Мария Спасская - Черная луна Мессалины
– Ален, уходи от него, а? Вот прямо сейчас! Поехали со мной! Такси ждет! Знаешь, как заживем? Все у тебя будет! Я все для тебя сделаю! А хочешь, Ален, поженимся, как ты мечтала? Вот прямо после праздников подадим заявление в загс! Закажем зал в «Славянском базаре», гостей позовем, чтобы все как у людей…
Ошеломленная натиском бывшего друга, я стояла и молчала, не зная, что сказать. Он был такой потерянный и жалкий, что сердце зашлось от сострадания. Захотелось сделать для Игорька что-нибудь хорошее. И тут я вспомнила об Элькином парфюме.
– Игорь! У меня же для тебя подарок есть! Постой здесь, сейчас вернусь.
Я двинулась по утоптанной снежной дорожке в клуб. Пробралась мимо толпы раздевающихся в гардеробе гостей и устремилась в свой кабинет. Телефонный звонок я услышала еще на подступах к кабинету. Вбежала и торопливо сняла трубку, опасаясь неприятных сюрпризов.
– Елена Левина у аппарата, – сухо проговорила я, расстегивая пуховик и бережно выкладывая цветы на стол.
– Вас беспокоят из паспортного стола, – официально проговорили на том конце провода. – Почему до сих пор не оформили пребывание иностранцев в столице?
Я растерялась. Как же не оформили, когда американцы живут в гостинице и, следовательно, имеют регистрацию?
– Ленок, салют! Это я! – вдруг гаркнула трубка знакомым Маринкиным голосом, и у меня отлегло от сердца. Моя приятельница по бухгалтерии была, как всегда, в своем репертуаре. Розыгрыши и шутки – ее стихия. – Признайся честно – испугалась? – хихикнула она.
– Ну, ты, Марин, даешь! – с облегчением выдохнула я. – Кому приятно тридцать первого декабря общаться с родной милицией?
– Ленок, я чего звоню-то? – бодро пела Маринка, пропуская мои замечания мимо ушей. – Думаю, может, закатиться к вам в клуб, посмотреть на Мессалину? Примешь старую подругу?
– Мариш, ты же знаешь, я с радостью, но на Мессалину пришло столько народу, что вообще мест нет. В любой другой день – всегда пожалуйста. А сегодня не получится.
– Ну, нет так нет, – покладисто согласилась бывшая коллега. И злорадно осведомилась: – Да, кстати, Лен, ты в курсе, что твой Игорек в прошлую пятницу женился? На Лариске из планового отдела. Помнишь, они вместе работали? Еще сидели за соседними столами?
Я молча опустилась на стул. Новость не укладывалась в голове. Для чего Игорь устроил весь этот спектакль? Зачем звал все бросить и уехать с ним, если уже женат? Кто из нас сошел с ума? Я? Игорек? Или Маринка? Расценивая молчание в трубке как забывчивость, подруга продолжила попытки освежить мою память:
– Ну, вспомни, Ленка! Она нам еще сапоги югославские в бухгалтерию приносила. И польские духи «Быть может».
– Да, Марин, конечно, я помню Ларису, – откликнулась я. – Интересная блондинка с короткой стрижкой.
– Ой, Ленк, она еще лучше сейчас выглядит! А встретила бы ты Игорька на улице – ни за что бы не узнала. Он такой мужчина стал – отпад! Ларчик одела его в фирменные шмотки и пристроила в свой кооператив. Она сразу же после тебя с «Хроматрона» уволилась, поняла, что накрывается наш завод, и двинула в бизнес. Я тоже у Ларки работаю. Бухгалтерию веду. Сегодня Игорек улетел в Германию за товаром, и мы решили с Лариской отдохнуть тесным девичьим коллективом.
Я вскинула брови и зажала трубку плечом, чтобы вытереть салфеткой мигом вспотевшие ладони.
– Вот как? Улетел? В Германию?
– Ну да! Мы с Ларой посадили его в такси и отправили в аэропорт. Лариса рядом, привет тебе передает. Вообще-то мы в «Метелице»[19] зависаем, но здесь что-то скучно. Думали к тебе в кабак закатиться, но нет так нет. Ладно, Ленок, пока! Будем с Ларчиком ждать подгулявших кооператоров. Должно же нам в Новый год повезти?
– Удачи, девочки, – сквозь зубы пожелала я, аккуратно пристраивая трубку на базу.
Я поднялась со стула, сунула сверток с букетом за пазуху, прихватила из сумки парфюм и отправилась на улицу. Игорек ждал на прежнем месте.
– Поздравляю с Новым годом, – протянула я ему «Богарт». – Элька просила тебе передать.
