Андрей Воронин - Инструктор спецназа ГРУ
- Это от Рябцева, что ли? Чего ему опять?
- Привет он тебе передает. И еще кое-что.
Ковалев, изогнувшись, глубоко запустил руку в бездонный карман галифе, достал Оттуда что-то и положил перед Вилей, для пущей убедительности подтолкнув это пальцем поближе к Вилиной руке. Губин разглядел, что это было обыкновенное колечко с двумя ключами - от квартиры, наверное.
- Пойдешь в одно место, - инструктировал Вилю Ковалев. - Хозяина по утрам дома не бывает - зарядку он в парке делает. Обычно час, а когда, говорят, и полтора. Зайдешь в квартиру...
- Погоди, - прервал его Виля. - А если дождик?
- А он в любую погоду зарядку делает, - успокоил его Ковалев. - Закаленный.
- Во дурной, - поразился Виля, но от дальнейших комментариев воздержался.
- Зайдешь в квартиру, - невозмутимо продолжал Ковалев, - надыбаешь укромное местечко - такое, чтоб он сразу не нашел, - и положишь вот это.
Он поднял с пола принесенный с собой пластиковый пакет и передал его Виле.
Виля немедленно сунул нос в пакет. Лицо его вытянулось, выражая крайнюю степень изумления.
- Это ж книжки, - растерянно констатировал он. - Ты что, начальник, в общество книголюбов записался?
- Записался, записался... Значит, положишь пакет и ходу оттуда. И не вздумай там по углам шарить. Узнаю - ноги вырву и другим концом в задницу вставлю. Дверь запрешь, ключи - мне или вот Коле. Ты все понял?
-Понял, понял,-сказал Виля. - Улики подбрасываем, начальнички?
- Не твоего ума дело. Делай, что говорят, и не вякай. И имей в виду: завалишь дело - ну, проспишь там или решишь, что погода неподходящая, - молись, козел. Не найдут книжки у него - найдут у тебя, не эти, так другие, и загремишь ты, Виля, далеко и надолго. А следом за тобой в зону весточка полетит: ссучился наш Виля, скурвился совсем, стучит он, падла, капитану Рябцеву, за денежку малую корешей продает - и этого он заложил, и этого, и вон того... И закопают тебя, Виля, в вечную мерзлоту, как мамонта. Живьем ведь закопают, Виля.
- Ладно, не пугай, пуганый уже, - буркнул Виля, отводя глаза. - Ну, чего ты наехал, как самосвал с дерьмом? Делов то на две минуты, все равно, что два пальца... это... обсморкать, а разговоров... Сделаем в лучшем виде, комар носа не подточит.
- Вот и хорошо. А дальше, значит, обычным порядком: звоночек по 02 и - как водится: имею, мол, сведения, что такой и сякой, проживающий по растакому адресу, замочил из корыстных побуждений старика букиниста Гершковича. Фамилию свою не называю, опасаясь, что вышеуказанный такой-сякой оборвет мне за это дело яйца... Кстати, забыл тебе сказать: если он тебя у себя на хате прихватит, он тебе не только яйца оборвет. Очень, говорят, серьезный мужчина.
- Эх, начальнички, - протяжно вздохнул Виля и надолго припал к своей банке, гулко глотая и двигая большим волосатым кадыком. Самогон тек по заросшим щетиной щекам, оставляя мокрые дорожки. - Вот смотрю я на вас, - продолжал он, отдышавшись, - и никак не пойму: чем вы от паханов отличаетесь?
- Формой одежды, - не задумываясь, ответил Ковалев, ничуть при этом не обидевшись.
- Ладно, - сказал Виля, со стуком ставя опустевшую банку на стол. Адрес-то есть у этого серьезного мужчины или мне с этими ключами всю Москву обойти?
Ковалев сказал адрес и заставил Вилю трижды повторить его, пока не убедился, что тот ничего не перепутает и сделает все как надо. Виля выпросил у Ковалева несколько сигарет и проводил сержантов до дверей. Заперев за ними замок и набросив цепочку, Виля вставил "Мальборо" в угол волосатого рта и, процедив: "Козлы, блин", - пошел на кухню искать спички. Ему до смерти хотелось добавить, но его кредит у Максимовны был давно превышен. Кроме того, он сильно подозревал, что, выпив еще немного, наверняка проспит предстоящее дело, подписав себе тем самым приговор: в том, что Ковалев говорил серьезно, стукач Виля не сомневался.
