Диля Еникеева - Маленькая женская месть
"Пусть побудет среди людей, дамой сердца обзаведется, а даже если и нет, то найдет какую-никакую бабешку для удовлетворения физиологических надобностей", - думала верная боевая подруга, разглядывая бывшего сокурсника с тихой жалостью и сочувствием.
Матвей Лопаткин - не просто сокурсник. Пусть он лентяй и язва, каких свет не видывал, не менее язвителен и саркастичен, чем сама Алла, но их связывала давняя дружба.
В студенческие годы Аллу называли "казановой в юбке". Про иных мужчин говорят: "Ни одной юбки не пропустит", а про неё можно было сказать: "Ни одним штанам не даст пройти мимо".
- Я блядь, и этим горжусь! - нахально заявляла она своим многочисленным любовникам, если те пеняли ей на ветренность и неверность.
- Пока с мужиком не пересплю, я не могу его до конца понять, - так объясняла она Ларисе свою позицию. - В перьях, то бишь, в одежде, он павлин. А мне интересно знать, что прячется под этими перьями. Не в буквальном смысле, то есть, не его несравненное тело, а нутро. Когда мужик сбрасывает одежду, то обнажается не только телесно, но и душевно. В койке не притворишься павлином, если ты всего лишь громкоголосый петух. Постель сразу выявляет, ху из ху. Членоимимтаторов я сразу гоню прочь, а если мужик крепок не только в отношении своего прибора, но и как личность, вот тогда с ним можно иметь дело. И не только в постели.
Алла умудрялась оставаться в друзьях даже с бывшими любовниками - из числа тех, кого сочла достойным своей дружбы. С остальными же расставалась безжалостно, не скупясь на нелестные характеристики их сексуальных и личностных особенностей.
- Со всем курсом пересплю и методом естественного отбора отсею всякую шваль, - дурачась, говорила она Ларисе. - А потом займусь другими курсами и так весь институт пропущу через свою койку. Не обижу и преподавателей, и институтское руководство - кто-то же должен мне помочь делать карьеру, когда я распрощаюсь с Альма матер.
Несмотря на её показной цинизм, в чем-то Алла оказалась права. Когда её исключили из комсомола за ненормативную лексику и демонстративный отказ платить членские взносы, а потом чуть не исключили из института, за неё вступились очень многие, в том числе декан, которого она уже успела соблазнить. Ее оставили в институте, а от восстановления в комсомоле строптивая Алла отказалась сама, заявив: "Срать мне на ваш ВЛКСМ, давно собиралась выбыть сама по идейным соображениям". Сидеть бы ей за такие крамольные слова в казенном кабинете напротив сурового гэбэшного дознавателя, но опять её спасли покровители.
- Вишь, подруга, и от моего блядства тоже есть польза, - хвалилась она Ларисе. - И тебе облегчила жизнь, а то пришлось бы мне передачи на зону слать. И за меньшие грешки людей сажали по 70-ой статье, так что моя тактика в отношении отбора друзей и заступников оказалась верной.
А вот с Матвеем было совсем по-другому. Они тусовались в одной компании "золотой" молодежи, где романы легко складывались и так же легко затухали. Прирожденная кокетка Алла оставила без внимания лишь поклонников Ларисы и почему-то Матвея Лопаткина, хотя тот не скрывал своих чувств и ухаживал за ней с первого дня знакомства.
- Что же ты Мотю не заманила в постель? - как-то ехидно поинтересовалась Лара.
- А мне не требуется проверять его на вшивость с помощью койки, заявила Алла. - Мотька мне и так ясен до самого донышка. Наш человек, хоть и трепло не меньше, чем я. Это он только с виду уверенный-самоуверенный, а на самом деле закомплексованный мальчик, настоящих баб даже и не нюхал, постельных битв побаивается, опыта нет. Я же не стану вести себя в койке как невинная гимназистка, наброшусь на него со всей присущей мне страстностью, а он ещё больше раскомплексуется. Не хочется ранить его нежную душу, наш Мотя очень самолюбив. Ему сейчас и хочется, и колется. Но ничего, от желания ещё никто не умирал. А вот болезненный удар по самолюбию может подкосить нашего веселого юношу, станет он мрачным и озлобленным, чего доброго, превратится в отъявленного женоненавистника, а наша компашка понесет невосполнимую потерю, лишившись лучшего острослова. Нет уж, пусть Мотя живет в ладах с собой и хохмит и тешит себя надеждой. А мужик он без второго дна, в нем я уже разобралась.
- А почему ты решила, что он в постели непременно опозорится? удивилась всезнайству подруги Лариса.
