Наталья Борохова - Адвокат Казановы
– Высокая степень точности, – заметила прокурор.
– Да, я бы сказал, ошибка исключена, – улыбнулся эксперт.
– Возражаю, ваша честь! – поднялась с места Дубровская. – Последнее замечание эксперта весьма спорно.
– Адвокат, вы собираетесь упираться из-за возможной погрешности в одну тысячную процента? – ухмыльнулся судья. – Что ж, мы примем ваше возражение к сведению. Вы абсолютно правы!
Несмотря на реплику судьи, Елизавета поймала на себе насмешливые взгляды эксперта и обвинителя.
– Разрешите задать эксперту вопросы? – обратилась она к судье.
– А разве не за этим мы здесь? – улыбнулся Беликов. – Задавайте, разумеется.
Елизавета сверилась со своими записями. Тот, кому хоть чуточку известна юридическая практика, знает, что попытка переспорить эксперта сопоставима разве что с поединком, где твоим противником станет ветряная мельница. Ну что ж, была не была!
– Вы сказали, что лицо трупа обуглено. Так? – задала она первый, совершенно безопасный вопрос.
– Совершенно верно.
– Значит, идентифицировать труп по внешности было невозможно?
– Да, проводить опознание было бессмысленно. Мягкие ткани головы обгорели почти полностью, и вид у трупа был, скажем откровенно, ужасный, – пояснил эксперт. – Сами понимаете, мало кто из близких может опознать родственника по форме черепа. Они бы увидели просто обгорелую головешку.
Вощинский, сидя в первом ряду, судорожно глотал воздух. Должно быть, судебно-медицинские тонкости уголовного дела оказались слишком тяжелы для его восприятия.
– Так, если опознание не проводилось, то нет никакой уверенности в том, что вы исследовали труп именно Серебровой, – сделала вывод Дубровская, и все уставились на нее как на полоумную.
Первым выразил свое потрясение эксперт.
– Вообще-то я был уверен, что защитники знакомятся с материалами уголовного дела, – сказал он.
– Я читала дело. От корки до корки, – заверила его Лиза, чувствуя, что кончики ушей у нее начинают гореть. Неужели она что-то пропустила?
– Тогда я и не знаю, что сказать, – развел руками эксперт. – Труп, как вы помните, был обнаружен в машине Серебровой. Тут нет никаких сомнений. Все данные совпадают.
– А я их и не оспариваю. Найденный в карьере джип принадлежал Инге Петровне, – согласилась Дубровская. – Но как быть с телом?
– Труп, помещенный в машину, был тщательно осмотрен. Он имел все приметы Серебровой: ее рост, удлиненную форму затылочной части черепа…
– Я читала описание в деле, – прервала его Дубровская. – Но, согласитесь, это весьма приблизительная характеристика. Мало ли на свете людей примерно одинакового роста и с удлиненной формой черепа?
– Согласен, немало. Но если позволите, я продолжу… На пальцах трупа были обнаружены золотые кольца, принадлежащие Серебровой. Одно из них, кстати, имело памятную гравировку.
– Да, кстати, опознание колец было проведено в ходе предварительного следствия, – внесла свою лепту прокурор. – И управляющий Песков Константин опознал ювелирные украшения, заявив, что они ему хорошо знакомы. Он несколько раз, по настоянию хозяйки, сдавал их в чистку. Вам мало?
– Но кольца можно надеть на любые пальцы, – упрямо проговорила Дубровская. – Нет ли у вас прямых доказательств того, что найденный труп принадлежит именно Инге Серебровой?
– Есть, – выдохнул эксперт. – Есть. Это данные генетической экспертизы, о которой мне уже пришлось рассказать. Для такого исследования годится любой материал: осколок зуба, волос, кусочек кожи. Экспертизу можно даже провести, используя единственную клетку потерпевшего, ведь в ней содержится полная генетическая информация. У нас же имелось достаточно материала.
– Конечно. Но найденный материал нужно же с чем-то сопоставлять? – поинтересовалась Лиза. – Мне известно, что для сравнения берутся образцы у родственников потерпевшего.
– Совершенно верно. И, разумеется, это сильно упростило бы нашу задачу. Однако в данном случае у нас такой возможности не было. У Серебровой не осталось родственников, – развел руками эксперт.
– А как же Вощинский? – удивилась Дубровская, игнорируя землистый цвет лица своего знакомого. – Он что, отказался сдать пробы?
– Можно мне воды? – поднялся с места Павел Алексеевич. – Мне кажется, здесь немного душно.
