Лариса Соболева - Ради большой любви
– А, это вы… – испуганно произнес Спартак Макарович, надевавший пиджак, когда вошел начальник безопасности. – Я думал, что уже никого нет в здании.
Имя у него мощное, а сам ни то ни се: хлипкий, с желтым лицом, редкими волосами и с постоянным выражением обиды, хотя никакой обиды не было, что подтверждалось при общении с ним. Голова у него – энциклопедия, а специалист он так и вовсе редкий. Пятидесятилетний Спартак Макарович интеллигент в полном смысле слова, всегда исключительно вежлив, со всеми на «вы», при всем при том он излишне суетлив.
– А что вы здесь делаете? – полюбопытствовал Ермаков.
– Да просматриваю наработки за многие годы, не оставлять же все захватчикам. А их собралось… Я давно перестал быть альтруистом, потому что к добру альтруизм не ведет, только развращает бездарных выскочек. Вот, собирался уходить. М-да, печально… Это правда, что в кабинете Князева «жучок» стоял?
– Кто вам сказал?
– Колчин. Он обеспокоен. Признаться, мне это тоже не нравится. И выстрел в Клима не нравится. Как на войне, честное слово. Что вы обо всем этом думаете?
– А что думать? – пожал плечами Ермаков. – Вы же телевизор смотрите? Мы не первые, даже не десятые, кого отфутболивают от дела. И убийства не редкость. Вы часто задерживаетесь здесь допоздна?
– Случается. Во время рабочего дня я не имею возможности привести все в порядок, поэтому задерживаюсь. Вы идете? – Спартак Макарович тактично намекнул, что не намерен продолжать беседу.
– Да, да… – рассеянно ответил Ермаков.
Князев опять спал мало, но Малика встала еще раньше и заняла ванную. Он ринулся вниз, но и там ванная была занята Климом, поднялся наверх, а тут как раз вышла Малика, завернутая в полотенце.
– Почему не взяла халат? В шкафу полно…
– Я не надену вещь твоей жены.
– Ее вещи я выбросил, в шкафу только мои и мамины халаты.
Шествуя к себе, Маля отрицательно качнула головой, мол, мне ничего не нужно, и даже не оглянулась. Князев, естественно, смотрел ей вслед – на голые ноги и плечи, на шею, а главное, на закутанную в полотенце вертлявую попочку. Засмотрелся и чуть не прошляпил ванную, туда хотел тихонько нырнуть Чемергес, который вдруг полюбил воду и мыло. Князев успел сцапать его за шиворот халата и вытащить из ванной:
– В порядке очередности.
Он стал под душ, сунул под мышки ладони и не двигался. Да, Клим подал опасную идею, но остроумную. Вернее, первый, как ни странно, сообразил Чемергес, а Клим его идею усовершенствовал. Вот переполох будет! Но теперь нужен еще один серьезный сообщник, а кто пойдет на такой опасный фокус?
Не вытираясь, Князев надел махровый халат и спустился вниз, где уже пил кофе Клим, он предложил и Павлу Павловичу:
– Попей кофейку, я сам варил. С перцем.
Князев налил себе в чашку, устроился на диване, с его волос стекала вода, но он не обращал на это внимания.
– Мне нравится твой план, – сказал Князев. – Дерзкий. Только не знаю, с кем договориться, а время несется. Человек должен быть надежный.
– С кем бы договориться… – закатил глаза к потолку Клим. – Не каждый рискнет… Попробую с Юговым поговорить.
– А кто такой Югов?
– Мой друг. Хирург. Заведует клиникой… Частная клиника подойдет?
– Пф! Конечно, подойдет, даже очень. Ты не просто побеседуй, а скажи, что услуга будет оплачена. Между прочим, раз он твой друг, должен понять, что нам крышка уготована, если он откажется.
– Стоп, стоп, Паша. Я считаю, надо ехать к нему тебе, мне и Малике. Сегодня же. Времени у нас нет, а сколько его на подготовку уйдет? К тому же троим отказать сложнее.
– Но это же твой друг, – возразил Князев. – Какого черта мы к нему попремся? Я вообще его не знаю…
– Ой-ой-ой… – издевательски произнес Клим. – Мы, господин Князев, гордые, мы не умеем просить. Вот приказывать, пальцы веером распускать, нагонять ужас на всех своим появлением – это да.
– Хватит меня воспитывать. Поздно. Ну, вот такой я плохой.
– Короче, едем втроем. Мне тоже жить хочется. Я сначала был против вашей затеи, но другого пути не вижу. Ой, как бок ноет…
– Ты тоже ноешь.
Клим взял телефон, пальцами потыкал в кнопки, ворча:
– Эх, не знаешь ты, Паша, что такое пуля. Это больно. И страшно, аж жуть… Алло! Люся? Извини, что так рано, мне нужен Денис… Как, уже убежал?.. Бесполезно в клинику звонить, он никогда не отвечает. А скажи, когда он сегодня будет дома?.. И вы никуда не уйдете?.. Спасибо… Нет, все нормально, я живой. Пока. – Клим положил трубку на аппарат и вздохнул: – Ехать в клинику тоже бесполезно, днем он обычно на операциях, а если не оперирует, то носится, как гончая, по этажам и палатам. Решено, едем вечером.
