Петр Северцев - Раретитет Хакера
Под рисунком художник написал: «Написать маслом!!», а ниже, несколько раз обведя написанное в задумчивости, выразил свои мысли по этому поводу: «какая же я св»
Эта подпись именя насторожила. С чего бы это ему называть себя своволчью, каким-то образом связывая это с Настей? Я не сомневался, что и рисунок, и обе подписи были сделаны в один и тот же день...
Через несколько секунд до меня дошло: Штерн ведь НЕ ВИДЕЛ СОДЕРЖАНИЕ КАТАЛОГА, ОН ТОЛЬКО РИСОВАЛ ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОФОРМЛЕНИЕ К НЕМУ! Значит, его убили не как свидетеля, а по какой-то другой причине, и эта надпись может стать разгадкой идеи с похищением девушки... Не обвинял ли он себя, мучимый совестью, в том, что ухаживал за Настей с целью отдать ее потом в руки похитителей или еще что-нибудь в этом роде?
Хотя, подумал я, вспомнив собственные мысли и желания, возможно, воспитанный Штерн таким образом страдал, замышляя что-то гораздо более тривиальное – совращение несовершеннолетней Насти, например. Или даже ее изнасилование... Хрен его знает, этого авангардиста!
Однако, он нанял охранника из частного агентства, что говорило о предчувствии опасности или об уверенности в ней.
О чем он мог думать в этот момент? Какие причины побудили его обратиться в частное охранное агентство?
Ответов на эти вопросы пока не было, одни неуверенные предположения. Но все они сводились к одному – к причастности Штерна к информации или деятельности, направленной на выставку, прямо или косвенно. Ничего более определенного и точного я сказать не мог.
Настал, наконец, черед бумаг со стола Шарова, которые собрал собственно убийца. Я разворошил их все и рассматривал по-оддельности минут, наврено, десять, пока не просмотрел все. В основном, это были старые накладные, несколько договоров о продаже, а так же несколько записок от Самсонова к Шарову. Все эти материалы были достойны внимания, но особенно важными именно в этом деле оказались две бумаги – оригинал накладной о продаже одного из экземпляров сделанного Самсоновым полного каталога выставки (всего за тридцать с чем-то тысяч рублей) – через Шарова, у которого этот экземпляр купил некто Свиридов А. С., а так же записка Самсонова. В ней ровным и четким почерком сообщалось нижеследующее:
«Иннокентий Арсеньевич! Еще раз напоминаю о том, что даный экземпляр каталога следует, разумеется, скрыть от общественной продажи. Клиент, который должен прийти и купить каталог, уже осведомлен о цене, он скажет, что сам хотел бы сдать на реализацию иконы дореволюционной работы, и вы проведете его в кабинет. Там он и выдаст вам причитающаеся десять миллионов за каталог, один миллион из которых вы оставите себе. Придет он около половины третьего шестого числа. С уважением, искренне ваш Самсонов В.И.»
«Замечательная записка, – подумал я, – Просто замечательная. Совершенно не понимаю, зечем Самсонову продавать экземпляр каталога через Шарова, когда он сам уже договоился с клиентом о продаже?!.. Хотя, – тут же резонно возразил я себе, – Договаривался он, скорее всего, по телефону, а Шарова использовал, как подставное лицо, чтобы никто не увидел его собственного.»
Тогда становилась понятной смерть Самсонова: второй экземпляр каталога он продал сам, и на нем засветился. Наверное, считал, что все чисто, а получилось весьма печально.
Единственное, остававшееся непонятным в этом отрезке дела – кто и зачем собирался и смог заплатить за жалкиий каталог, пусть и элитной полиграфии, десять миллионов рублей?! Какой идиот-коллекционер мог себе это позволить?
Вот здесь-то и лежал краеугольный камень рассдледования: выяснив, кто и как мог заказать каталог и купить его, я выяснил бы, кто убил Самсонова.
К сожалению, на сегодняшний день это представлялось невозможным.
Отделив важные материалы от остальных, я спрятал их в запирающемся ящике стола, сумку с ненужными сейчас накладными и другими документами положил в стол. Оставалось шесть часов до рассвета. И пока никаких попыток взломать мою дверь никто не предпринимал.
На всякий случай я проверил замок: он был закрыт. Ведро висело на ручке, не шелохнувшись, и это поневоле прибавило мне спокойствия.
Как раз в этот момент в дверь позвонили.
«К ДВЕРЯМ БЛИЗКО НЕ ПОДХОДИТЬ!» – вспомнил я.
Вздрогнув ото этого, в сущности, тихого и безобидного звонка, я на цыпочках отошел от двери, спрятавшись за углом коридора, и, сложив руки неплотной трубочкой, громко спросил в ту сторону, высунув лицо, – Кто там? – и тут же отдернул голову.
