Наталия Левитина - Сорванные цветы
– Закрой глаза. Стой смирно.
Пять секунд Катя послушно выполняла приказ, потом возмутилась:
– Но ты же меня раздеваешь!
– Стой смирно, я кому сказал!
– Но где же подарок? Я обязательно должна принимать его голой?
– Глаза не открывай. Твои леггинсы надо отковыривать саперной лопаткой. Дай ногу, так, вторую.
– Приготовились...
Катя почувствовала на голых плечах и спине приятное скользящее прикосновение и открыла глаза. На ней была длинная роскошная шуба из жемчужно-голубой норки.
– О! – выдохнула Катя, осматривая себя. – О!
– Нравится?
– О, милый!
– А теперь – расплата.
Катя оказалась на полу, Олег внедрился под шубу, и стоило огромных трудов уговорить его перенести место действия на кровать, чтобы не портить драгоценный подарок.
«Боже, сколько радости, – думал Олег, путешествуя взглядом по чудным изгибам тела своей спящей красавицы. – Грустно, что она скоро ко всему привыкнет и перестанет падать в обморок от тюбика помады. Через двенадцать лет ей будет всего тридцать. Даже меньше, чем было Оксане. Когда ей будет сорок, мне уже стукнет шестьдесят четыре. Буду трепетно лелеять в себе цветник болезней и прислушиваться к почти забытым желаниям. Нет, не доживу при такой работе. И вряд ли мне удастся ее удержать. Меньше чем за месяц она, как резвая австралийская лошадка на Мельбурнских скачках, проскакала нелегкий путь от невинной девочки до страстной любовницы. Если это доставляет ей такое удовольствие через три недели после утраты девственности, что я буду делать с ней потом?».
Катя перевернулась во сне на другой бок и, не просыпаясь, автоматическим движением отбросила от лица гриву шелковистых волос. Олег с удовольствием вдохнул аромат, исходивший от них.
– Моя маленькая девочка.
Катя все-таки разбила «БМВ». Ей очень хотелось продемонстрировать свое искусство автомобилевождения, и в результате пострадал ни в чем не повинный гражданин на скромных «Жигулях» пятой модели (помятое крыло и разбитая фара), а Олег буркнул себе под нос что-то вроде «очень дорогая женщина» и грустно улыбнулся своей юной подруге, которая смотрела на него испуганно и жалобно.
Автомобиль был поставлен на ремонт, а Катя стала ежедневно садиться за руль «восьмерки», которая недавно пружинила под тяжестью Яны. В принципе Катерина была вполне технична, ей не хватало практики и умения двигаться в непрерывном потоке машин. Она твердо решила добиться успеха еще и в этой области и поэтому могла до посинения репетировать на автодроме упражнения «въезд в бокс задним ходом» или «разворот в тупике», вызывая апатичную вялость и утрату интереса к жизни у водителя Саши, который был официально назначен персональным тренером Катерины.
Катя редко вспоминала об Оксане. И она, и Яна, и сама Катерина, та Катерина, которой она была, казались ей нереальными фигурами забытого сна.
Прошло восемь месяцев с момента ее приезда в Москву. Она уже достигла цели, которая смутно вырисовывалась в юной голове, когда Катерина подкрадывалась к столичному городу по железной дороге. Реальность даже превзошла ее робкие мечтания. Настоящая любовь, так удачно обрамленная богатством, являлась непостижимым подарком фортуны. Жизнь напоминала сказочную грезу, она обволакивала Катерину теплым молочным туманом и опьяняла. Корзины белых роз, роскошные наряды и драгоценности, предстоящий Лондон, а потом, после свадьбы (о, какое у нее будет платье!), кругосветный круиз, – у Кати кружилась голова, как от бокала шампанского.
Дверь в спальню Оксаны была наглухо заперта, а ее «девятка» продана. Только иногда, открывая дверцы своего платяного шкафа, набитого одеждой, Катя видела в углу костюмы, подаренные бывшей хозяйкой, и укол тоски заставлял сжиматься сердце. «Бедная милая Оксана, что ты натворила?». Но нет, Катя слишком мало знала ее, чтобы сочувствие к несчастной женщине могло затмить ее сегодняшнюю радость. Иногда она чувствовала стыд – ведь именно смерть Оксаны неожиданно изменила ее жизнь. Но юность и любовь не позволяли Кате горевать больше трех минут в сутки. Она решительно захлопывала дверцы шкафа и в оправдание мысленно говорила себе: «Я ведь тоже когда-нибудь умру...» – хотя это казалось совершенно нереальным.
– Ох, деточка, не знаю, что и сказать, – запричитала Татьяна Васильевна, когда Катерина явилась к ней преобразившаяся, в новой шубе и на автомобиле с водителем. – Как же так получилось?
И впервые в жизни вызвала в племяннице глухое раздражение.
