Леонид Словин - Пять дней и утро следующего
— Станция Москва-Товарная… — объявила проводница по поездному радио.
Электричка остановилась.
Денисов выглянул на перрон, но никого не увидел. В пятиэтажных кирпичных домах напротив горел свет, чуть сзади по подъездному пути на холодильник толкали рефрижераторную секцию.
— Следующая — Речной вокзал… — объявила проводница.
Платформа была дугообразной. Пристройка билетной кассы скрывала начало дуги. Денисов и Сабодаш ждали: перед тем как отправиться, помощник машиниста выбежал на платформу удостовериться в безопасности пассажиров. Двери оставались открытыми.
— Пошли! — внезапно крикнула Кира.
Денисов и Сабодаш выскочили из вагона, тут же, не сговариваясь, разошлись в разные стороны: Денисов в дальний конец платформы к киоску «Союзпечати», Антон к билетной кассе.
Газетный киоск прикрывал надежно, но теперь Денисов не видел ни парней, ни Колыхалову. Словно почувствовав его тревогу, ККК успокоила:
— Вижу их хорошо.
Вся тяжесть наблюдения за преступниками теперь была на ней. Денисову оставалось разглядывать фотографии артистов, гашеные марки для коллекции.
«В детстве на каждом углу в конверте за несколько копеек ждет радость, — подумал Денисов. — И сколько их, киосков „Союзпечати“ и конвертов с гашеными марками…»
— Стоят на платформе, — предупредила Колыхалова, — просматривают в окна проходящие электрички.
Парни в полушубках словно чего-то ждали.
«А Роза Анкудинова собирала фотографии киноартистов…» — глядя за стекло киоска, вспомнил Денисов. Он вдруг представил себе ее с «пирогой» рыжеватых волос, с блестящим лезвием на цепочке.
У артистов на цветных фотографиях были серьезные, грустные лица.
«Даже в обычных одеждах, — подумал Денисов, — они напоминают сыгранных ими героев, остаются Вайсами, Жегловыми, Шелленбергами…»
С двух сторон снова показались приближающиеся огни встречных электричек. Машинисты обеих приветствовали друг друга короткими гудками.
— Внимание! — крикнула ККК. — Бегут в конец платформы.
Поезда остановились, открыли двери.
Через секунду и Денисов увидел: парни в полушубках бежали вдоль вагонов, мимо не закрытых пока дверей электрички, прибывшей из Москвы. За ними быстро шел Сабодаш.
— Двести восемнадцать! — предостерегающе крикнул Денисов.
Но было уже поздно: Сабодаш шагнул в ближайший тамбур, и двери за его спиной сомкнулись. Электричка отошла.
Парни круто свернули к другой. Денисов и Кира в разных концах платформы вскочили соответственно в первый и последний вагоны.
— Следующая конечная — Москва, Астраханский вокзал! — пробурчало поездное радио.
— Нахожусь в первом вагоне, — выждав, сообщил Денисов.
— Я в десятом, — ответила ККК. — Иду к тебе.
— Они где-то в середине…
Внезапно их негромкие переговоры по рации накрыл мощный сигнал стационарной радиостанции, установленной в дежурной части милиции.
— Сто девяносто восемь, двести один! Я Руза. — В дежурке их слышали. — Помощь требуется?
— Ни в коем случае! — взволновалась Колыхалова. — Всем уйти с пятой и шестой платформ. Иначе все испортите!
Дежурный испугался:
— Всем уйти с пятой и шестой платформ! Внимание постов! Повторяю: всем уйти с пятой и шестой!
— Вижу их в шестом! Там спит пьяный, при нем чемодан. Я в тамбуре седьмого…
— Слышал… — отозвался Денисов.
Он понял, почему парни на Москве-Товарной так долго стояли, пропуская проходившие поезда: смотрели в окна, высматривая жертву.
Перегон от Москвы-Товарной до вокзала был совсем короткий: пакгауз, подъездные пути, низко нависший над рельсами Дубниковский мост. Электропоезд приняли на дальний путь рядом с забором отделения перевозки почты и пустырем. По другую сторону тянулась малоосвещенная платформа.
— Граждане пассажиры! — объявила по радио проводница. — Не оставляйте в вагоне свои вещи…
Машинист отключил пантографы, в вагонах потемнело. Денисов ждал в тамбуре. Несколько пассажиров прошли мимо него, направляясь к вокзалу, в метро.
— Ты все еще в седьмом? — окликнул Денисов Колыхалову.
— Да.
— Иду к тебе. Разумеется, не по платформе. Могут увидеть в окно.
Денисов раздвинул половинки двери с другой стороны тамбура — при отключенных пантографах пневматика не держала их, — спрыгнул на обочину, побежал вдоль забора вперед, к пустырю.
В седьмом вагоне ККК тоже откатила двери и теперь стояла в проеме на уровне денисовской головы.
— Все тихо? — спросил Денисов.
