Далия Трускиновская - Корзинка с бриллиантами
Ну и прокопошились мы часов до пяти. В пять я решила, что семейный долг выполнен и можно уходить. Она опять ни слова не сказала. И я понеслась в цирк за Гавриловым. Он обещал вместе со мной сходить на рандеву к генеральской дочке — ну так пусть идет!
Но я каким-то непостижимым путем оказалась в цирке без двадцати шесть. Где я болталась тридцать пять минут — не знаю и никогда не узнаю. Часть дороги я прошла пешком — это да. Сделала крюк и прогулялась по цветочному базарчику — имело место. Но чтобы потратить на это столько времени? Еще стояла в очереди за мороженым, там и всего-то было человек семь… М-да, мороженое… интересно, сколько в нем калорий?
Я влетела в фойе, и тут меня перехватил директор. Я удивилась — чего он тут делает в воскресенье? Оказалось, у него междугородние переговоры. Естественно, он звонит не из дому, а из цирка! И он арестовал меня, потому что я забыла купить заграничные конверты, а он подумал, что у меня не было денег, и непременно хотел дать мне два рубля на эти конверты.
Он завел меня в кабинет. Я уже дергалась, потому что время поджимало. И пока он доставал кошелек, и искал в нем рублевки, и вручал их мне, явилась Костенька.
Эта Костенька — наше наказание. Ее зовут Константина. Она из староверов, как мне объяснили, а они любят давать этакие странные имена. Нашей Костеньке уже за пятьдесят, а разговорчива она — как весь остальной цирк, вместе взятый. Правда, информацию она выдает странную. Недавно остановила Рубцову и рассказала, что ехала в трамвае с известным киноартистом, и он ей подмигивал. Когда Костенька описала внешность и рассказала сюжет фильма, в котором артиста видела, выяснилось, что это Ален Делон.
Работает Костенька уборщицей. И вот вошла Костенька с кожаным пиджаком в руках и с места начала очередной монолог — о том, что она чужого никогда не присвоит. Попутно Костенька попыталась пожаловаться на соседей, которые в очередной раз у нее что-то сперли, но директор прервал это дело и спросил, что у нее за пиджак.
— А нашла, — беззаботно ответила Костенька. И с полуслова продолжала кляузу на соседей.
С трудом мы выяснили, что Костенька нашла пиджак еще до начала представления, но не в зале или около, а в администрации. Она пошла с этим пиджаком за кулисы, но никто не признался. Тогда она решила, что директору лучше знать, как быть с приблудным пиджаком.
— Очень просто! — сказал директор. — Сейчас мы пошарим по карманам, найдем какие-нибудь документы и сообразим, кто хозяин.
Он сразу выгреб на стол содержимое двух наружных карманов и одного внутреннего. Образовалась куча бумажек, грязных платков, трамвайных и прочих билетов. Я в эту дрянь не вглядывалась, а только отступила к дверям кабинета, чтобы скорее смыться.
— Юля! — позвал вдруг директор. — А ну-ка, девочка, беги за Кремовской! Живо, живо! Ты, Костенька, стой, не уходи!
Я побежала. Был как раз конец антракта.
Кремовская безумно удивилась, что ее перед самым выступлением вызывает директор, но делать нечего — она попросила инспектора манежа потянуть время, пока она не вернется, и прямо в золотом фраке побежала в администрацию. Хотела бы я так бегать!
Мы влетели в кабинет, и директор протянул Кремовской на ладони маленькую брошку из золотого кружева с красным камнем в середине.
— Галина Константиновна, простите… не ваша?
— Моя! — ответила Кремовская. Я тоже уставилась на брошку.
В той коробке, которую сунули в бочку с овсом, этой штучки не было!
— Поздравляю, хоть что-то нашлось! — сказал директор. — Сам не знаю, как это меня осенило, что брошка — ваша! Золото?
— Золото, платина и рубин, — объяснила Кремовская, показывая на блекло-серебристые завитушки в золотом узоре. — Вот отсюда вынули?
— Отсюда, — и директор потряс пиджак, как будто надеялся, что из него вылетит еще какая-нибудь блестяшка из платины с рубинами.
— Я этот пиджак уже где-то видела… — с намеком сказала Кремовская. Повинуясь ее взгляду, директор полез в портмоне и вынул оттуда удостоверение в потертой обложке и пачку десяток. Он открыл удостоверение и взглянул на Кремовскую.
— Можете не говорить, — сказала она. — Все понятно… Я же говорила, что они все трое спелись — этот коллективный дядя… Вахтанг, или как его… мой великовозрастный приемный сынок и та девица… Люба, да. Звоните в милицию. Деньги-то у него откуда? Он же два дня по всему цирку побирался, как последняя попрошайка!
Я выскользнула из кабинета и понеслась за кулисы.
Нужно было срочно взять Гаврилова и нестись к генеральской дочке.
