Лариса Соболева - Ночи с Камелией
– Стало быть, вон ты какая – Камелия. Это ж по какому такому праву ты дорогу нам, честным девушкам, перешла, а? (Камелия попыталась ее обойти, да Стешку разве обойдешь?) Погодь, я сказала! А коль в полицию тебя сведу, а? Небось билета не имеешь, а промышляешь.
– Уйди, – внушительно произнесла Камелия.
– Да ты меня, чай, пугать вздумала? – повысила тон Стешка. – А я не из пужливых. И вот тебе мой сказ: коль желание имеешь здеся работать, давай мне половину. И чтоб без обмана…
– Пошла прочь, – огрызнулась Камелия.
Ну тут уж Стешку возмущение взяло:
– Это ты мне?! – Наступая на товарку, она шипела, как гусак. – Ах ты, стерва проклятая! Мы, значится, на мадам трудимся, а ты денежками, которые у нас отнимаешь, не желаешь делиться? Да я тебе, паскудница, всю харю враз изукрашу!..
Для пущей убедительности Стешка, закатав рукава своего поношенного жакета, наступала. И чего не ожидала – Камелия с силой толкнула ее. Толкнула обеими руками, да так, что упала Стешка на мостовую, задрав ноги выше головы.
– Караул! – закричала она. – Люди добрыя!..
Афанасий Емельянович, заслышав крики, подскочил с кровати, на которую прилег с сигарой. Ему показалось, что кричала она. Он на ходу надел сюртук, но, столкнувшись с ней у входа, отступил. Она вбежала в комнату, прижалась спиной к двери, грудь ее часто поднималась и опускалась, хотя шумного дыхания не слышалось. Он понял, что она чем-то или кем-то напугана, шагнул к ней:
– Вы пришли…
Афанасий Емельянович не собирался упрекать ее, что опять прождал несколько ночей, он был просто рад ей. Сквозь черную вуаль рассмотрел два влажных глаза, заметил, что они темны и обеспокоенны. Остальная часть лица не была видна, слишком плотно ее закрывала собранная впереди вуаль. Всего мгновение видел он ее глаза. Женщина опустила ресницы. Она слегка дрожала.
– Кто вас напугал? – тихо спросил он, целуя ее ладонь в перчатке. – Не бойтесь, я смогу защитить вас.
– Пустое. Там… кричали…
– Я слышал. Подумал, вы зовете на помощь, собрался бежать к вам… Я вас ждал… очень ждал…
Он произнес последние слова так искренне, с таким жаром, что она прильнула к нему, сжавшись в комок, будто ища защиты и поддержки. А он ощутил себя невероятно сильным, способным весь мир смести ради этой женщины, которую даже не знал, как зовут. Афанасий Емельянович поднял ее на руки и носил по комнате, тихо приговаривая:
– Успокойтесь. Это оттого, что вы одна ходите ночью. Ежели вы боитесь кого, живите здесь. Коль не пожелаете, я не стану приходить днем и докучать вам. А коль деньги нужны, я дам сколько понадобится…
– Вы добры, но мне не нужны деньги.
– Деньги всякому человеку нужны, вы только скажите… – Он усадил ее на кровать, присел перед ней. – Я что хотите для вас сделаю…
– Мне хорошо с вами, более ничего не нужно.
– Скажите, вы придете еще? Я боюсь не увидеть вас.
– Приду. Вы нужны мне.
Афанасий Емельянович упал лицом в ее колени, не зная, что еще ей предложить, думая лишь о колдовских словах «вы нужны мне». А как она ему нужна! Он не мог объяснить, что в ней за сила, притягивающая тело и душу, хотя и пытался. В сущности, не это было главным, а то, что с нею он становился другим, каким не знал себя. Возможно, себя-то он и нашел, а как это случилось – не понимал. Афанасий Емельянович разделил свою жизнь на до встречи с ней и после.
Она гладила его по густым волосам, потом поцеловала в голову. Медленно и осторожно он развязал шнурки на ее ботинках и снял их. Ступни оказались узкие, маленькие и холодные, да и вообще она виделась ему хрупкой, словно вот-вот от неосторожного движения переломится. Афанасий Емельянович долго держал ступни в ладонях, согревая их, пока она не попросила:
– Погасите лампу.
– Разрешите оставить фитилек… совсем небольшой.
– Разве что небольшой.
Он убавил огонек до тлеющей точки. Комната погрузилась в густой мрак, но все же очертания были видны…
Казарский услышал женские крики и кинулся на голос, вынимая пистолет. Вывернув из-за угла, он сразу же заметил под фонарем ползающую на четвереньках женщину в знакомых одеждах, подбежал к ней, взял за плечи:
– Это вы кричали?