– Лишь бы он согласился, – произнес Князев. – Я знаешь что надумал? Сегодня покатайся за нами с Чемергесом на «Оке»…
– На «Оке»?! – поперхнулся Клим. – Меня знакомые засмеют.
– Да это сколько угодно. Мы, надеюсь, тоже посмеемся. Позже. А пока у меня чувства юмора не хватает для смеха. Бомбея я не могу посадить с Чемергесом, у него свой объем работы, а тебе придется поездить. Ибо наш дядя Костя туговато соображает. Сидите у нас на хвосте, но держитесь на расстоянии. Если за нами будет слежка, от машины не отрывайтесь, если она решит слететь с хвоста, поезжайте за ней. Джип поведу я или Малика.
– А как джип будет стоять на заводе? К нему же любой может подойти и прицепить «жучок» или того хуже – бомбу, и как она рванет… – Клим повел головой из стороны в сторону, мол, хана придет – точно.
– Значит, Малика посторожит джип.
Ночью Князев не успел просмотреть всю информацию, предоставленную Климом и Тетрисом, посему на заводе в кабинете начал с изучения печатных листов. И нашел одну статью, заинтересовавшую его чрезвычайно.
– Пал Палыч, Колчин сейчас к вам придет, – сказал по переговорному устройству Оскар. – Просил, чтобы вы никуда не уходили.
– Лады, – ответил Князев.
Колчин явился минуты через три.
– У тебя что-то срочное? Извини… – Павел Павлович поднял трубку внутренней связи. – Ты садись, Леня. Да, я… Все понял, сейчас приду. Так что у тебя?
– Паша… – Колчин сделал паузу, значит, собрался говорить о чем-то неприятном, да никак не решался, но Князев последнее время научился терпению. – Паша, в связи с прессингом на нас… я не могу не сказать…
– Отбрасывай щепетильность и говори, – сказал Князев.
– Я вчера задержался… с главным болтал… Ну а когда вышел от него, то… Ермак был здесь. Паша, какого черта он тут делал после двенадцати ночи?
– А ты? – коротко спросил Князев.
– Я так и знал, что ты задашь этот вопрос!
Колчин вдруг вскочил и заметался. Таким его Князев еще не видел, Колчин отличался терпением и выдержкой. Во время последующего монолога он подскакивал к столу Князева, выпаливая фразу, затем – во время паузы – ходил, потом снова подскакивал к столу, наклонялся:
– Так невозможно! Что происходит? Мы все отдалились друг от друга, я… Я! Подозреваю друзей и коллег! А в чем, спроси меня, ну спроси. Я сам скажу! Не знаю, в чем подозреваю. В чем-то гнилом. Я даже тебя подозреваю. В воздухе плавает подозрение. Кажется, и меня подозревают. А все из-за дерьмового «жучка», который мог сунуть под твое кресло любой. Но этот «жучок»… – Он несколько раз ударил по столу ребром ладони. – Этот «жучок» отравил нас. Я думаю: что делал здесь Ермак? А Ермак думает: что делали здесь Колчин и Спартак? Паша, – наконец выдохся он, – что с нами?
А Князев как будто вернулся из Тибета после длительного общения с далай-ламой – был хладнокровен, спокоен и вне темы. Он, разумеется, надеялся на лучшее, а исходил из худшего: жить ему осталось немного. Посему оценивал все, что его окружало, особенно вне загородного дома, с позиции смертника. Он смотрел на Колчина и не мог сказать, что за начинка у него внутри, еще совсем недавно так же было и с Климом. И так же сейчас с Ермаком, с главным инженером, с тем же Оскаром. Кто-то из них сдает, поэтому выстрелили в Клима, кто-то из них поставил «жучок», и этим «кем-то» может оказаться Кол – его друг и соратник. Князев опустил голову и исподлобья посмотрел на Колчина:
– Любой, говоришь? Что-то не видел я в этом кабинете ползающих на четвереньках посетителей, ставящих «жучок» под сиденье моего кресла.
– Поэтому я и бешусь. – Колчин упал на стул. – Бешусь, потому что тоже думаю, как ты: это кто-то из своих сделал. И даже предположение, что ты вышел на минутку в приемную, а посетитель воспользовался этой минутой, меня не охлаждает. Ермак сдавал ключи от кабинетов, я подошел, как раз когда вахтер развешивал их по щитам. Какие у меня родились мысли? Разумеется, возник вопрос: что он делал в чужих кабинетах и кто он на самом деле? Ладно – «жучок». Но ведь в Клима стреляли…
– Ты боишься?
– Боюсь, – с вызовом сказал Кол. – Да, да. Боюсь. Но мне еще и противно, все нутро выворачивает, как после дешевой попойки. Я начал опасаться тех, с кем проработал многие годы.