Марина Серова - Кошелек или жизнь?
— А мы как-то вместе в цирк ходили, с мальчишкой-то. Такой веселый был, над клоунами смеялся, — зачем-то сказал Николай. Он слушал меня и становился все мрачнее, как туча, которая норовит разразиться серьезной грозой.
Фрейда лежала рядом, и такое ощущение, что она внимательно слушала весь наш разговор и понимала каждое слово — карие глаза светились настоящей, как принято говорить, собачьей грустью. Ей-то за что пришлось столько перенести?
— Ладно. А Сашка где?
— Пока не известно. Эти молчат. Но я вот что думаю… — Я сделала паузу, не зная, стоит ли высказывать свои соображения Николаю.
— Говори, все выкладывай, — сказал, почти приказал он мне.
— …Я думаю, что если бы Александр Денисович был жив, то им не было бы смысла скрывать, где они его прячут, — ведь сразу обвинение с плеч. Но вон как они уперлись — значит…
Все же я не стала рассказывать Николаю подробности ареста и про поведение «предателя» в стройных бандитских рядах. Тот бы не стал палить просто в сообщника, за которым водятся мелкие грешки, — он мог стрельнуть только в «мокрушника», чтобы отгородиться от соучастия в убийстве и других делах, тянущих на «вышку» или солидный срок. Про это я подумала — но вслух говорить не стала.
— А я уверен, что Сашка жив. Вот так. Верю — и все тут, — сказал Николай, помолчав. Спокойно так сказал, как о деле само собой разумеющемся.
А я подумала — может, про этого надежного партнера, который принесет удачу, толковали мне магические кости? И ведь Николай прав — пока человек не найден живым или мертвым, в этом деле рано ставить точку, какие бы мысли на этот счет в голове ни бродили. Вот ведь как интересно получилось — моя клиентка, та, которая заплатила за работу деньги, вдруг на полпути отказалась от своих намерений и спокойненько спряталась в свою фешенебельную норку, наверняка каясь, что слишком уж поддалась своим порывам и далеко зашла — так далеко, где уже можно потерять все благосостояние. А этот человек готов идти до конца, все отдать за друга, в прямом смысле — достать его из-под земли. Но, наверное, я и сама была бы больше уверена, что Кораблев мертв, если бы не последнее магическое гадание. Ведь там речь шла об успехе, надежном партнере и вообще о благоприятном исходе дела. А какой же это успех, когда тебе холмик показывают, где лежит человек, которого все ищут? Нет, тут что-то не то, магические кости никогда меня не подводили.
— Забыла — вы с Кораблевым со школы, что ли, знакомы? — спросила я Николая.
— С первого по третий класс за одной партой сидели. И вообще жили в одном дворе. А что?
— Да так, ничего.
— …И вот эта девушка, Катя, тоже тогда сказала, что звонил кто-то. Помнишь? А правда — откуда это звонили? Вот бы узнать. Может, сейчас вообще он сам звонил, а? Нет, правда? Как это я раньше не догадался? Наверняка так оно и было, — обрадовался Николай.
— С чего это вдруг такое предположение взялось? — поинтересовалась я невольно.
Хотя на самом деле я прекрасно знала откуда — его подсказали надежда и вера, что друг все еще жив. Чего только не придет в голову, чтобы себя в этом убедить?
— Ну да, я уже потом подумал: чего это она так долго в телефоне слушала, прежде чем про больницу сказать, а? Обычно раз — и трубку бросает. Но на это я только потом внимание обратил, когда она исчезла. Я так думаю, что Сашка позвонил, и она куда-то к нему побежала. Я ведь тут задолбал ее совсем, чуть живьем не сожрал — вот она и решила реабилитироваться. Может, совесть заела? Думает, раз сама заварила кашу — сама буду расхлебывать. Может такое быть?
— Все случается, — сказала я уклончиво. — Вон Фрейда что-то беспокоится, к двери подошла. На улицу, что ли, просится?
— Нет уж, я с ней гулять не пойду, уволь, — пробормотал Николай смущенно.
— Чего так? Боишься, что ли?
— Я всех собак боюсь. Меня в детстве Тузик один укусил — сорок уколов от бешенства делали, теперь я к ним ближе чем на пять шагов не подхожу.
— Ясно, — засмеялась я, видя, как Николай и теперь на всякий случай жался в угол. По крайней мере мне было ясно, почему он отпустил на улицу Кораблеву с собакой, а не пошел сам.
— А эту сучку я все равно найду. И по-своему проучу, — сказал Николай. — За все ответит — а прежде всего за свою жадность и глупость.
— Ну вот, сначала спас даму, а теперь?
