Андреа Камиллери - Голос скрипки
- И ты назвал?
- Я апеллировал к пятой поправке.
- Ну ладно тебе дурака валять, в Италии нет пятой поправки.
- К счастью! Потому что те, кто в Америке к этой самой поправке апеллировали, все равно накололись.
- А как он отреагировал, когда услышал имя Гуттадауро? Произвело оно на него впечатление?
- По-моему, сконфузился, забеспокоился. Как бы то ни было, формально он меня предупредил. В следующий раз точно в каталажку упрячет без всякой жалости.
- Это-то мне и было нужно.
- Чтобы он меня в тюрьму засунул?
- Да нет, придурок. Чтобы он знал, что здесь замешан адвокат Гуттадауро и его покровители.
- Как ты думаешь, что теперь предпримет Томмазео?
- Доложит начальнику полиции. Он ведь понял, что и сам угодил в сеть, постарается выпутаться. Слушай, Николо, мне нужно просмотреть одну кассету.
Протянул кассету, Николо ее взял, вставил в видеомагнитофон. Появился общий план, несколько мужчин в поле, лиц не видно. Два человека в белых халатах клали тело на носилки. Вверху возникла четкая надпись: MONDAY 14.4.97. Тот, кто снимал всю сцену, изменил фокус, и теперь в кадре были Панцакки и доктор Паскуано, о чем-то говорившие. Звука не было. Они пожали друг другу руку, и судмедэксперт исчез из кадра. Изображение увеличилось так, что охватило еще шестерых полицейских опергруппы, которые скучились вокруг своего начальника. Панцакки им что-то сказал, и все вышли из кадра. Конец фильма.
- Ни фига себе! - произнес Дзито вполголоса.
- Перепиши.
- Здесь не могу, нужно идти в режиссерскую.
- Иди, но смотри: чтоб никто ничего не видел.
Взял в столе у Николо чистый конверт и листок бумаги, вставил его в пишущую машинку.
«Я ПРОСМОТРЕЛ ОБРАЗЕЦ. ОН МЕНЯ НЕ ИНТЕРЕСУЕТ. ДЕЛАЙТЕ С НИМ ЧТО ХОТИТЕ. ОДНАКО СОВЕТУЮ УНИЧТОЖИТЬ ИЛИ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ТОЛЬКО ДЛЯ ПРОСМОТРА В ОЧЕНЬ ТЕСНОМ КРУГУ».
Подписывать не стал, адреса не написал, хотя и знал по справочнику.
Вернулся Дзито, отдал ему кассету.
- Вот оригинал, а вот копия. Не очень хорошо получилось, делать копию с копии…
- А мне не на Венецианский кинофестиваль. Дай-ка мне пакет.
Копию он положил в карман, а письмо и оригинал - в большой пакет. И здесь не указал никакого адреса.
Галло сидел в машине и читал «Спортивную газету».
- Знаешь улицу Ксерри? В доме восемнадцать есть контора адвоката Гуттадауро. Оставь ему этот пакет и возвращайся за мной.
Фацио и Джалломбардо заявились в комиссариат аж после девяти.
- Да уж, комиссар! И смех и грех, вот что это было! - сказал Фацио.
- Что он сказал?
- Сначала говорил, а потом как воды в рот набрал, - присоединился к коллеге Джалломбардо.
- Когда мы показали ему футляр, он не понял. Говорит, это что, шутка? Шутка, да? Как только Джалломбардо намекнул, что футляр нашли в Раффадали, спал с лица, побледнел весь.
- Потом, когда увидел оружие, - вмешался Джалломбардо, которому тоже хотелось внести свою лепту, - совсем сник, мы испугались, что ему прямо в машине плохо станет.
- Трясся весь, как в лихорадке. Потом вдруг сиганул через меня, выскочил из машины и дал деру, - сказал Фацио.
- Несся как подстреленный заяц, метался из стороны в сторону, - заключил Джалломбардо.
- А теперь-то что? - поинтересовался Фацио.
- Камень мы бросили, осталось кругов на воде дождаться. Спасибо за все.
- Рады стараться, - отчеканил Фацио. И добавил: - А футляр куда? В сейф?
- Да, - сказал Монтальбано.
В кабинете Фацио был довольно большой сейф, не для документов, а для конфискованных наркотиков и оружия, которые держали там до отправки в Монтелузу.
Усталость навалилась неожиданно, все-таки вот они, сорок шесть, уже не за горами. Предупредил Катареллу, что едет домой, пусть звонят туда. За мостом остановился, вышел из машины, подошел к дому Анны. А если у нее кто-то есть? Была не была. Анна открыла ему.
- Входи, входи.
- Ты одна?
- Одна.
Она усадила его на диван перед телевизором, приглушила звук, вышла из комнаты, вернулась с двумя стаканами, в одном было виски для комиссара, а в другом - белое вино для нее самой.
- Ты уже ужинала?
- Нет, - ответила Анна.
- Ты что, никогда не ешь?
- Днем ела.
Анна присела рядом с ним.
- Не пристраивайся слишком близко, а то от меня запашок еще тот, - предупредил Монтальбано.
