Анна Малышева - Зеркало смерти
Ее обожгла постыдная догадка. «А вдруг Паша думает, будто я стараюсь из-за денег?! Ну а вдруг? Потому что, с его точки зрения, больше не из-за чего! И только прикрываюсь любовью к сестре…» Она задумчиво поцеловала его в шею, он ответил неясным бормотанием.
– Что?
– Я говорю, что страшно по тебе соскучился. Об этом ты тоже не думаешь! Тебе все равно!
– Неправда… – Она снова поцеловала его, на этот раз в губы. – Пойдем?
Через полчаса, оправляя постель, она слушала его радостный голос из кухни. Муж собирал сумку, явно полагая, что после такого теплого примирения жена отправится в Москву вместе с ним. А как же иначе? Наташа не разочаровывала его до последней минуты, пока не вышла из спальни. Щеки у нее слегка горели, на душе стало легче, как будто с нее сняли невидимый, но очень ощутимый груз.
– Я буду звонить каждый вечер, – сказала она, следя за тем, как муж меняется в лице. Его улыбка погасла и странно искривилась, будто, взяв в рот леденец, он обнаружил, что конфета сделана не из сахара, а из соли. – На этот раз обязательно буду, только не от соседки, а с почты.
– Но мы же…
Она качнула головой, продолжая собирать на затылке волосы. Достала с полки бархатную резинку, соорудила «хвост».
– Я должна задержаться, хотя бы ненадолго. – И так как он молчал, добавила: – Не могу я все это бросить. Понимаешь? Никогда себе не прощу, если сбегу. А ты поезжай, не бойся за меня.
И, встретив ее взгляд, он понял, что уговаривать жену бесполезно. Прощание получилось каким-то странным – не то холодным, не то неловким. Они наспех расцеловались, и он ушел, хлопнув сперва дверью, потом калиткой.
– Ну ты своего добилась, – сказала Наташа, остановившись посреди опустевшей кухни. – Рада?
Но никакой радости не испытала.
Глава 7
И в самом деле, думала она, легко сказать, но трудно сделать. Найти этого парня, а как? Ходить по улицам и спрашивать всех более-менее подходящих мужчин: «Простите, а не вы ли это с моей сестрой?..» Обратиться к соседям? Обращалась уже, что толку!
«Исповедь, меня спасет только исповедь. Анюта жила с ним вне брака, стало быть, считала это грехом и обязательно рассказала бы священнику. Значит, к Татьяне!»
Но возле зеленого бревенчатого дома, где располагалась библиотека, ее ждал очередной удар. Дверь была заперта. Прочитав расписание на косяке, Наташа убедилась, что не увидится с Татьяной целых два дня. Выходные…
«Крошечная библиотека, что с нее взять, работает не каждый день… Куда теперь? Я не знаю, где живет Татьяна. А если пойти прямиком к ее брату?»
От этой мысли ей было как-то не по себе. Нет, в этом молодом рыжем священнике не было ничего устрашающего, напротив – он с первого взгляда вызывал доверие. Его ясные глаза улыбались, смотрели так прямо и приветливо, и говорил он с ней мягко, участливо… Но все-таки…
«Вот так войти и сказать: «Нарушьте закон еще раз, выдайте мне тайну исповеди? Ради моей сестры!» Сказать-то я, возможно, и решусь, но что он мне ответит?»
– Ку-ку! – раздалось за ее спиной.
Она обернулась и разом помрачнела. Людмила стояла у крыльца и с вызывающим видом жевала булочку. На ней был голубой форменный халат, в котором женщина красовалась за прилавком. Она кусала сдобную булочку так, будто та воплощала всех ее личных врагов – язвительно и резко. Наташа великолепно поняла, на кого была обращена эта пантомима.
– Почитать решила? – поинтересовалась та. – А у нас как раз обед.
И махнула рукой в сторону соседнего двора, где располагался магазин.
Наташа спустилась по трем деревянным ступеням, взглянула на часы. Она старалась смотреть куда угодно, только не на Людмилу, и держаться независимо. Снова неудача – та неожиданно придвинулась к ней и взяла под руку. Наташа почувствовала жар ее расплывшегося тела и сделала попытку вырваться. Напрасно – та только крепче прижала локоть. Это походило уже на бойцовский захват, а не на родственную ласку.
– Я думала, что ты сбежишь, – доверительно сообщила Людмила. – После нашего разговора…
– Незачем мне бежать, – отрезала Наташа, делая еще одну попытку освободиться. – И некуда! Как будто вы меня не найдете!
Людмила заулыбалась и отпустила ее.
– Ну и хорошо, что некуда, – примирительно сказала она. – И ты молодец, что понимаешь, я все равно тебя нашла бы, рано или поздно. Так что мы с домом решили? Продаем – не продаем?
