Мария Брикер - Венок кентавра. Желтый свитер Пикассо
Жданов прошел к окошку и сел на подоконник, настроив свои уши на прием новой информации.
– Я спрашиваю, по какому праву вы учинили допрос моей дочери? – на высокой ноте выдал ресторатор, поглядывая то на нее, то на Жданова.
– Я не устраивала ей допрос. Это была беседа, которая не имела никакой юридической силы, – вежливо сказала Елена Петровна. – Я расспрашивала Таню об их конфликте с Вероникой Колесниченко и отношении к ней других девочек. Произошло убийство одной из воспитанниц школы. Согласитесь, у меня был повод поговорить с одной из учениц. Присаживайтесь, пожалуйста. У меня к вам тоже есть несколько вопросов. Должна предупредить, что разговор я буду протоколировать, – сказала Зотова и хлопнула ладонью по папке с протоколами, которая лежала на столе. Трушин плавно опустился на стул, отбросил полы шубы и закинул ногу на ногу.
– Что же, задавайте свои вопросы, – по-барски разрешил он. – О чем вы собирались со мной поговорить?
– Почему вас так волнует, что я разговаривала с вашей дочерью? Она знает что-то, что не должны знать правоохранительные органы?
– Она ничего не знает! – отчеканил Трушин. – Я лишь забочусь о душевном спокойствии своего ребенка. Любой отец на моем месте…
– Если бы вы заботились о душевном спокойствии своего ребенка, Таня в данный момент находилась бы с любящими родителями дома, а не пребывала во время каникул в балетной школе, – заключила Зотова.
Трушин помрачнел и хмуро уставился на Елену Петровну:
– Танечка так решила сама. Она хочет быть в отличной форме.
– Насколько я знаю, у вас роскошный большой дом. Неужели там не нашлось угла, чтобы организовать вашей девочке место для занятий?
– Я сделал для Танечки целый балетный зал! – возмутился Трушин и умолк. – Ну хорошо… Я объясню, хотя это вас совершенно не касается. У нас с женой сейчас не самые лучшие времена. Мы решили разойтись и объявили об этом Танечке. Честно говоря, с Кристиной мы давно приняли это решение, но ради Танечки делали вид, что в семье все благополучно. Таня редко бывает дома и не видела всего, что у нас происходит. Мы старались в ее присутствии изображать счастливую пару. Однако всему когда-то приходит конец. И пришлось это как раз на Танечкины каникулы. Мы объявили дочери, что расходимся. Танечка очень тяжело это восприняла и сбежала из дома обратно в школу. Надеюсь, я исчерпывающе ответил на ваш вопрос?
– Это Таня вам рассказала, что я с ней беседовала?
– Нет, Танечка ничего мне не говорила. Бурмистров сказал, когда я позвонил выяснить, как дочка. Я так разозлился! Вы меня простите, ради бога. Я на взводе сейчас из-за предстоящего развода. Налетел на вас коршуном, – вздохнул Трушин. – Не знаю, что на меня нашло. Никаких претензий я более не имею. Прошу меня извинить. – Трушин примирительно улыбнулся. – Надеюсь, вы Танечку мою не подозреваете в чем-то плохом? Да, у нее были распри с Вероникой Колесниченко. Девочка эта была очень конфликтной и как бы это… Зазнайкой большой. А моя Танечка не терпит задавак. Но это ведь не повод подозревать девочку в убийстве? – Трушин внимательно уставился на Зотову, и ей стало ясно, для чего Георгий Владимирович явился в Следственное управление. Вовсе не для того, чтобы ссору затевать, а ради выяснения подробностей дела об убийстве Колесниченко.
– Не повод, но я обязана проверить все версии, – сообщила Елена Петровна. – Вы меня тоже извините, что побеспокоила вашу дочь. Но другого выхода у меня не было. Сами понимаете, убийство юной девушки – дело серьезное и не терпит промедления.
– Конечно! – воскликнул Трушин. – Я все понимаю. Повторяю, никаких претензий я более к вам не имею. Если необходимо, я Танечку сам привезу в Следственное управление. Однако надеюсь, что после беседы у вас к моей дочери не осталось вопросов. Вы сняли с нее все подозрения?
– С чего вы взяли, что я вашу дочь подозревала? По предварительной версии следствия, Колесниченко убил мужчина. Под подозрением у нас не Таня, а вы.
– Что вы сказали? – воскликнул Трушин. – Вы меня подозреваете? Помилуйте, зачем мне убивать Веронику Колесниченко?
– Чтобы освободить пьедестал для любимой дочери. Теперь ваша девочка первая в списке на роль фаворитки госпожи Берн, – влез Жданов. Трушин ошарашенно на него посмотрел.
– Вы ведь давно мечтали, господин Трушин, чтобы ваша девочка была первой? – вставила свое слово Елена Петровна. – В Танечке вы видите продолжение себя.
– Поэтому вы выступили спонсором балетной школы, – сказал Жданов. – Чтобы иметь влияние на Василису Берн.
– Вы надеялись, что Берн сделает из вашей Тани приму? – полюбопытствовала Зотова.