- Был тяжелый день?
- Вроде того.
Анна протянула руку, положила ее на спинку дивана, Монтальбано запрокинул назад голову, положил ее на руку Анны, чувствуя прикосновение ее кожи. Закрыл глаза. К счастью, стакан с виски предварительно поставил на столик, потому что вдруг заснул глубоким сном, как будто в виски было снотворное. Спустя полчаса также внезапно проснулся, растерянно осмотрелся по сторонам, ничего не понимая, потом сообразил, застыдился.
- Прошу меня простить.
- Хорошо, что ты проснулся, у меня совсем онемела рука.
Комиссар встал.
- Мне пора.
- Я тебя провожу.
В дверях с абсолютной естественностью Анна слегка коснулась губами его губ.
- Отдыхай, Сальво.
Он долго стоял под душем, сменил все белье и одежду, набрал номер Ливии. Телефон звонил и звонил, затем связь автоматически прервалась. И что там мудрит эта блаженная? Сидит в одиночестве и страдает из-за Франсуа? Было слишком поздно, чтобы звонить ее подруге. Он устроился на веранде и, подумав немного, решил, что если не свяжется с Ливией в течение следующих двух суток, бросит все к чертям собачьим, сядет в самолет, полетит в Геную и проведет с Ливией по крайней мере сутки.
Неожиданно зазвонил телефон. Монтальбано бегом бросился к нему. Он был уверен, что звонит Ливия.
- Алло? Я говорю с комиссаром Монтальбано? Голос казался знакомым, но он не мог вспомнить, кому он принадлежит.
- Да. Кто говорит?
- Это Эрнесто Панцакки. Круги на воде.
- Слушаю тебя.
А они были на «ты» или на «вы»? Но теперь это не имело никакого значения.
- Я хотел бы с тобой поговорить. Лично. Можно подъехать?
У него не было ни малейшего желания встречаться с Панцакки у себя дома.
- Я сам приеду. Где ты остановился?
- В гостинице «Пиранделло».
Гостиничный номер, где остановился Панцакки, оказался просторным, как салон. Кроме двуспальной кровати и шкафа здесь стояли два кресла, широкий стол с телевизором и видеомагнитофоном, бар-холодильник.
- Семья еще не перебралась ко мне.
«И слава Богу, а то ведь потом опять придется переезжать», - подумал комиссар.
- Извини, но мне нужно пописать.
- Да не прячется никто в туалете.
- Мне правда нужно пописать.
Такой змее, как Панцакки, нельзя было доверять. Когда комиссар вернулся, Панцакки пригласил его сесть в одно из кресел.
Начальник оперотдела был мужчина коренастый, но элегантный, со светлыми рыбьими глазами и татарскими усами.
- Тебе что-нибудь налить?
- Нет.
- Перейдем сразу к делу? - предложил Панцакки.
- Как хочешь.
- Итак, сегодня вечером обратился ко мне один полицейский, некто Куликкья. Не знаю, знаком ли ты с ним.
- Лично нет, знаю по имени.
- Он буквально трясся от страха. Двое из твоего комиссариата, по всей видимости, ему угрожали.
- Это он тебе так сказал?
- Я так понял.
- Ты неправильно понял.
- Тогда расскажи мне сам.
- Слушай, уже поздно, и я устал. Я ездил в дом Ди Блази в Раффадали. Пошарил там немного и очень скоро нашел футляр с гранатой и пистолетом. Сейчас они у меня в сейфе.
- Но черт возьми! У тебя же не было разрешения! - закричал Панцакки, вскакивая.
- Ошибаешься, дорогой, - невозмутимо сказал Монтальбано.
- Ты укрываешь доказательства!
- Я тебе еще раз говорю: ошибаешься, дорогой. И если уж говорить о санкциях, об иерархии, сейчас я встану, выйду отсюда и оставлю тебя в полном дерьме. Потому что ты как раз в него и вляпался.
Панцакки поколебался секунду, мысленно взвесив все «за» и «против», и сел. Он очень старался, но первый раунд проиграл.
- И может быть, ты должен мне еще и спасибо сказать, - продолжал комиссар.
- За что же?
- А за то, что я унес футляр из дома. Он ведь понадобился, чтобы доказать, что Маурицио Ди Блази взял гранату в доме, не так ли? Только ведь криминалисты не нашли бы отпечатков Ди Блази, хоть ты их озолоти. И как ты объяснишь этот факт? Тем, что Маурицио был в перчатках? Вот хохма!
Панцакки ничего не ответил, уставившись на комиссара рыбьими глазами.
- Продолжать? Твоя изначальная вина, впрочем, до твоей вины мне нет никакого дела, самая главная твоя ошибка заключается в том, что ты открыл на Маурицио Ди Блази охоту, не будучи уверенным в его виновности. Но ты ведь хотел провести «блестящую» операцию любой ценой. Потом случилось то, что случилось, и ты, естественно, облегченно вздохнул. Делая вид, что хочешь спасти полицейского, который спутал ботинок с оружием, ты выдумал историю с гранатой и для того, чтобы она выглядела правдоподобной, спрятал футляр в доме Ди Блази.