– Я, я, – опираясь на него, поднялась Стешка. Шляпка сбилась, вуаль сползла на шею. Стешка сорвала с себя то и другое, зло бормоча: – Вот змея подколодная! Чуть не прибила! Ну, таперя она у меня получит, коль попадется.
– Так это тебя я однажды встретил? – рассмеялся Казарский, узнав ее по скромному одеянию и скверному языку.
– Мое почтение, барин, – зло буркнула Стешка, отряхиваясь. – Одежку испачкала…
– И кто же тебя обидел?
– Камелия, – потирая ушибленные бока, сказала она.
– Камелия? – приподнял он брови.
– Ну да. Так енту паскудницу, за коей господа ночами бегают, назвал один гость. – Неожиданно она вся мигом подобрела. – Барин, ты никак за Камелией ходишь? А она убежала. – Стешка уже улыбалась и подступила к нему близко. – Хошь, барин, неудачу твою скрашу? Я на всякую любовь мастерица.
Он изучал прехорошенькое личико в беленьких кудряшках вокруг лба, с пухлыми щечками и губками, с игриво-хищными глазками. Желание-то осталось, погасить его не было сил, разве что…
– Утешь, – согласился он, но с сожалением.
– Иди за мной, барин, – покручивая станом, проникновенно сказала Стешка, словно всю жизнь мечтала лечь с ним в постель.
– Только ты свои штучки брось, – предупредил он. – Не люблю притворства.
– Как скажете, барин, мне тока лучше, – вернулась к естественности Стешка. – Оно ж притворяться мадам велит, ух и гадюка, скажу вам… Я вас потайным ходом проведу в будуар, не беспокойтесь, никто не увидит.
– Как же ты дошла до жизни такой? – задал он осточертевший ей вопрос.
– Слушай, барин, – остановилась Стешка. – Коль притворства не любишь, то вопросов ентих не задавай, а то мне тожеть брехать надоело.
– Ты забавная, – расхохотался он, на самом деле повеселев.
Она привела его в комнату с большой кроватью под балдахином, где пахло сладкими и дрянными духами, ванилью и вином. Стешка ушла за ширму, предложив Казарскому «расположиться со всем удобством». Он снял шляпу и пальто, бросил их на потертое кресло и упал на кровать, думая о Камелии. Почему она отказала ему? Он ведь недурен, молод, при деньгах, а она не пошла с ним. Как такое возможно? Зачем же она вышла на улицу? Разве не бедность ее погнала? Что за тайну она спрятала в себе?
Стешка вынырнула из-за ширмы в парадном исподнем с прелестями наружу, запрыгнула на кровать и принялась расстегивать жилет, затем рубашку Казарского:
– Ответь мне, барин, отчего это господа распознают меня, что я не она, а?
– Так ведь ты не она, – сказал он, закинув руки за голову.
– Нешто за вуалью видать, та аль не та?
– Видишь ли… Как тебя зовут?
– Лоло. А вообще-то я Стеша.
– Так вот, Стеша… – и Казарский задумался: как объяснить ей необъяснимое? – Она другая… В ней есть стать, изысканность в движениях… и тайна…
Тем временем Стешка расстегнула ему брюки, ласкала нежными крестьянскими пальчиками низ живота Казарского, шепча с придыханием и без заученного притворства:
– Ох, барин… да у тебя весь мужской набор при полном благополучии. И лицом ты пригож. Такого любить не грех… сладкий мой…
Она наклонила голову к его паху, но не сводила с него глаз, наблюдая, как он, закатывая глаза, отлетал чуть ли не к праотцам. А он в это время представлял на месте Стешки Камелию, которая так и осталась непознанной, притягивающей загадкой, но которую он намеревался разгадать чего бы это ему ни стоило…
Антрепренер выслушал Марго, просьбе не удивился, как не удивлялся всему, что исходило от аристократов:
– Извольте, ваше сиятельство, ваша протеже получит в учителя лучшего актера труппы. Как вы желаете: чтобы мадемуазель занималась здесь или?..
– Желательно у меня, – сказала Марго. – Полагаю, поначалу она будет смущаться. Согласитесь ли вы ее проэкзаменовать, когда моя протеже привыкнет?
– Безусловно, ваше сиятельство.
– В таком случае пришлите актера завтра же утром, – поднялась она.
– Всегда рад услужить вашему сиятельству.
Он расшаркался, проводил графиню до коляски и помог сесть. Ехать недалеко, посему Марго не подгоняла кучера, обдумывая, кому нанести визит в первую очередь. Ее внимание привлекла немногочисленная толпа в переулке, находившаяся в пассивном ожидании, характерном для зевак. Но среди толпы были и полицейские, это означало одно: что-то произошло.
– Стой, – приказала Марго кучеру и приподнялась, желая рассмотреть, что так приковало людей.