– Вознесет вашу дочь на Олимп, как когда-то пыталась вознести вас? – добавил Андрей.
– Достаточно, – остановил Трушин и выставил перед собой руку. Ресторатор молча смотрел на Елену Петровну, и в его синих глазах плескалась ярость. Трушин наконец-то показал свое истинное лицо. За утонченной внешностью и прекрасными манерами скрывался жесткий человек. Ничего удивительного в этом не было. В нашей стране не каждый может добиться серьезных результатов в ресторанном бизнесе. На это способен человек, обладающий сильной волей, совсем не такой, каким хотел показать себя Трушин.
– Какое у вас, господа следователи, богатое воображение, – усмехнулся ресторатор. – Вы поосторожней фантазируйте! Не злоупотребляйте своими полномочиями.
– Угрожаете?
– Господь с вами! Опять вы фантазируете. Я человек дела, и угрозы – не моя стихия, но предупредить о последствиях, так сказать, давления на меня и мою семью я обязан.
Трушин поднялся, шурша соболиной шубой.
– Я тоже должна вас предупредить. Берегите Таню. Она у вас замечательная девочка, – сказала Елена Петровна.
Трушин сел.
– Дочке угрожает опасность? – занервничал он и снова вернулся в образ балеруна. Елена Петровна так и не поняла, играет ли ресторатор в данный момент, или напуган всерьез.
– Пока нет, но все может измениться, когда Таня станет фавориткой Василисы Берн. По одной из наших версий, мотивом убийства послужил яркий успех Колесниченко. Вероника после новогодних праздников должна была подписать контракт с Большим театром на одну из ведущих партий. Вы знали об этом?
– Да, знал. Я же главный спонсор школы и в курсе всех событий, которые происходят с ученицами.
– Что вы делали двадцать пятого декабря с семнадцати до двадцати часов вечера?
– Вы имеете в виду двадцать второе декабря? Колесниченко ведь двадцать второго убили.
– Откуда вы знаете, что Колесниченко убили двадцать второго?
– Я не знаю, я предполагаю. Тело ведь нашли в Ульяновском лесопарке двадцать второго декабря, и это не секрет.
– Нашли, но Колесниченко пропала двадцатого, и дату смерти мы не объявляли.
– Я не знаю, почему так сказал, – растерялся Трушин.
– Хорошо, чем вы занимались двадцать второго декабря? Опишите свой день подробно.
– Таню искал, – хмуро сказал Трушин. – Она с утра сбежала из дома и не подходила к телефону.
– Нашли?
– Ну да. Ближе к вечеру мне позвонил Бурмистров. Доложил, что Танечка в школе, с ней все в порядке.
– Он знал, что Таня пропала?
– Естественно! Первое, что я сделал, – поехал туда.
– Значит, вы были в том районе и заезжали в школу? Во сколько?
– Часов в одиннадцать или в половине двенадцатого. Точно не помню.
– Бурмистров может это подтвердить?
– Ну конечно! Тани там не оказалось. Я попросил Якова Сергеевича позвонить мне, если Таня объявится, и поехал обратно в Москву.
– Не проще было в школу позвонить и выяснить, там ли Таня? – спросил Жданов.
– Я звонил! – разозлился Трушин. – Просто Яков Сергеевич не подходил к телефону.
– Вы ему звонили на сотовый или на городской? – спросила Зотова.
– На оба!
– Почему Бурмистров не подходил? – поинтересовался Жданов, и Зотова поймала себя на мысли, что Андрей нравится ей все больше. А Трушин все меньше.
– Яков Сергеевич в подвале был. В котельной. Там сотовый не ловит.
– Во сколько вы уехали из балетной школы?
– В районе одиннадцати. Поехал домой и ждал Таню там. Около пяти вечера позвонил Бурмистров и сказал, что Таня вернулась, с ней все в порядке, но в школе беда. Убита одна из воспитанниц. Тело найдено в Ульяновском лесопарке. Я сразу в школу помчался, хотел Танечку увезти домой, но она наотрез отказалась.
– Где Таня была весь день?
– Сказала, что гуляла.
– На улице не май месяц, чтобы гулять, – философски заметил Андрей.
– Я о том же подумал! – взвился Трушин. – Подруги у Тани все из балетной школы, в данный момент разъехались кто куда. Она у музыкантишки своего паршивого ошивалась, а мне голову морочит.
– У Тани есть молодой человек? – удивилась Зотова. Балерина ни словом не обмолвилась о том, что крутит с кем-то роман.
– Молодой? Да он старше Тани на девять лет! – заорал Трушин. – Скажите мне, что может делать сопливая шестнадцатилетняя дура с двадцатипятилетним парнем? Чем она может его заинтересовать? – Ресторатор трагично вздохнул. – Я это дело запретил. Строго-настрого запретил! Но дочь не слушает. Любовь у нее, понимаешь! Романтика! Танечка не понимает, что этому музыкантишке от нее надо. Доиграется, дура. Вышвырнут ее из школы, как и Дербеневу. Прошу, только Василисе не говорите, – спохватился Трушин. – Иначе у Танечки будут неприятности. Я решу эту проблему в ближайшее время.