Вовремя! Хлопнуло через глушитель – двое за дверью одновременно выстрелили, один повыше, другой пониже; пробив дверь, пули врезались в вешалку, нарушив идеальную гармонию летней одежды; вслед за первой парой выстрелов мгновенно последовала вторая: они хотели быть уверены в том, что мне не уйти.
Я дернул вешалку, которая свалилась на пол с глухим стуком, кстати, дополнительно к палке замыкая входную дверь, и, коротко вскрикнув, не менее кратко застонал, сознавая, что убийцы ждут результата. Затем, не дожидаясь, пока уверенные в моей смерти или тяжелом ранении двое не окажутся у меня в квартире, я скинул тапочки и босиком на цыпочках пробежал в кухню.
Настя спала, хотя теперь она недовольно перевернулась на жэивот, свесив правую руку на пол и поджав под себя колени. Было от чего – она спала совсем раскрытая, и, разумеется, без совего непостоянного лифчика, покрывало сползлов сторону.
Я тряхнул ее, переворачивая на спину, и тут же зажал ладонью губы.
– Тихо! – шикнул я, – увидев ее округливиеся глаза, тут взгляд мой упал на ее открытую колыхнувшуюся грудь, и голова на мгновение закружилась от осознания происходящего: мы были в одной минуте от смерти, может, уже меньше, хотя пока верное ведро не предупредило о вторжении в мою квартиру убийц, а я даже в этот момент мог подумать о том, как она сексуальна!..
– Вставай! – не замедлил повелительно шепнуть я, – Нас хотят убить! Умная девочка быстро сообразила, что никто не собирается ее насиловать, схватила свою блузку и, натягивая ее уже на ходу – я вел ее за собой, – шепотом спросила, – Ты куда?
– Молчи! – я оказался в зале, замер, прислушиваясь.
В дверях осязалось некоторое царапанье: враги подбирали ключи к замку или пытались сделать что-то похожее, опасаясь, очевидно, пускать в ход пистолеты сверх крайней необъодимости, боялись прервать чуткий сон соседей-старушек.
Я поднатужился, пытаясь как можно тише отодвинуть шкаф с одеждой, и, открыв узкий проход в темноту, приказал, – Туда!
– А ты? – шепнула она с тревогой и страхом, пытаясь поймать мой напряженный взгляд.
– Я потом! – ответил я и втолкнул ее в темноту.
Вытащив сотовый телефон и спрятавшись за шкафом, но не закрывая его до конца, зная чертовы особенности сотовой связи, я набрал «02» и, как только дежурный взял трубку, сообщил, – У нас разбойное нападение с применением огнестрельного оружия! Говорит Мареев, хозяин квартиры! Сейчас они пытаются проникнуть в квартиру!
– Кто «они»? – недоумевающе спросил дежурный, он, кажется, дремал или читал интересную книгу.
– Двое преступников, они вооружены... – тут в прихожей хлопнуло: не сумев вскрыть мой весьма хитрый замок, убийцы предпочли поскорее войти, и тут же зегремело ведро.
– Они уже входят! Мы спрячемся, я попробую еще позвонить! Срочно приезжайте!
– Адрес?! – дежурный, кажется, взволновался.
– Майская, дмо сто, квартира девятнадцать.
– Ждите, сейчас будут! Ни в коем случае не проявляете сопротивления! Отдавайте все материальные ценности... – это он говорил уже вместе с явственным чертыханием у двери: входящие наткнулись на парку и вешашлку, которые необходимо было убрать с дороги, чтобы войти в мою квартиру.
– Ждем! – кивнул я, – Учтите, у них на пистолетах глушители! – и отключился.
Задвинуть шкаф обратно было делом нескольких секунд: счастье, что раньше это было очень неудобно, и в свое время я приделал изнутри две ручки.
Здесь было практически темно, однако, Приятель продолжал неумолчное гудение мотора, которое в ночной тишине могло нас выдать. Но выключить его я не мог: тогда пришлось бы задавать команды настройки заново, а это несколько часов напряженной работы и ожидания. кроме того, стерлись бы все незаписанные данные о деле Самсонова и Выставки. Поэтому я просто взял коврик с пола и накрыл им процессор, чтобы гудение вентилятора было не так слышно.
Настя стояла тут же, у кресла, а потому в тесном пространстве бывшей кладовой нам пришлось тесно прижаться друг к другу, пока я совершал вышеупомянутые операции.
– Пролезай за стол, – шепнул я ей в самое ухо, чувствуя нежный запах волос, одновременно вспоминая, что мой стол не вплотную подходил к стене, – и садись у стенки. Может, будут стрелять!
– Хорошо, – кивнула она, и я ощутил взволнованное дыхание на своем лице, а мгновение спустя увидел, как блестят ее глаза, с какой-то непонятной замирающей робостью смотря на меня.
