Герман Садулаев - AD
«Кто этот странный черный дядька?» – спросила Анечка у секретарши-сменщицы.
«Ты что! Это же Сам! Мандельштейн, главный босс и хозяин!.. » – ответила девушка.
Бокалов вина было выпито много. А потом танцевали. Потом Мандельштейн вызвался отвезти ее домой. Она удивлялась: откуда он знает мой адрес? Но все оказалось проще: Мандельштейн привез Анечку домой не к ней, а к себе.
И тогда случилось то, чего Анечка так боялась, почему и не ходила гулять в парк и в кусты по-над рекой Волхов. Нет, вы меня не так поняли: что до плотской любви, то она успела познать ее ранее, и не раз. У нее даже случались периодически отношения с парнями. На месяц или два.
Пока Анечка не стала регулярно трахаться с Ритой.
Но в ту ночь свершилось надругательство, как в кустах, засранных и заблеванных, хотя, конечно, в квартире у босса все оказалось очень гламурно и непохоже на волховский парк. Однако была онтологическая засранность, сакральная блевотина, что Анечка почувствовала.
Она и физически облевала всю постель, но Семена Абрамовича это не остановило.
Хотя то, первое падение, прошло относительно безболезненно. Анечка была пьяна, и все происходило как под наркозом.
Гораздо хуже стало потом. Начался настоящий ужас.
У секретарей продленный график, Анечка работала до девяти вечера два дня через два. Иногда Мандельштейн оставался после восьми, когда больше никого не было, лишь секретари и охрана. Он вызывал Анечку в свой кабинет, и прямо там.
Это случалось не очень часто, может, раз в месяц. Но Анечка жила в постоянном страхе и ожидании. И. и в желании.
В первый раз. когда, уже трезвая, она увидела. когда поняла. там все оказалось не так просто, с Семеном Абрамовичем. Он был. хм. не похож на других. Так сказала себе Анечка, потому что если она начинала думать о произошедшем в деталях, желудок сводило от жути и грозил обморок.
Мандельштейн иногда оставлял ей не очень толстую пачку денег. Часто обещал, что сделает личным помощником, референтом. Что снимет отдельную квартиру, где Аня будет жить одна, а он приезжать. А в будущем… ведь он давно не живет с женой, об этом все знают.
«И, может быть.», – думала Анечка.
Так прошел почти год.
А потом, где-то за месяц или два до второго в жизни Анечки А.Д.-ского новогоднего корпора-тива, встречи прекратились. Без объяснений, без оправданий. Просто оборвались. Однажды Анечка увидела, как старый сатир помогает забраться в свой джип какой-то новенькой козе из маркетинга.
Анечка плакала несколько дней. Даже пропустила свою смену. Взяла больничный. Хотела совсем уйти с работы. Но потом. потом решила остаться.
Продолжала работать, как обычно. Только иногда, задумавшись, могла вперить взгляд в точку на противоположной стене, и тогда ее лицо искажала гримаса ненависти. Звонок телефона или обращение коллег выводили ее из оцепенения. Она начинала улыбаться. А потом чуть громче включала радио в болтающемся на груди тюнере. Особенно если звучала вот эта самая песня: «Анечка-а…»
Канцона XX
И девственница тихо умерла…
– Вы уже все знаете? Давайте протокол или чего там у вас, я подпишу.
Катаев сидел за своим столом напротив приглашенной девушки и пытался спрятать в бумаги взгляд, в котором наверняка читались растерянность и недоумение.
– А кто рассказал? Нет, я понимаю, тайна следствия, защита свидетелей. Я смотрела в кино. Да мне и не важно. Просто интересно: кто? У кого язык зачесался? Сучки драные! Они и сами все были готовы, многие даже мечтали, просто так получилось, что я! А я совсем не хотела, просто так вышло!
«Неужели?.. Неужели так просто? – думал Катаев. – Вот так, день за днем, неделями, месяцами изучаешь все обстоятельства дела, стараешься найти хотя бы одну зацепку. И пусто, темно, ничего! Не брезжит свет в конце тоннеля. Продолжаешь работать механически, думаешь только, как обосновать продление сроков предварительного следствия. Или молишься о чуде, чтобы дело можно было закрыть по основаниям, предусмотренным действующим уголовно-процессуальным законодательством. И вдруг приходит дурочка и сама во всем признается. С другой стороны, – объяснял себе Катаев, – лишь так и раскрываются преступления. Ошибка преступника, стечение обстоятельств, психический срыв. Если бы преступниками были роботы, тюрьмы бы опустели. Наше дело маленькое: сидеть в засаде и ждать, пока Аке-ла промахнется».