Но на конюшне его не было. Я поднялась в гримерную — дверь заперта.
— Чего ты носишься? Он в медпункт пошел блокаду делать! — сказал Анвар. Блокада — это было серьезно. Значит, он боится не отработать последнее представление без новокаиновой блокады. Наверно, пятка окончательно треснула. И я со злорадством подумала, что надо слушать умных людей и просто выезжать верхом на Хрюшке, а не пижонить стоя. Кремовский прав — от этого великое искусство не пострадает.
Дверь медпункта оказалась заперта. Я с полминуты размышляла, что бы это значило. Заморозили Гаврилову ногу или не заморозили? А потом поняла, что еще секунда — и я безнадежно опоздаю на свидание. Генеральская дочка подъедет на своей «девятке», никого не обнаружит, хмыкнет и уедет.
Вся надежда была уже на такси. Выбегая из цирка, я опять натолкнулась на Кремона. Этот человек занимал слишком много места. Ни с кем из программы я так часто не сталкивалась, как с Кремоном, который приехал в город на несчастную неделю и болтался даже не столько в цирке, сколько вокруг него.
И, конечно же, Кремон меня остановил. А все потому, что к секретарю принято обращаться с самыми неожиданными вопросами, чаще всего — дурацкими.
— Послушайте! Где у вас стол находок? — с потугой на юмор спросил Кремон. Возможно, я сделала глупость, но впопыхах даже не подумала, что в такой ситуации, наверно, лучше соврать.
— Ваш пиджак в кабинете у директора! — выпалила я. — Его еще днем нашли!
— Директор один? — быстро спросил Кремон.
— Нет, у него Кремовская!
Тут Кремон попятился и даже махнул на меня рукой, будто отгонял привидение.
Мне некогда было ждать, что он еще скажет. Я увидела такси с зеленым огоньком и выскочила с поднятой рукой на проезжую часть. Когда такси разворачивалось, я посмотрела — Кремон быстро шагал прочь от цирка.
Тут я поняла, что уезжать, не найдя Гаврилова, я не имею права. Что он должен знать, как развернулись события, и про брошку с рубином, и про Кремона. А ведь он обещал, что нажал какую-то кнопочку и Кремовская немедленно признается, что драгоценности ей вернули! Черт бы побрал его кнопочки! Надо было самой посмотреть, кто там ковырялся в Любанином бельишке!
А такси тем временем уносило меня подальше от цирка.
Генеральская дочка Ирина тоже опоздала. Мы подъехали одновременно.
— Здравствуйте, — сказала я. — Вам мой дядя звонил… он не мог прийти… у него нога разболелась…
— Здравствуйте, — ответила она. — Ну, пойдем, посмотрим, где эта ваша штучка.
Она пошла вперед, я за ней. Чувствовала я себя отвратительно. Хотя она сказала мне только эти слова — здравствуйте, ну, пойдем… Может, если бы что-то съязвила, мне стало бы легче.
Я смотрела на нее сзади, когда она поднималась по лестнице. У нее были стройные ноги и модные туфли. Хорошие туфли у меня тоже есть, а босоножек нет, и я поэтому в такую жару парюсь в туфлях и в колготках. Она таких проблем не знает.
Мы поднимались невозможно долго. И я успела за это время мысленно выругать запропавшего Гаврилова, вспомнить про блокаду и забеспокоиться — так сделали ему ее или не сделали? И от этих мыслей о Гаврилове даже как-то полегчало. Я прямо почувствовала, как из униженно-покорного лицо стало озабоченным. В самом деле, есть ведь у меня и другие заботы, кроме этой блестяшки!
Она впустила меня в квартиру и в комнату.
Я немедленно подошла к окну и убедилась, что права, — у него в подоконнике есть щель, и в эту щель завалилась корзинка вместе с цепочкой. Я не смогла подцепить ее ногтем, генеральная дочка дала шпильку, и я вытащила драгоценность.
Генеральская дочка взяла ее двумя пальцами и стала рассматривать, а я в это время рассматривала саму генеральскую дочку.
Ей было по меньшей мере тридцать лет.
То есть по возрасту она вполне подходила Макарову.
И я подумала — ну да, конечно, в тридцать лет женщина уже успевает что-то нажить, машину там или положение в обществе, или кандидатскую защитить. Она обскакала меня только потому, что родилась лет на пятнадцать раньше! Вот ее единственное сомнительное преимущество! Посмотрим, чего я добьюсь в тридцать лет!
Вызвав таким образом генеральскую дочку на соревнование, я молча взяла у нее корзинку и подумала про Гаврилова. Ведь он тоже всего добился сам. Его сманили с ипподрома, когда он был почти мальчишка. У него не было папочки в звании народного артиста, он не женился на аттракционе, он просто работал. И вот у него свой номер, да еще какой номер! Он и пятку-то покалечил, потому что работает без послаблений.
