Александр Кулешов - Заколдованный круг
— Не вмешивай ты его в это дело. Он еще скажет дочери, и та узнает, что Рив ходит по курильням. Она неравнодушна к нему. Ты сама говорила. Зачем ее зря расстраивать?
— Да, ты прав, папа. Тогда просто мы пойдем с Доном в полицию и все расскажем.
— И это, дочка, не очень умно. Дона спросят, что он там делал, не курил ли сам. Значит, не нарушал ли закона. Начнутся допросы. Не поверят. Да еще будут вызывать на очные ставки — мол, этого там не видели? А этого?..
— Опять ты прав, папа. Но что же делать?
— Хотите мой совет, ребята? Конечно, с точки зрения общепринятой морали, отцу дочери, наверное, не полагалось бы давать такие советы. Но я не проповедник, я бизнесмен, я реально смотрю на вещи. Покой дочери и ее друзей мне важней всего. Так вот, пусть Дон напишет письмо, укажет адрес, расскажет все, не называя, конечно, ни Рива, ни этой, как ее, Эруэль. Но подписи не ставит.
— Ой, правильно! Спасибо, папа!
— А сколько письмо будет идти? — с сомнением сказал Дон.
— День, парень, один день, — успокоил его господин Лонг. — За это время ничего не изменится. Результат будет тот же, а хлопот и неприятностей никаких. Идите, пишите.
— Пошли, Дон. — Тер потащила своего друга за руку. — Спасибо, папа, ты у меня умница! — Донесся из коридора ее голос.
Вскоре, как прилежные школьники, они сидели рядом в кабинете Тер и составляли черновик письма.
Закончив письмо, Дон и Тер перепечатали его на машинке. Они решили, что опустить его надо в отдаленном районе города, чтоб спутать следы.
Они сели в кремовый «бьюик» и поехали. Машина катила по забитым даже в этот поздний час улицам.
Дон и Тер долго молчали.
— Может, зайдем выпьем кофе — холоде, — без особой убежденности предложил Дон.
— Зайдем, — так же равнодушно отозвалась Тер.
Они подъехали к простому кафе-бару, каких в городе тысячи, оставили машину под присмотром оборванного и небритого старика (под присмотром! — просто старик суетился на стоянке, открывал дверцы, указывал свободные места и тем зарабатывал гроши) и вошли в помещение.
Десятка два деревянных столиков. Стены, заклеенные рекламами авиакомпании. Стойка с никелированными кофеварками и резервуарами бочкового пива. За стойкой полки с пыльными и в большинстве пустыми бутылками.
Скучающий, сонный бармен, полдюжины посетителей— такие же, как они, поздние пары.
Заказали кофе, по стакану теплого грога, — уж больно пронизывающая, сырая ночь на дворе, — и уселись в углу, возле рекламы бразильской компании «Вариг»: под крылом самолета бьются пенные волны, набегая на золотой пляж, и благословляет эту райскую картину гигантский каменный Христос на зеленой горе, что вознеслась над ослепительно белым Рио.
— Пора бы тебе поднять верх у машины, — заметил Дон, — зима скоро.
— Я на ней не езжу зимой! Для зимы у меня другая, — равнодушно сказала Тер.
Дон минуту смотрел на нее, ничего не говоря. Но она заметила его взгляд.
— Прости, Дон, — она положила руку на его широкую ладонь, — но, ей-богу, я не виновата. Это ведь все не мое, ты же знаешь. Это все отец заработал, что ж мне, отказываться? Он любит меня и радуется, когда у меня всего вдоволь.
— А я ничего не говорю…
— Нет, говоришь! — Лицо Тер сделалось сердитым. — Своим молчанием говоришь. Ты же осуждаешь меняй Я знаю! И напрасно. Имей в виду: если надо, я от всего могу отказаться. Без труда. Не думай. Только зачем? А будет ради чего отказаться, — она многозначительно посмотрела на него, — откажусь. С радостью.
— Не откажешься, — печально сказал Дон. — Тебе только кажется, Тер. Не откажешься. Поверь. Не может человек, привыкший всю жизнь ездить на машине, ходить пешком; живущий в особняках — поселиться в шалаше. Это только так говорится…
— Неправда, Дон, неправда! Важно, с кем. Конечно, если просто выбирать, тогда ясно — каждый выберет богатство, а не бедность. Но если есть любимый, так выбираешь его, а уж богат он или нет, дело второе…
— Нет, Тер. — Дон усмехнулся. — Что может дать, к примеру, такой парень, как я, такой девушке, как ты? Ничего.
Дон впервые заговорил с ней так откровенно. До сих пор все было ясно: она «его» девушка, он «ее» парень. Это знали все, даже их родители. Они любили друг друга навечно. В этом были уверены, пожалуй, лишь они сами. В будущем, в ближайшем — по окончании университета или… более далеком, они будут вместе. Об этом никогда не говорилось, это подразумевалось. Ни разу ни один из них не говорил о деталях. Как вместе? Где? Когда? Дон впервые, правда иносказательно («к примеру»), заговорил на запретную тему.