– Спасибо Эльке, – шагнул он навстречу, забирая подарок и, не глядя, отправляя коробочку в карман нарядной куртки. – Ну что, Ален, едем?
– Едем, – решительно махнула я рукой.
– Эй, шеф! – свистнул Игорь стоящему на обочине такси.
Машина подкатила и остановилась в полуметре от нас. Игорек подбежал к пассажирской дверце и услужливо распахнул ее передо мной.
– Слушай, Игорек, а когда мы поженимся, как будем жить – с Ларисой или без? – рассматривая такое знакомое широкое лицо со вздернутым носом, осведомилась я.
Игорек замер, обдумывая услышанное, а когда понял, шарахнул дверью машины и зло выплюнул:
– Ну, ты, Ален, зараза! Что ты мне голову морочишь, если все знаешь?
– А ты зачем мне голову морочишь?
– А что тут такого-то? – фыркнул он. – Налево мужику сходить – это нормально! Хороший левак укрепляет брак.
– А если бы я поверила, все бросила: работу, мужчину – и поехала с тобой?
– Ну и что? Подумаешь! Погудели бы до пятого числа на даче у Севки, а потом я пошел бы сдаваться. Лариска бы простила. Что я, в первый раз, что ли, наши деньги с бабами пробухиваю?
– А как же я?
Удивление Игорька было неподдельным, в глазах сквозило искреннее непонимание моих претензий.
– А тебе-то что? Нашла бы новую работу и другого мужика. Короче, Ален, давай решай, едешь или нет?
– Прости, Игорек, никак не могу. – Я протянула извлеченную из-за пазухи измятую газету. – На вот цветочки. Пригодятся. Подаришь кому-нибудь при знакомстве.
Даритель невозмутимо взял назад цветы, чего я, честно говоря, никак не ожидала. И я в порыве обиды выдохнула:
– Да, кстати, недавно была в «Метелице» и знаешь, что заметила? Там много симпатичных девчонок. Я бы на твоем месте прямо сейчас туда и двинулась. Благо недалеко.
– Ну, Аленка, с наступающим тебя, не кисни, – чмокнул меня в щеку Игорек, усаживаясь в салон такси. И повернулся к водителю: – Шеф, гони на Новый Арбат!
Рим, I век н. э.
В тот день Луций Гимений Стратоник, изнывая от жары, привычно прохаживался под окнами прекрасной Валерии, когда к военному легату приблизилась застенчивая рабыня из дома сенатора Мессалы, та самая, с которой Мессалина приходила в священные рощи. Гречанка взглянула в суровое лицо Стратоника ясными карими глазами и сообщила, что его ждут в спальне Валерии этой ночью. Не веря в свалившееся на него счастье, легат из сословия всадников вернулся в свой дом, уселся за стол и принялся возносить благодарности всем двенадцати главным богам, особенно часто возливая в честь Марса-мстителя, ибо почитал бога войны своим личным покровителем.
Желание еще раз познать полет занимало все мысли Валерии, и она не замечала, что творится дома. А между тем Мессала Барбат, узнав о нападении раба на дочь, разослал во все концы империи центурионов с приказом найти взбунтовавшегося иудея, особой приметой которого стал свежий шрам на левой щеке. Сенатор поклялся Юпитером Громовержцем, что глаз не сомкнет до тех пор, пока не изловят мерзавца. Воинственный настрой патриция подогревала супруга. Больше всего матрона Лепида опасалась, что беглый раб в поисках справедливости вернется к ним в дом и попытается рассказать о случившемся сенатору Мессале. И женщина приложила все усилия, чтобы не дать рабу ни малейшего шанса ее выдать. Патрицианка с утра до вечера живописала мужу о ловкости и коварстве Исаака, и скоро сенатору стало казаться, будто негодяй непременно вернется, чтобы отомстить бывшим хозяевам и доделать то, что ему помешали совершить в прошлый раз, – убить его дочь. Отец Мессалины твердо уяснил основную мысль, которую пыталась донести до него Лепида. А именно, что нужно сыграть на опережение и, как только Исаак появится возле их дома, убить его первым.
В ту ночь сенатор Мессала принимал гостя. В центре богато обставленной залы, потолок которой был расписан изображениями Венеры и Амура, под сладострастную музыку, извлекаемую из флейт и бубнов чернокожими музыкантами, извивались гедесские танцовщицы. Их маленькие ножки в браслетах с колокольчиками грациозно притопывали по выложенному мозаикой полу. В глубине залы, на двухместном ложе, рядом с хозяином полулежал, облокотившись, Клавдий. Перед гостем возвышался столик с ножками в виде лап грифона, инкрустированный перламутром, серебром и слоновой костью. Столешница была уставлена золотыми блюдами с изысканной снедью, а амфоры с вином покоились в специальных серебряных сосудах, заполненных льдом.