- Да мне уже не обязательно с мужиком спать, чтобы понять, кто он есть, - пояснила Алла. - У меня теперь богатый опыт, и по законам диалектики количество перешло в качество. Пропустив через свою койку не одну сотню мужиков, я стала психологом-самоучкой. Научилась в людях разбираться.
- Мотя, я не хочу ставить тебя в один ряд со своими постельными партнерами, - как-то сказала она в ответ на активные ухаживания сокурсника. - С ними я просто играюсь, а к тебе отношусь серьезно. Хоть ты и хохмач, но я же понимаю, что это лишь маска. Сама такая же - дурачусь и прикалываюсь, чтобы никто не догадался, что у меня внутри. Так что мы с тобой в чем-то похожи. Мне не хочется перед тобой притворяться, мы родственные души. А если я с тобой пересплю, это будет похоже на инцест. Любовником может быть каждый, а другом - единицы. А ты мне дорог как друг, и я не хочу рисковать.
Матвея такое объяснение удовлетворило. Наверное, Алла была права - ему и хотелось, и вместе с тем, было страшновато стать любовником "казановы в юбке", о которой даже безжалостно брошенные любовники, которых она сочла недостойными для продолжения отношений, говорили как о "тигрице" в постели. Ему льстило то, что Алла выделила его среди остальных, найдя в нем родственную душу и назвав другом, которым дорожит.
Ухаживать за ней и говорить о своей любви он не перестал, но в их отношениях пропал налет эротики. Алла легко переводила все в шутку, Матвей остался в качестве "вечно влюбленного", и такое положение устраивало обоих.
Когда Алла ещё работала старшим лаборантом, а Мотя ассистентом на кафедре их родной Альма матер, они часто общались, и их словесный вялотекущий роман продолжался. Она выходила замуж, разводилась, снова выходила замуж, меняла любовников, а Матвей Лопаткин числился в её постоянных обожателях. Он с блеском защитил диссертацию, а Алла шутила, что теперь, учитывая ученую степень и трехкомнатную квартиру, Мотя завидный жених, и она рассмотрит его кандидатуру после очередного развода. Потом Алла занялась бизнесом, уговорила и Ларису, и подруги завертелись в хороводе деловой жизни. Вспоминать про "вечного влюбленного" было недосуг, у Аллы появился новый круг общения, да и дел было непроворот.
Три с половиной года назад, на десятилетии окончания института Матвей выглядел ещё вполне прилично. В те времена он работал на кафедре, жаловался на нищенскую зарплату, но говорил об этом, как всегда, шутя:
- Не за деньги работаем, а за идею, потому что какие ж это деньги?!
Тогда Алла ещё не знала, что его родители погибли, и была уверена, что его папаша, как и вся бывшая номенклатура, нашел теплое местечко, и избалованному сыночку, как обычно, перепадает от родительских щедрот, а его занятие наукой больше хобби, нежели средство заработать на жизнь. Да и не то него ей тогда было - на десятилетие пришли не только их сокурсники, но и ребята со старших курсов, она была окружена плотным кольцом бывших поклонников, и Мотю быстро оттеснили в строну более бойкие Аллины обожатели, которые, как выяснилось, не перестали её обожать насмотря на десятилетний перерыв.
На свадьбу Светланы Матвей пришел в том же костюме, что и на институтский юбилей. Наметанным глазом Алла сразу увидела, что костюму уже много-много лет, и Мотя одел его не из пренебрежения одеждой, а потому что другого у него нет. Раньше он всегда одевался с иголочки, недаром плейбой, а теперь, похоже, ходит в одном и том же костюме и на работу, и на торжества.
- Мотя, а почему ты ушел из института? - неожиданно для себя спросила Алла и только потом поняла, что невольно задела самолюбие сокурсника.
- В издательстве платят больше, - нехотя ответит он.
Один из её жизненных принципов, согласно старинной испанской пословице, "Пошла танцевать - надо прижиматься". Раз уж вылезла с бестактным вопросом, нужно идти до конца и извлечь наибольшую пользу даже из невыгодной ситуации.
- И сколько же ты сейчас получаешь?
- Три тысячи, - уныло ответил Матвей.
Понятно. Что для него три тысячи, когда при маме с папой он привык ни в себе не отказывать и покупать дорогие книги из категории раритететов.
- А на кафедре у тебя какой был оклад? - продолжала допытываться Алла.
- Полторы.
Сокурснику этот разговор был явно неприятен. Мотя всегда любил пустить пыль в глаза и красиво швырнуть деньгами. А теперь даже не имеет возможности пригласить свою "вечную возлюбленную" поужинать в приличное заведение.
Бравировать собственными заработками верная боевая подруга не собиралась, хотя лично для неё что полторы тысячи, что три - все едино. В её фирме даже грузчики получают больше.