— Кого это я спасал? — удивился Николай, и пришлось ему рассказать, как странно на самом деле повернулась история на кораблевской даче. Ведь это же просто случай, что мы появились как раз в тот момент, когда мальчишки там собрались, чтобы трясти из Кораблихи монеты, и охрану у ворот для пущей надежности выставили. А она-то думала, что везет на дачу своих телохранителей, дурища!
— Вот я и говорю — за глупость проучу. И за ревность бабскую. Бр-р-р, больше всего эту гадость ненавижу! Видишь, как отомстить мужику решила, тварь, вплоть до того, чтобы убрать чужими руками. Только бы мне кто-нибудь помог ее найти, — и Николай выразительно уставился на меня, всем своим видом давая понять, что как раз на мою помощь и рассчитывает.
— Смотри, вон кто нам рвется помочь, — кивнула я на Фрейду, которая поскуливала и толкала в дверь лапами — мол, открывайте, чего такие непонятливые.
Взяв с полки шарфик Кораблевой, я дала его понюхать Фрейде, и собака несколько раз гавкнула. Честное слово, мне казалась, что она понимает каждое слово и даже невысказанные еще мысли.
— Интересно, а в детстве у Кораблева тоже собака была?
— Была, это точно.
— Наверное, ее Платоном каким-нибудь звали? Или Шопенгауэром? — поинтересовалась, пристегивая Фрейде ошейник. Я чувствовала себя прямо-таки опытной собачницей рядом со смешным Николаем. Забавно, когда у сильных, грозных мужчин обнаруживаются такие слабости.
— Бери выше — Тузиком, тем самым, — сказал Николай, поспешно, первым выкатываясь на лестницу.
Фрейда быстро сбежала по лестнице и сразу же потянула меня к знакомому пустырю, где я ее уже однажды выгуливала. Торопливо обнюхав один за другим кустики сорняков, собака наконец все же выбрала, какой из них ей предпочтительнее, и устроилась делать свои собачьи дела.
— Ну вот, привела, — пробормотал Николай и с досадой отвернулся.
Затем, покружив по пустырю, Фрейда направилась к подъезду, но потом резко остановилась и побежала в сторону.
— Фрейда, искать, — отдала я команду, еще раз дав понюхать ей шарф. — Искать хозяйку.
Вряд ли, конечно, Фрейду кто-нибудь натаскивал, как поисковую собаку, но, похоже, кто-то из ее предков немецких овчарок был по этой части не из последних. Услышав мои слова, Фрейда быстро пошла по следу, и мне пришлось даже бежать за ней, натягивая поводок. Николай молча бежал рядом — слышно было его легкое дыхание и изредка недовольные вздохи то ли по поводу собаки, то ли насчет «глупой бабы».
В полном молчании, втроем, обогнули мы дом и оказались на автобусной остановке. Здесь Фрейда остановилась, принялась скулить и нюхать землю — ясное дело, потеряла след.
— Приехали, — вздохнул Николай, но тут Фрейда обрадованно крутанула меня на месте и потащила через дорогу. От неожиданности я чуть было не угодила под проносящуюся во весь опор легковушку, пришлось резким движением укротить собачий пыл.
На другой стороне дороги оказались посадки, Фрейда потянула нас туда, и некоторое время мы шли вдоль дороги по захламленной тропинке между деревьями. Кораблева, наверное, не хотела, чтобы ее видели. Или торопилась по какому-то одному ей известному маршруту. Посадки пересекала трамвайная линия, и собака уверенно свернула в эту сторону, добежала до трамвайной остановки, немного покружила по асфальтовому пятачку и… села. Теперь, похоже, точно приехали. Не было никаких сомнений, что хозяйка укатила на трамвае. Но — странное дело: Фрейда остановилась не на противоположной стороне, где всегда стояла толпа людей, стремящихся попасть в центр города, а именно здесь. Отсюда маршрут вел на самую окраину, и до конечного кольца, где трамвай разворачивался и шел в обратную сторону, было всего остановок шесть-семь, не больше. Черт возьми, наверное, оттуда можно подняться на гору и попасть в лес. А что ей делать в том лесу? Впрочем, ближе к конечной остановке начинался район частных домов — не исключено, что где-нибудь там затарился Кораблев, точнее, его там затарили.
С грохотом подкатил трамвай. Я кивнула Николаю и запрыгнула с Фрейдой в вагон. Ясное дело, что Кораблева наверняка ехала в другом трамвае, да из-за обилия пассажирских следов Фрейда вряд ли сумеет найти нужный. Николай не спрашивал, куда и зачем мы едем — он молча думал о чем-то своем. Ничего страшного — в любом случае, сделаем кружок и вернемся на прежнее место минут через пятнадцать — все лучше, чем с дурацким видом стоять на месте и смотреть друг на друга, не зная, что делать дальше.
