Алла Полянская - Невидимые тени
– Я так и собиралась. – Ника тронула лист цветка, и запах герани стал ощутимее. – Спасибо вам, Валентина Михайловна, пойдем мы.
– В квартиру-то не ходите сами, мало ли что там.
– Мы осторожно. Очень надо.
Они вернулись к машине молча. Ника поставила горшки с цветами на заднее сиденье, снова заперла дверцу.
– Может, Максиму позвоним? – Майя с опаской посмотрела на развалюху. – Господи, какая там страшная вонь! Эта женщина даже окна открыть не может, вонь пробивается сквозь закрытые рамы!
– Макс нас обругает и запретит мероприятие, знаю я его. – Ника решительно тряхнула головой. – Раз мы все равно здесь, глупо будет не поговорить с дочерью убитой.
– Ладно, идем.
Дверь восьмой квартиры когда-то была обита дерматином. Сейчас от него остались лишь клочья, кое-где видны были следы горения. В подъезде стояла густая вонь, к которой примешивался явственный запах чего-то горелого.
– Стучи. – Майя вздохнула. – Только отойди, а то мало ли что.
Ника громко постучала в дверь – там, где в дерматине дырка. Из квартиры послышался детский плач, и больше ни звука.
– Давай зайдем. – Ника прислушалась, ребенок плакал, не стихая. – Не могу это слышать.
– А как мы войдем?
– Здесь не заперто.
– Так зачем ты стучала?!
– Из вежливости. Вдруг кто-то дома. Эта… Галка, например.
Они открывают дверь и входят в широкий коридор, едва не споткнувшись о лежащее на полу тело молодого парня.
– Вот черт… – Ника идет на плач ребенка. – Майя, осторожно, они здесь все вповалку лежат.
В большой комнате на диване лицом вниз спит девушка. Грязные волосы, грязная мятая одежда, на полу валяются шприцы. Около дивана валяется еще один парень, по виду совсем подросток – по крайней мере, худая спина и тощая шея выглядят так, словно это подросток, лица не видно.
Плач ребенка слышен из соседней комнаты. Войдя туда, Ника долго не могла понять, откуда идет звук – комната под потолок набита какими-то тряпками, ящиками, банками.
– О господи…
Взвизгнув, Майя отскочила – из-под ног метнулась крыса.
Но Ника уже нашла то, что искала. За кучей тряпок стояла детская ванночка, в которой сидела девочка, самое большее – годовалая. Худенькая, грязная, в грязной рубашечке, она сидела на абсолютно мокрой подушке, личико в слезах, и уже даже не плакала, а скорее стонала.
– Малышка…
Ника подняла ее на руки, достала из сумки бутылку с водой, порывшись в лохмотьях, выудила пустую бутылочку с соской, налила в нее воду и дала девочке попить. Ребенок пил жадно, захлебываясь, ухватив бутылочку обеими ручками.
– Я убью эту гадину.
Ника передала девочку опешившей Майе и решительным шагом вернулась в большую комнату.
– Вставай, дрянь, немедленно! – Ника кричала зло и звонко. – Вставай, или я не знаю, что с тобой…
Майя услышала, что Ника осеклась на полуслове. Встревоженная, вошла в гостиную, неумело прижимая к себе ребенка – девочка доверчиво прильнула к ней, и Майя чувствовала все ее косточки, такая она была худая. Девочка продолжала сжимать ручками бутылочку, словно боялась, что отнимут.
Тишина в комнате длилась уже минуту, и Майя вдруг поняла, что тут происходит что-то не то.
– Ника?
Та с ужасом смотрела на лежащих.
– Майя, они все мертвые.
Лицо у девушки, лежащей на диване, синюшное, парнишка на полу выглядит так же, и нет оснований полагать, что третьему повезло больше, но Ника бежит в переднюю.
– Живой!
Она набирает номер «Скорой», диктует адрес, потом делает еще один звонок.
– Семеныч, я сейчас ребенка привезу. Мне очень надо, чтобы ты помог. – Обернувшись к Майе, она забирает у нее девочку. – Поищи какое-нибудь одеяльце или что-то подобное, надо завернуть ее.
Майя открывает шкаф – там стопки сероватого белья. Она тянет верхнюю простыню, здраво рассудив, что в шкафу вещи, по крайней мере, стираные.
– Все, идем. – Ника сноровисто заворачивает девочку в простыню. – Недосуг нам с полицией объясняться. Пусть Павел этим займется, он мастак с ними разговаривать.
Они выходят из подъезда и почти бегут к машине.
– Ты поведешь. – Ника бросает ей ключи. – Только осторожно.
Майя садится за руль и заводит двигатель. Она водила машину очень давно, но руки вспомнили то, что забыла голова. Машина трогается с места, и Майя осторожно едет по улицам – больница, в которую им нужно, находится недалеко.
– Идем.
В приемном покое их ждет хмурый Семеныч. Кивнув Майе, он берет у Ники ребенка и несет в смотровую.
