Наталья Александрова - Завещание короля Балдуина
Год назад, когда он собрал под своим знаменем многочисленных вассалов и еще более многочисленных добровольцев, он надеялся, что сразится с неверными, вернет под священные крестоносные знамена Святую землю, прольет свою кровь к вящей славе Христовой. Но теперь он видел только грабежи и убийства, видел изрубленные тела таких же христиан, как он сам.
Закованный в железо всадник свернул к уцелевшему от огня храму, спешился, вошел в него.
Как и повсюду в великом городе, здесь хозяйничали мародеры с алым крестом на доспехах. Трое пытались отодрать от огромной иконы золотой оклад, еще двое или трое выковыривали из алтаря крупные голкондские рубины. Тут же рядом стояла пьяная простоволосая куртизанка в разодранном шелковом платье и оглушительно хохотала, глядя на картину грабежа и разрушения.
Чуть в стороне двое солдат молча избивали старого монаха в изодранном черном одеянии.
Этот монах, заметив вошедшего в храм рыцаря, воззвал к нему по-гречески:
– Спаси меня, брат во Христе! Уйми этих бессовестных головорезов! Останови их во имя Господа!
– Уймитесь, святотатцы! – рявкнул закованный в железо рыцарь. – Вы находитесь в храме Христовом!
Кто-то из мародеров отвлекся от своего увлекательного занятия, покосился на вошедшего. Здоровенный гасконец криво ухмыльнулся и проговорил:
– Проваливай, братец! Если сам ты не хочешь присоединиться к веселью, не мешай другим!
– Вот именно, не мешай другим! – поддержал его рыжий одноглазый саксонец. – Не мешай другим, если не хочешь остаться без головы!
– Без головы? – с холодной яростью проговорил рыцарь. – Что ж, поглядим, кто из нас останется без головы!
С этими словами он выхватил из ножен длинный меч, взмахнул им – и рыжая голова саксонца покатилась по мозаичным плитам пола, страшно сверкая единственным глазом.
– Он убил Конрада! – заверещала куртизанка. – Он убил красавчика Конрада! Неужели вы не отомстите за него?
Мародеры бросили свои занятия, схватились за мечи.
Закованный в железо рыцарь поднял свой меч над головой, глаза его горели от бешенства.
– Кто еще хочет отведать моего меча? – проревел он мощным голосом.
Тут один из двоих крестоносцев, избивавших монаха, пригляделся к рыцарю и проговорил испуганным голосом:
– Братцы, это же граф Балдуин Фландрский!
– Балдуин Фландрский? – недоверчиво переспросил его товарищ. – Ты уверен?
– Еще бы я не был уверен, я два года воевал под его знаменами! Граф Балдуин – краса и гордость Христового воинства!
– А хоть бы и граф, – не унималась куртизанка, хотя в голосе ее не было прежнего куража. – Вас здесь десяток сильных мужчин, неужто вы с ним не справитесь?
– Заткнись, дура! – оборвал ее фламандец. – Граф Балдуин – великий воин, гроза неверных!
– Коли уж вам известно мое имя, – проговорил рыцарь, – так известно вам и то, что я скор на расправу. Выметайтесь немедленно из этого храма, и ежели я еще раз застану кого-то из вас за позорным святотатством, не избежать ему судьбы этого мерзавца! – и граф пнул ногой голову рыжего саксонца.
Через минуту все мародеры покинули храм.
В нем остались только рыцарь и старый, едва живой от побоев монах.
– Благодарю тебя, господин! – проговорил этот последний, низко поклонившись рыцарю. – Благодарю не столько за то, что ты спас мою жалкую, ничтожную жизнь, сколько за то, что прекратил ограбление дома Божьего.
– Не стоит благодарности, святой отец. Стоит мне уйти отсюда – и в храм снова явятся мародеры, не эти, так другие. И не кланяйся мне – это я должен низко кланяться служителю Господа.
– Слова твои изобличают великого и благородного мужа, – продолжил монах. – Видно, сам Господь привел тебя в этот храм. Мне осталось жить совсем недолго, а с моей смертью может умереть великая тайна. Должно быть, Господу угодно, чтобы я передал ее тебе.
– О чем ты говоришь, святой отец? – граф недоверчиво взглянул на монаха.