Тер заметно присмирела. Безотчетно она чувствовала себя виноватой (у нее все — у него ничего, и надо же было говорить о второй машине! Дура!).
— Смотри, — в голосе Дона слышалась непривычная грусть, — у меня есть домик, где мы живем с родителями, я буду инженером и, наверное, неплохим, может, куплю подержанную машину, потому что я хочу быть именно инженером, а не олимпийским чемпионом и не бизнесменом, ясно? — раздраженно добавил он, хотя Тер молчала. — Это все прекрасно для любой девчонки нашего квартала, — продолжал Дон, — а для некоторых просто мечта. Но не для такой, как ты. Что для тебя домик, машина, когда у твоего отца, а значит, рано или поздно у тебя, имение, где будка сторожа в два раза больше моего дома? Да как бы ты ни любила меня, не выдержишь, удерешь через неделю.
— Нет, Дон, ты не прав. — Тер взяла себя в руки, она говорила деловито, по-мужски. — Во-первых, никуда я не сбегу, пока люблю человека. Во-вторых, зачем все упрощать? Или — или. В жизни все сложней. У меня богатый отец, я его единственная дочь. Почему он не может заботиться обо мне? Почему мой муж должен зарабатывать деньги, а я — бездельничать? Раз я не работаю, мою долю вносит отец. Он что — не может подарить мне на свадьбу дом, машину, пакет акций да просто деньги, наконец?..
— Знаешь, — Дон остановил ее жестом руки, — деньги, заработанные твоим отцом, — это не деньги, заработанные твоим мужем!
— Чем же они хуже? Чем? Отец сам создал свое богатство, благодаря своим коммерческим способностям сколотил капитал. Это честные деньги! Он никого не убил и не ограбил. Он владелец доходных предприятий.
— Никто в этом не сомневается, Тер. Я знаю, что у господина Лонга честные деньги. Но пойми, это ЕГО деньги^, его и его дочери, а не будущего ее мужа, который…
— Послушай, — перебила его Тер, — почему мой отец не может устроить моего будущего мужа на хорошую, высокооплачиваемую работу? Наконец, просто взять его компаньоном? Ты умный, толковый, ты можешь занять высокий пост в его предприятиях.
— Потому что, черт подери, этот твой будущий муж должен иметь к этому хоть какие-то склонности, способности, наконец, просто желание! Ясно? А если он не коммерсант, не бизнесмен, не финансист, просто бездарен в делах? Тогда что? Он хороший, простой парень, он любит тебя и зарабатывает на хлеб не хуже любого другого простого парня. Он просто хороший, даже очень хороший инженер. И все! И ничего больше. Тогда как? Господин Лонг просто возьмет его на содержание? Да? Конечно, он может выплачивать ему в месяц больше, чем тот заработает в год. Но если твой будущий муж согласится на это, то он не простой, хороший парень, а, прости меня, подонок. И любит не тебя, а твои деньги…
Тер молчала.
— Кстати, твой отец все это прекрасно понимает и не собирается выдавать тебя замуж за простого парня, у него совсем другие виды, — закончил Дон с невеселой усмешкой.
— Откуда ты знаешь, что думает отец? Не приписывай ему мыслей, которых он не высказывал…
Дон чуть не рассказал ей о своей беседе с ее отцом там, в загородном замке, но удержался.
— Не пойму, зачем ты завел этот разговор, Дон! — сказала Тер, вставая. — Если ты действительно думаешь так, как говоришь, то очень жаль. Более легкими наши отношения это не сделает.
— Возможно, Тер, но неплохо, если б ты тоже иногда задумывалась о таких вещах.
То, что Дон не пошел на попятный, как обычно, когда Тер обижалась, а остался тверд и даже, по существу, отчитал ее в последних своих словах, глубоко поразило ее. Такого еще не бывало. Надо будет в самом деле подумать обо всем. Может быть, даже посоветоваться с отцом. Нельзя жить, как стрекоза, не заглядывая дальше завтрашнего дня. Дон прав. Она уже взрослая, скоро двадцать, надо думать о жизни, о будущем… Но прав ли он и в другом? Ведь если отбросить их чувства, они же живут в разных мирах. Их разделяют тысячи километров, невидимых километров, выложенных деньгами, имениями, акциями, предприятиями ее отца, — километров, которых Дону не пройти за целую жизнь… Не пройти и не перепрыгнуть. Перепрыгнуть их может только она — Тер. И в разговоре с Доном ей кажется это само собою разумеющимся. А в действительности?
Погруженные в свои мысли, они возвращались домой. Тер, как обычно, отвезла Дона, поцеловала его на прощание, а он махал ей с крыльца, пока машина не скрылась за углом. Но прощание прошло молчаливо, холодно.