— Хотят узнать, насколько пассажир пьян…
Колыхалова, одной рукой держась за поручень, второй подтянула Денисова в вагон.
Вдвоем они вошли на переходную площадку. В глубине салона Денисов увидел две фигуры, суетившиеся вокруг третьей.
— Лазят по карманам… — зашептала ККК, словно Денисов не в состоянии был видеть. — Берут из чемодана! Не подошло. Бросили под лавку…
Денисов оставил Колыхалову на площадке, вернулся в тамбур, закрылся курткой с головой:
— Руза! Я двести первый! Перекрывай отходы с восьмого пути. Быстрее… Как поняли? Они в электричке!
— Понял! — крикнул дежурный.
Денисов отключил рацию. Возвращаться на переходную площадку ему не пришлось. Колыхалова поспешно отпрянула к нему в тамбур. Денисов услышал шаги — парни приближались. Ситуация с Анкудиновой и Горяиновым повторялась, с той разницей, что на этот раз поезд стоял. В дальнем месте станции. И, как тогда, шедший первым — коренастый, сильный — спросил:
— Закурить не найдется? — В руке у него был кастет.
Денисов ударил первым. Левым прямым в голову и правым боковым в челюсть. Оба удара достигли цели. Парень всхрапнул, но выдержал, лишь чуть замешкался. Этого оказалось достаточным, Кира метнулась к двери.
— Прыгай! — крикнул Денисов. — Вызывай Рузу!
Колыхалова соскочила на обочину, растворилась в темноте. Второй парень попытался прыгнуть следом, Денисов схватил его за полушубок. Раздался треск — кусок овчины остался в руке.
«Антона бы сейчас! Его мощь!» — пронеслось в голове у Денисова. Он нырнул под руку парня, чтобы сзади захватить предплечье и рывком бросить через себя. Пол в тамбуре оказался скользким. Стоило Денисову секунду помедлить, он уже не смог рвануть парня с необходимой силой. Тот осел и теперь уже сам валил Денисова на себя.
Преступники помешали друг другу. Парень, навалившийся на Денисова, не дал другому спрыгнуть на путь, где Колыхалова громко звала по рации на помощь. Денисову удалось высвободиться.
— Беги! — крикнул он.
Сильный удар обрушился на Денисова, и все же он успел прикрыть голову. Ударивший охнул: Денисов ногой достал его пах. Второй удар, много сильнее, возможно кастетом, пришелся Денисову по ребрам. Он бросился вперед и опять поскользнулся. Встречное движение прибавилось к силе удара. Масса, помноженная на ускорение…
В тамбур вскочило несколько человек. Денисов почувствовал крепкие руки. Он тоже ухватил кого-то в темноте. Левый бок его горел, каждое движение причиняло боль.
Заработали компрессоры, стало светло. Денисов увидел сотрудников в гражданском, державших его и парней в полушубках.
— Денисов, выходи! — сказал Бахметьев. — Сможешь?
Кто-то помог Денисову.
— На задержанных надеть наручники! Обыскать, не дать ничего выбросить… — командовал Бахметьев.
Подошли еще сотрудники, в форме. Задержанных повели, тесно сбившись в кучу. По мере приближения к дежурке конвоиров становилось больше. Незнакомые инспектора, прикомандированные от других отделов присоединялись, приноравливали шаг к идущим:
— Отбой! — передавала Руза. — Внимание постам: отбой! Повторяю: внимание постам…
У здания отдела стояла Колыхалова.
— Наконец-то дождалась…
— Только не могу вздохнуть. Ты как?
— Не обращай внимания… — ККК всхлипнула, достала сигарету, пальцы дрожали. — Сейчас мой сынуля будет звонить… Температуру воздуха каждый день отмечает, ветер. Пасмурно или ясно. В школе поручили…
— Почему ты вспомнила?
— «Будь, — говорит, — мама, осторожнее при задержании. Прошу тебя!» — Она отвернулась.
— Привет ему, — сказал Денисов.
Стоявший у центрального зала младший инспектор окликнул:
— Бабичева видел? Всей Компанией прошли. Наверное, в «Приэльбрусье».
— Пожалуй, это теперь неважно, — сказал Денисов. Он еще не мог отойти от схватки.
Слова младшего инспектора все же застряли в сознании. Молодежное кафе «Приэльбрусье» было рядом.
«Может, пойти? А в медкомнату? — И сам себе ответил: — Сначала ужинать, потом в медкомнату, потом на рентген…»
Денисов шел через площадь. Собственная тень кралась за ним серой кошкой.
«Предположим, что Бахметьев прав, — думал он. — Горяинову казалось самым трудным прожить эти два дня после кражи икон… И ему и Анкудиновой. Но почему? Разве они знали, что их ждет? — Кругообразное движение собственных мыслей коробило. — Нет непрерывности! Даже верная гипотеза может затеряться как ключик, потому что не связана с предыдущей. — Раздумье причиняло не меньше боли, чем ребра. — „Все закрутилось после шестого февраля“, — писал Димка… Но что из этого?»
