизов щелкал выключателем транзистора, хоть и не верил, что слабые сигналы маяка пробьют многокилометровое пространство.
Красюк вернулся только к ночи, когда почерневшие склоны сопок сблизились, словно съежились перед сном. Вышел на свет небольшого костерка, который, несмотря на непомерную слабость, Сизову все-таки удалось сложить и разжечь. Бросил узел с образцами, сел возле Сизова, злой, черный от мошки, облепившей лицо. Сказал угрюмо:
- Я тебе не лошадь. Давай что-нибудь одно: или ты, или твои камни.
- Камни, - тотчас ответил Сизов.
Весь вечер они не разговаривали, лежали на мягкой моховой подушке и молчали.
Утром Сизов, все так же ни слова не говоря, принялся засовывать узел с образцами в свой вещмешок. С трудом поднялся на ноги, попросил:
- Помоги надеть вещмешок, я сам понесу.
И пошел к лесу. Красюк догнал, подхватил под руку. Так они шли некоторое время. Потом Сизов почувствовал, что ноги у него сами собой подгибаются, словно в них не было костей. Безнадежным взглядом он обвел окрестности, увидел в распадке уцелевшую после бури полосу зелени и пошел туда, вниз. Выбравшись к речке, рухнул на берегу и закрыл глаза.
- Чего я за твоими камнями ходил? - сказал Красюк. - Покрутились да обратно сюда же и пришли.
Сизов ничего не ответил, лежал в немыслимой слабости, ни о чем не желая думать. И вдруг оживился от какой-то своей мысли, привстал на локте.
- Послушай, Юра, послушай меня внимательно. Не дойдем мы вдвоем, а один ты выберешься. Здоровый, сил хватит. Я тебе скажу, как добраться до Никши. Дай слово, что выполнишь просьбу...
- Как это один?..
- Погоди, не перебивай. Ты вынесешь эти образцы и отдашь, кому я скажу. Сделаешь?
- Может, и сделаю...
- Нет, не отказывайся. Пропадем мы тут оба. А один ты выберешься. Если все сделаешь и в Никше расскажешь, где оставил меня, то, я думаю, найдут...
- В такой тайге?!
- Скажешь, что образцы взяты у озера Долгого в Оленьих горах. А эта речка - Светлая, она впадает в озеро километрах в десяти отсюда. Понял? Километрах в десяти...
Он откинулся на спину, полежал обессиленно и снова заговорил, не поднимая головы:
- Теперь слушай, как идти. Гляди вверх по реке. Видишь сопку с голой вершиной? Поднимешься на нее, увидишь на востоке широкую долину. Там сопки далеко отступают друг от друга. Запомни направление и держись правой гряды сопок. И снова смотри на вершины. Увидишь курящую гору. Там угольные пласты выходят наружу, в осыпях хорошо видно, некоторые из них горят. Лет сто уж этому подземному пожару, и никто не знает, как его потушить. Гора эта небольшая, а за ней, рядом, другая, высокая. С нее ты увидишь узкоколейку. Она как раз на Никшу. Где-нибудь на подъеме дороги дождись поезда. Когда он сбавит скорость, запрыгнешь на платформу, доедешь. Так многие охотники делают, никого ты этим не удивишь. В Никше разыщешь Татьяну Ивакину, жену Саши...
- Того, который с горы упал? - спросил Красюк.
- Отдашь ей образцы, - не ответив на вопрос, продолжал Сизов. - Она геолог, все поймет. Расскажешь обо мне и можешь ни о чем больше не беспокоиться.
- А как же золото?
- Если ты найдешь дорогу, вместе с Татьяной или с тем, кого она с тобой пошлет, найдете меня, то золото мы отыщем, и ты свою долю возьмешь.
- Если, если, - проворчал Красюк и замолчал, задумался.
Сизов тоже молчал, лежа на спине и глядя в небо, блеклое, невысокое, придавленное зноем. Наконец, заговорил:
- Не вздумай прямо сейчас в одиночку кинуться на поиски своего золота. После этой бури вид тайги изменился, и ничего ты не найдешь. Себя погубишь и меня тоже.
Красюк ничего не ответил. Он думал о том, что Мухомор зарапортовался. В поселок, который черт-те где, посылает одного, а за золотом одному, де, нельзя, заблудиться можно. Ну да он ведь тоже не без мозгов. Возьмет мешок с образцами, пойдет, а там сообразит куда вначале податься.
Чем дальше уходил Красюк, тем больше росло в нем раздражение. Ему уже не верилось, что удастся выбраться из тайги по таким приблизительным приметам. Вещмешок оттягивал плечи, и затея Сизова казалась ему все более бессмысленной. Перелезая через поваленное дерево, он оступился, упал, больно ударился коленом, зарычал от злости.
Постояв да подумав, что теперь делать, он пошел дальше. При каждом шаге колено отзывалось болезненной резью, но Красюк все шел, не останавливаясь. Рвал горстями морошку, ссыпал в рот вместе с листьями. Но от морошки только больше хотелось есть. А тут еще мошка, комары, оводы и всякая прочая летающая, сосущая нечисть тучей висела над головой, не давала дышать. Казалось, упади сейчас от усталости, и его высосут всего, оставив одну лишь мумию.
И все же он остановился, поскольку боль в ноге вдруг показалась невыносимой, скинул на землю вещмешок и принялся вслух материть Мухомора, упросившего тащить чертовы камни, а заодно ругал себя, ввязавшегося в эту дурацкую историю с геологией. Подумал, что вот сейчас отдохнет немного и решит, что делать дальше.