– Ну, Танюша, я ведь его люблю. И он меня любит. Скоро женится.
– Ну, не знаю. Ведь у него только-только жена умерла. И он так сразу тебя полюбил?
– Может быть, он уже давно меня любил!
– Ужасно. Ты должна еще раз хорошенько подумать.
– Но что же думать теперь! Мы ведь спим вдвоем! – наповал убила родственницу Катерина.
Татьяна Васильевна схватилась за сердце:
– Катя! И до этого дошло! Это ужасно, что я скажу твоим родителям? А если он передумает, кто же тебя теперь возьмет замуж такую! Вон в газетах девицы, которые ищут работу, пишут: «Интимных услуг не оказываю». А ты, получается, оказываешь. И полы моешь, и за попку тебя можно ущипнуть, и в кровать уложить. Поиграет он с тобой, Екатерина, и бросит.
– Да нет же, тетя, – разозлилась Катюша, – ты все как-то ужасно извращаешь! Вот смотри, шуба. Вот браслет с бриллиантами. Стал бы он мне делать такие дорогие подарки? Он на руках меня носит, и скоро мы поедем в Краснотрубинск знакомиться с родителями.
– Он стар для тебя! Ему сорок два года!
– Он хороший! Чудесный, умный, добрый!
Тетка и племянница вдвоем не сумели бы составить элементарного силлогизма: одна вела разговор о возрасте, другая – о душевных качествах.
Татьяна Васильевна не унималась, чувствуя свою ответственность за девочку, попавшую в цепкие объятия старого развратника.
– Посчитай-ка, сколько ему лет будет, когда тебе исполнится всего тридцать восемь? Ты будешь женщина в самом соку...
– А он будет уже лысый, и я буду целовать его в лысину и делать массаж пяток. И все, все, все, не приставай ко мне. Я все сама решила! Я тебе через пол-Москвы везла подарок, едва не надорвалась, а ты даже чаем не угостила любимую племянницу! На, держи!
Катя сунула в руки Татьяны Васильевны большой яркий пакет из плотной блестящей бумаги, где покоился заботливо выбранный в фирменном магазине костюм для женщины пятьдесят четвертого размера, и, прежде чем морально устойчивая родственница успела гордо отвергнуть подношение павшей племянницы, хлопнула дверью и выбежала из квартиры.
Но вечером расстроенную Катерину ожидал новый сюрприз – лингвистический. Она убедилась, что тот скачок в изучении иностранных языков, о котором она рассказывала Андрею, наконец-то произошел.
К Олегу, который после смерти жены стал вести более светский образ жизни, стал быстрее убегать с рабочего места и чаще предаваться развлечениям, нагрянула подруга молодости Анна Витальевна, роскошная сорокалетняя дама, и ее друг – немец, свободно говорящий кроме немецкого еще и на английском.
Гости оценили Катины способности – иностранец с пещерным чавканьем поедал пельмени с уксусом, а мадам изящно прокалывала вилочкой котлету и понимающе подмигивала Олегу.
Немец произнес на родном языке длинный вопрос гастрономического содержания, и Катя машинально ответила ему на английском, не задумываясь и не напрягаясь. Немец удовлетворенно хрюкнул и громко сглотнул новый пельмень. Катя застыла от удивления: ей показалось, что и вопрос и ответ прозвучали на родном и понятном русском.
– Девочка к тому же полиглотка, – притворно восхитилась Анна. – Олег, где ты нашел такого всесторонне развитого ребенка? Чудо!
Олег гордо взглянул на свое сокровище. Катя вспыхнула, а Анна долго изучала ее, как будто прикидывая, какие еще специфические таланты скрывает прелестная оболочка.
– ...Прогресс, несомненный прогресс, – ликовал Олег в кровати. – Зачем тебе репетитор, мой котенок, ты уже запросто разбираешься в семимильных немецких выражениях. Сейчас я кое-что с тобой сделаю, моя душистая развратная малютка.
– Я не малютка, и не развратная.
Катя неистово отбивалась подушкой. Бесхитростно расставшись с невинностью, она теперь перед каждой новой встречей в простынном интерьере пыталась компенсировать свою уступчивость воинственными выходками. Олег получил подушкой по голове и упал, якобы обессиленный.
– Какой же ты красивый, крепкий, – нежно ворковала Катюша, горячим шелковистым ужом заползая к нему на грудь. – Мышцы здесь, и здесь, и здесь.
– Еще раз, пожалуйста.
– Разбежался. Почему ты сам не говоришь со мною по-немецки? С этим иностранцем говорил!
– О Господи, у ребенка и в кровати учеба! Как ты любишь учиться!
– Если бы я не любила учиться, ты лежал бы в кровати около девушки с веслом. Гипсовой и холодной от страха. Ну, без весла.