Судья понимающе уставился на него. Конечно, не духота была причиной дурноты Вощинского. Дотошность защитника могла довести до обморока и любого другого, менее сильного человека. Павел Алексеевич, следовало признать, еще держался молодцом.
Передав стакан секретарю, он вытер губы платком. Вложив во взгляд всю глубину душевной скорби, он произнес, обращаясь к защитнику:
– Я не являюсь в прямом смысле слова родственником Инги, что вы должны знать.
Дубровская почувствовала угрызения совести. Кажется, Вощинский действительно нечто такое говорил.
– Если бы господин Вощинский был кровным родственником Серебровой, от исследования получился бы толк, – пояснил и эксперт. – Но он был приемным ребенком в семье. Так что о каком родстве можно вести речь?
– Тогда что же использовалось для сравнительного образца? – удивилась Дубровская.
– Если бы вы читали описательную часть моего исследования, такой вопрос у вас вряд ли бы появился, – негромко проговорил эксперт, словно испытывая неловкость от того, что защитник небрежно ознакомился с делом. – Мы использовали шиньон из волос Серебровой.
Дубровская прикусила язык. Что-то про шиньон она читала, не то в описательной части экспертизы, не то в выводах. Жаль, что она не придала тому моменту значения.
– Шиньон был предоставлен Вощинским и использован как сравнительный образец. Кстати, он приобщен к делу в качестве вещественного доказательства, странно, что защитник как будто слышит о нем в первый раз, – заметила прокурор Прыгунова.
Елизавета почувствовала, что краснеет.
– Разумеется, я читала о шиньоне. Разве я не вправе задать уточняющие вопросы? – сделала она попытку выйти из щекотливого положения.
– Если вы в полной мере реализовали свои права, может, отпустим эксперта? – поинтересовался судья. – Впрочем, рабочий день уже окончен. У конвойной службы тоже, между прочим, есть свое расписание. Не заставите же вы своего подзащитного коротать ночь в подвальном помещении суда?
– Нет, конечно, – молвила Дубровская. – У меня больше нет вопросов.
– Рад слышать, – усмехнулся судья.
Елизавета солгала. То есть насчет вопросов солгала. Один вопрос у нее остался. Что значит загадочное слово шиньон?
– Шиньон использовали тогда, когда была мода на пышные прически, – говорил Андрей, поправляя дрова в камине. – Волосы свивали в небольшой валик и подкладывали в прическу для придания ей объема. Если бы ты спросила Ольгу Сергеевну или же свою мать, то наверняка получила бы исчерпывающий ответ.
– Как же мне спросить твою маму, если она сейчас в кино? – удивилась Лиза и сразу же пожалела о своих словах.
– Да, в кино, – повторил Андрей, гипнотизируя языки пламени в камине. – Они с папой в кино, а мы здесь.
– Зато мы сидим у камина и смотрим на огонь! – излишне оптимистично воскликнула Дубровская. – Что может быть лучше в морозный февральский вечер, чем сидеть рядом с любимым человеком и наслаждаться покоем и тишиной?
– Да? – как-то безразлично удивился муж. – Не уверен в твоей искренности. Мне кажется, ты бы с большим удовольствием провела время в компании своего Аполлона, обсуждая детали его преступной выходки. Мне иногда кажется, что заинтересовать тебя можно только одним способом – убить кого-нибудь.
– Что за чушь! – возмутилась Лиза. И добавила: – К тому же Серебров никого не убивал.
Андрей поморщился:
– Мне нет дела до твоего Сереброва! Мне все равно, обагрил он руки кровью жены или же, наоборот, чист, как новорожденный младенец. Мне небезразличны наши с тобой отношения.
– Мне тоже, – запоздало согласилась Лиза.
– Что-то непохоже. Ты сутками пропадаешь в суде, ведя дело, за которое тебе никто не собирается платить, печешься о судьбе человека, который для тебя, в общем-то, пустое место. Да-да, не спорь, именно так. Кто он тебе? Брат, сват, муж?
– Но ты же понимаешь, как важно для меня достойно провести это дело! – с отчаянием в голосе воскликнула Лиза.
– Для меня тоже важны мои склянки с лекарствами, производство пилюль и прибыль от моих чертовых аптек. Но я четко разделил свою жизнь на две части: работа и семья. И они не пересекаются, не проникают друг в друга. Почему ты не можешь сделать так же?
– Я пытаюсь, но у меня плохо получается.
– Так давай попробуем еще. Что ты делаешь завтра? Опять суд?
Лиза задумалась, но потом ее лицо засияло.
– Завтра я свободна! У нас перерыв до понедельника.
– Рад слышать. – Андрей решился на слабую улыбку. – Значит, идем куда-нибудь?