– Во что ты снова вляпалась, ходячая катастрофа? Чей это ребенок?
– Потом расскажу. – Ника уставилась на Семеныча умоляющим взглядом. – Я знаю, ты все можешь. Пожалуйста, помоги мне.
– Ника, ты о чем, собственно? На первый взгляд девочка абсолютно здорова, реакции нормальные, истощена, конечно, анализ крови сделаем, но она практически здоровый смышленый ребенок. Судя по всем признакам, ей где-то год, ну туда-сюда месяц, а небольшое отставание в физическом развитии быстро ликвидируется хорошим уходом, массажами и занятиями. Что еще?
– Я хочу оставить ее себе. Ее мать мы только что нашли мертвой, бабушку убили третьего дня, девочка лежала там в жутких лохмотьях, ты бы видел, как она пила воду! Я не могу позволить отдать ее в приют, хочу оставить ее себе. Семеныч, ты можешь мне помочь, я знаю, у тебя кругом знакомые, я буду ей хорошей матерью, этот ребенок так настрадался за свою короткую жизнь, что подумать страшно – отдать ее куда-то, где всем на нее будет наплевать!
– Ника, остановись.
Семеныч гладит ее руку, и Ника смотрит на него тревожно и ожидающе.
– Ты с Алексеем советовалась?
– Лешка скажет тебе то же, что и я.
– Сегодня ребенок останется в больнице, ее нужно обследовать и сообщить представителям социальной службы, что она здесь. Подожди, не протестуй! Все сделаем по закону. Сейчас езжай домой и поговори с родными – с матерью, мужем, сыном, братом. С котом объяснись. А завтра…
– А если они заберут ее? Это же не детская больница! Они могут прийти и забрать девочку, Семеныч, ты же знаешь!
– Никто никого отсюда не заберет. – Он передает ребенка вошедшей медсестре. – В детское отделение, на санобработку и в карантин. Переодеть, взять анализы, накормить, обеспечить круглосуточный сестринский пост. Я через часок загляну, проверю.
Семеныч снова повернулся к Нике:
– Так вот, никто ее отсюда не заберет. Завтра принесешь ей одежду, игрушки и прочее, что приносит мать в больницу своему ребенку. Бумаги оформим, как полагается. Что за махровое пиратство – воровать детей! Нет, мы все сделаем так, что ни одна собака не подкопается. Ника, так надо. Ты взрослая и понимаешь, что подобные вещи щелчком пальца не решаются, тем более что впереди вся жизнь, и проблемы в дальнейшем ни тебе, ни ребенку не нужны. Сделаем по-моему, но в итоге выйдет по-твоему. Все, уходите обе, надоели мне – сил нет.
9
Матвеев ожидает Майю около большого здания, в котором расположена школа парикмахеров. Он не застал их с Никой дома и решил, что они уехали в «Маленький Париж». Созвонившись с Никой, он узнал, что Майя на курсах и заканчивает в половине седьмого. И вот он сидит в машине и ждет Майю, думая о том, как завести разговор о том, что он знает ее тайну. По всему выходит, что никак.
– Ну и ладно.
Матвеев смотрит, как из большой стеклянной двери выходят молодые женщины, оживленно переговариваясь между собой. Майя вышла одной из последних, и Макс, завидев ее, пошел ей навстречу. Он не видел ее несколько часов, но уже соскучился. Глаза их встретились, Майя обрадованно улыбнулась. Невозможно сыграть это, невозможно подделать эту искреннюю радость в ее глазах. И он почувствовал себя счастливым.
– Едем домой? – Макс берет у нее из рук рюкзачок с инструментами. – Когда у тебя здесь финиш?
– На следующей неделе. – Майя усаживается в машину.
Матвеев закрывает дверцу и садится за руль. Ему надо поговорить с Майей, но он видит, что ее что-то расстроило, и надо спросить, но как?
– Максим, ты деликатен, как гробовщик. – Она смотрит на него с улыбкой. – Мне Ника сказала.
– Что?
– Что твой начальник службы безопасности не зря ест свой хлеб.
– Атомный реактор, а не сестра. – Матвеев чувствует, как напряжение отпустило его. – Я не настаиваю. Захочешь – расскажешь, нет – значит, так тому и быть.
– Максим…
– Некогда мне проверять чувства и хороводы водить. Мне сорок семь лет, я семь лет вдовец, мимолетные романы после смерти жены – все прошли. Если ты согласна попробовать со мной, то мне неважно, Ирина ты или Майя. Мне важно, хочешь ли ты быть со мной. Да, это авантюра – двое суток знакомы, но как есть. Что скажешь?
– То есть вот так, безусловно?
– Условие одно: ты перестанешь вкалывать, как ломовая лошадь. А вся эта история прошлая – она именно что прошлая.
– Хорошо.
Матвеев притормозил у светофора и взглянул Майе в глаза.