– Подождите, Анна. Давайте спокойно, с самого начала. Расскажите, как это случилось.
– Что, прям так про все рассказывать?
– Да, конечно. Ведь вы здесь именно для того. Расскажите подробно, в деталях. А я буду записывать.
– Ты что, извращенец?!
– Вы что себе позволяете, гражданка?!
– Это ты что себе позволяешь! Почему я должна рассказывать все в подробностях?! Разве недостаточно моего признания?!
– Речь идет об убийстве!
– А я тут при чем?
– Как, разве.
– Да, я трахалась с покойным Мандельштейном! То есть не в том смысле, что с покойным, это он сейчас покойный, а тогда был живым. Он воспользовался мною, сначала когда я напилась, а потом по служебному положению. В нормальной стране я бы его засудила и получила бы с него денег на квартиру! Но мы живем не в нормальной стране, а в такой долбаной стране, где извращенцев берут на работу следователями! И не надо на меня пялиться! Не надо! Не имеете права! Думаете, я такая, да? Раз трахалась с начальником? А вы? Вы сами пробовали? Да нет, не трахаться с начальником. А жить на зарплату секретаря и снимать жилье? У вас наверняка собственное. По лицу вижу, что местный, по глазам, они у вас у всех такие ленивые, сытые. Мне на нормальный крем для лица денег не хватает! А у меня нежная кожа, она на морозе шелушится! Я неделю не обедала, чтобы крем купить! Думаете, мне есть не хотелось?!
Как и следовало ожидать, девушка перестала храбриться, закончился и приступ агрессии, теперь она просто ревела белугой. «Еще одна… », – устало и разочарованно думал Катаев, подавая свидетельнице бумажные платочки.
– И это тоже. не главное. не из-за денег я! Он все больше обещал, обещал. Просто. мне ведь не девятнадцать лет. И даже не двадцать, немного побольше. Мне пора уже! А вокруг кто? Гопники! А тут такой мужчина… это мне так казалось, сначала. а потом. потом я уже сама не понимала, что происходит!.. – Девушка внезапно взяла себя в руки и перестала реветь. Утерла слезы и закончила спокойно, даже холодно: – В конце концов, это не преступление. Это мое личное дело, и вы не имеете никакого права! А про смерть Мандельштейна мне ничего не известно. Меня даже не было там в то время. Я уехала с вечеринки через пару часов после начала. Увидела, как босс обихаживает новенькую сучку, как меня когда-то, мне стало обидно и грустно, я вышла, взяла такси и уехала. Через полчаса была дома. Это может подтвердить моя соседка, Рита.
Катаев записал телефон соседки Риты, задал еще несколько вопросов, оформил протокол, передал свидетельнице на подпись.
– Если соберетесь покинуть город, сообщите предварительно.
Речи об аресте или даже подписки о невыезде быть не могло. Действительно, не обвинять же девушку в убийстве только потому, что она раньше спала с жертвой? Нужны еще какие-то доказательства ее причастности к преступлению, хотя бы косвенные. Пока что можно говорить лишь о мотиве. Но его одного мало, слишком мало! Если бы все люди, имеющие мотив к убийству, осуществляли свои тайные садистские мечты, началась бы война всех против всех. Сам Павел Борисович прикончил бы пару-тройку знакомых сволочей.
Анечка долго изучала короткий текст своего интервью, явно назло Катаеву. Наконец расписалась на каждом листе, а на последнем в двух местах, как попросил следователь.
– Спасибо. Можете идти.
Катаев специально не сказал: «Вы свободны». Нет, просто: «Можете идти!» Да. Вот так правильно. А свободна или нет, это мы еще посмотрим! Мы еще покопаем! Будет тут каждая сыкуха обзывать извращенцем.
Анечка не ушла и даже не встала со стула. А, наклонившись над столом, мстительно сказала:
– Если вам, гражданин следователь, так интересны подробности, то так уж и быть… Лично для вас, не для протокола. Для удовлетворения вашей весьма специфической любознательности. Да, это было весьма интересно и необычно. Если учитывать, что такое Мандельштейн.
– Мне вовсе не интересно.
– Ну, как же, а вдруг это выведет вас на след преступника? А?
– Прекратите издеваться.
– Я вовсе не издеваюсь. Просто я вот прямо сейчас, секунду назад, внезапно почувствовала непреодолимое желание помочь следствию. Знаете, это такой порыв, будто страсть. Прямо – ах! Вы понимаете, о чем я? У вас есть девушка?
– Так… – Катаев встал со стула.
– О, извините, если я вас задела, я нечаянно! Может, у вас не девушка? Парень?.. Ничего особенного, это ваше личное дело, я не осуждаю!