– Послушайте, – теряя терпение, ответила женщина. – У меня срочные дела. Обсудим это потом, если только…
– С кем дела? С Танькой, что ли? – Та кивнула на запертую дверь. – Ну если с ней, то, скажу я тебе!..
И, быстренько дожевав булочку, сообщила по порядку, что Танька – стерва, свела в могилу мужа, и как это умудрилась выскочить замуж с такой поганой рожей, да еще за молодого мужика, много моложе себя?! А также библиотекарша прикидывается тихоней, но в тихом омуте, всем известно, кто водится! Верить ей нельзя. И еще Танька бы многое могла рассказать о том, как Анюта наглоталась таблеток, но молчит. И не без причины!
Весь этот поток грязи вылился так стремительно, что Наташа оторопела. Было такое впечатление, что ударили молотком по засорившейся канализационной трубе и нечистоты густым потоком хлынули наружу. Она уловила только последние фразы и после паузы попросила повторить.
– Говорю – она что-то знает, но молчит!
– Что знает? Откуда? – Мысли у женщины путались. – Откуда вы все это знаете?
– Оттуда, что я, в отличие от тебя, живу здесь, а не в Москве, – заявила та. – И между прочим – неподалеку от вас. Переехала к мужу. А Танька каждый день приходит ко мне в отдел за покупками.
– И что из того? – Наташа понемногу приходила в себя. – Что вы конкретно знаете?
Взятый ею официальный тон разозлил собеседницу. Та некоторое время смотрела на нее взглядом, который, вероятно, считала уничтожающим, а затем заявила:
– Да я-то кое-что знаю. Только разговаривать с тобой неохота. Что ты из себя корчишь?
И двинулась прочь небрежной, гуляющей походкой, извлекая из кармана пряник. Наташа поспешила за ней:
– Да я ведь серьезно спрашиваю! Что вы знаете?
– Какое там серьезно, – не оборачиваясь, ответила та. – Просто поиздеваться хочешь. Ну давай, давай! Самой дороже обойдется!
– Поиздеваться?!
Та круто развернулась, и Наташа чуть на наткнулась на ее пышную грудь.
– Да ты же с первого момента надо мной измывалась, – твердо сказала Людмила. – Прямо сразу, как познакомились. Или ты думаешь, что я ничего не видела? Что ты одна умная, потому что институт закончила?
– Но…
– Да, я в институте не училась, – продолжала та, воинственно размахивая пряником. Проходивший мимо мальчик изумленно посмотрел на них и прибавил шагу. Вероятно, ему показалось, что сейчас они схватятся – обесцвеченная, оплывшая блондинка и рыжая, худая женщина с перепуганными глазами.
– Не училась, и что с того?! – наступала та. – Что ты о себе вообразила? За кого меня принимаешь?
– Я…
– А ну, помолчи! – отрезала Людмила. – Я была для вас слишком тупой, да? Слишком простой? Ты же на меня волком смотрела, а морщилась так, будто у тебя зубы болят! Ни разу слова по-человечески не сказала, даже когда умер Илюша! Не подумала, что я тоже что-то чувствовать умею, ни разу…
У нее на глазах выступили слезы. Наташа не чувствовала ни рук, ни ног – ее будто парализовало. Резкие выкрики всегда вызывали у нее такое ощущение, будто вся кровь вытекла из тела. «А ведь она права, – смутно подумала женщина. – Если бы я с ней обращалась чуть-чуть иначе, может быть, все сложилось бы по-другому… Говорит, будто Карамзина цитирует: «И крестьянки чувствовать умеют!» Но нет – глупости! Зачем мне было себя насиловать! Я ее всегда не выносила!»
– Обращались, как с собакой, – трогательно произнесла Людмила, возводя взгляд к небу и смаргивая слезинки. Она дышала тяжело, но постепенно начинала успокаиваться. – Все вы, все! Ни разу доброго слова не сказали, а что я вам сделала? Твоя Анюта смотрела на меня, как на чуму, и ты шарахалась, а муж твой, тот вообще меня не замечал…
– Люда… – Она впервые назвала ее уменьшительным именем, и это далось нелегко. Пришлось сделать над собой усилие. – Люда, я тебя прошу, успокойся. Я виновата перед тобой, но пойми меня…
Эти простые, явно вымученные слова подействовали на Людмилу самым неожиданным образом. Она тихонько, жалобно вскрикнула и заключила Наташу в объятья. Та была настолько ошеломлена, что уже не думала ни о том, как они смотрятся со стороны (как две идиотки!), ни о том, искренний ли то был порыв (скорее всего, нет…).
– Люда, я очень сожалею… – шепнула она в горячую мягкую грудь, пахнущую уксусом и ванилином. – Прости.
– Да я-то… – захлебывалась та. – Простила! Давно простила!
«Врет!» – подумала женщина, стараясь не дышать испарениями потного тела.
– Мне-то от тебя ничего не надо!
«Ох! А утром что говорила!»