– О священной реликвии, которая хранится в нашем храме многие сотни лет, – монах огляделся по сторонам и таинственно понизил голос, – о священной реликвии, которую даровала нашему храму равноапостольная Елена, святая заступница Христовой церкви, мать императора Константина Великого.
– Что это за реликвия? – кажется, теперь граф поверил своему собеседнику и заинтересовался его словами.
– Будет лучше, брат мой во Христе, если ты увидишь эту реликвию собственными глазами. Ибо никакие слова не могут в полной мере изъяснить сияние ее святости.
С этими словами монах пошел в дальний конец храма, к стене, украшенной мозаичными изображениями святых и ангелов.
Здесь он остановился, преклонил колени и прочел по-гречески короткую молитву. Затем поднялся на ноги и возложил руки на мозаику, изображавшую предводителя небесного воинства архангела Михаила. Прикоснувшись пальцами к нескольким кусочкам цветной смальты, монах отступил в сторону.
Граф с интересом наблюдал за происходящим.
Часть мозаичной картины отделилась от стены, открыв темное потайное углубление. Монах прочел еще одну молитву, затем с благоговением вынул из тайника небольшой мешочек наподобие кошелька из драгоценного индийского шелка.
По этому шелку золотыми нитями были вытканы райские птицы и удивительные цветы. Таких цветов нет ни в одном саду мира – они цвели только в саду Эдема…
– Что это? – спросил заинтригованный граф.
Не отвечая ему, монах потянул шелковые завязки и вынул из мешочка перстень.
Перстень этот был из тускло-красного золота, в него был вставлен удивительно красивый камень того густого синего цвета, какой приобретает ночное небо незадолго до рассвета. На поверхности этого камня была вырезана рыба.
– Что это? – снова спросил граф. Монах еще ничего не ответил, но в душе его нарастала волна восторга и восхищения.
– Этот перстень принадлежал Госпоже нашей Деве Марии, матери Господа Иисуса Христа. Ее несравненный Сын подарил ей этот перстень после своего Преображения. Ты знаешь, брат мой во Христе, что рыба – древний священный символ христианства, ибо греческое название рыбы – ИХТИС – означает Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель. Когда злобные язычники преследовали христиан, тем приходилось скрываться, таить свои убеждения от непосвященных, и только по изображению рыбы на одежде они узнавали братьев по вере.
– Да, я знаю, – промолвил граф неожиданно охрипшим голосом, – я слышал об этом.
Ему было трудно поверить, что этот перстень носила на своей руке Богоматерь, Благодатная Дева, Небесная Царица… но в то же время синее сияние камня проникало прямо в его сердце и говорило с ним напрямую, без слов – точнее, как само Слово Божие.
Он не верил – и в то же время верил, верил всем сердцем, всей душой.
– Вот та бесценная реликвия, которую я хочу препоручить твоим заботам, – проговорил монах, бережно убирая перстень в шелковый кошель, – береги его как зеницу ока.
С этими словами он вложил кошель в руки графа.
Граф опустился на одно колено и с благоговением принял у него кошель со святыней.
– Клянусь святыми ранами Господа нашего, что я, граф Балдуин Фландрский, буду беречь это святую реликвию и, если понадобится, отдам за нее свою жизнь!
Голос его гулко отозвался под сводами храма, как будто сам Бог повторил клятву графа. Граф поднял голову к церковному своду. Оттуда на него грозно взирал лик Христа Пантократора. Господь Вседержитель стал свидетелем его клятвы.
Граф Балдуин оглянулся на греческого монаха… но того и след простыл, в храме, кроме самого графа, не было ни души.
В машине ее настиг звонок Али.
– Ты как? – спросила Аля. – С неприятностями своими разобралась? Что там с наследством?
В первый момент Алена неприятно удивилась.
Для чего она вмешивается? С какого перепуга задает такие личные вопросы? Разве Алена обязана отчитываться перед этой малознакомой девицей?
Но тут же осознала, что ей хочется все обсудить, с кем-то поговорить. А по всему выходит, что поговорить по душам можно только с Алей, никто другой не поймет. Да и слушать не станет.
– Слушай, тут такое дело, – неуверенно начала Алена, – пока ничего не ясно. Ясно только, что дело это темное и опасное.