Расставшись с Вилей, сержанты спустились по загаженной лестнице, вторично спугнув давешнего кота, и сели в машину. Напоследок мазнув светом фар по исписанной стене и мокрым кустам, милицейская "девятка" вырулила со двора и покатилась в сторону Казанского вокзала - Ковалев и Губин рассчитывали до конца дежурства еще немного побороться с язвой проституции. Ковалев поудобнее откинулся на сиденье и, закурив, напевал: "Сын поварихи и лекальщика, я с детства был примерным мальчиком...", глядя из-под полуопущенных век на пролетающие мимо огни ночного города.
Глава 5
Забродов проснулся и сразу понял, что дождь, поливавший город всю ночь, и не думает униматься. Для того чтобы убедиться в этом, вовсе не обязательно было подходить к окну - хватило тупого монотонного стука капель по жестяному карнизу и этого особенного реденького полусвета, лениво сочившегося в квартиру с потемневшего, набрякшего влагой неба. Когда просыпаешься в такое утро, рука сама собой начинает шарить в изголовье кровати, нащупывая сигареты и спички, а вылезти из кровати труднее, чем совершить ночной прыжок с парашютом на невидимый в кромешной темноте лес. В такое утро только и остается, что поставить пепельницу на грудь поверх одеяла и лежать, лениво пуская дым в потолок и мечтая о солнечных днях, в то время как разум тщетно пытается вставить слово, в сотый раз твердя о том, что курить натощак не просто вредно, а очень вредно. Это происходит потому, решил Илларион, что такая вот погода в середине лета не имеет ничего общего с разумным порядком вещей. Вот потому-то разум и бессилен перед слепыми силами природы... В самом деле, что же это такое? Наказание какое-то, честное слово. Кара божья. Семь чаш гнева и семь казней египетских. Льет и льет, и ни конца этому, ни края.
Тут он понял, что попросту тянет время, и, рывком отшвырнув одеяло, одним движением выпрыгнул из постели. Настроение сразу заметно улучшилось.
- То ли еще будет, - громко пообещал он неизвестно кому и стал одеваться.
По лестнице Забродов, как обычно, спустился бегом. Дождь, словно смирившись перед лицом его решимости, поутих, и теперь в воздухе висела какая-то неопределенная морось, обещавшая, впрочем, вскорости опять плавно перейти в полновесный ливень.
Разбрызгивая ботинками лужи, Илларион пробежал мимо сиротливо стоявшего на своем обычном месте "лендровера" и нырнул в жерло арки. Здесь он разминулся с каким-то тщедушным гуманоидом, чья неровная походка сильно напоминала неуправляемый дрейф без руля и ветрил. Этот несущийся по воле ветра и волн зачарованный странник заметно кренился вправо - пластиковый пакет в его правой руке явно мешал мужичонке сохранять равновесие, вкупе с земным тяготением норовя уложить бедолагу боком на асфальт. Похоже, мужичонка плохо представлял, где находится, куда и зачем идет. Дождевая вода беспрепятственно стекала с голой желтоватой плеши на небритую физиономию и дальше, за поднятый воротник вытертой дерматиновой курточки образца семидесятых годов.
Гуманоид курил, пряча сигарету от дождя в синем от наколок кулаке. Пробегая мимо, Илларион с удивлением уловил аромат вирджинского табака и явно диссонирующий с ним здоровый дух самогонного перегара.
При виде полоумного бегуна в камуфляже мужичонка не проявил никаких эмоций - просто скользнул по фигуре Забродова пустым взглядом мутных, розовых с перепоя глаз и кособоко ввинтился во двор. Илларион же, мысленно пожав плечами, продолжал пробежку.
Он был далек от того, чтобы осуждать этого мужичонку с его явно аморальным образом жизни и стопроцентно сомнительными источниками дохода. Все мы пришли на эту землю не просто так, каждый играет свою маленькую партию в большом оркестре. И, быть может, без кривой извилистой дорожки, протоптанной заплетающимися ногами этого вот гуманоида, развалится, не сложится какой-то большой и очень важный, невиданной красоты и сложности узор.
По случаю выходного дня людей в сквере было мало. Даже пенсионеры, выгуливающие собак, встречались редко - каждый стремился побыстрее попасть домой, с трудом дождавшись, когда же его питомец наконец сделает все свои дела. Время для прогулок и впрямь было не самое лучшее.
Тем сильнее удивился Илларион, когда увидел у фонтана одинокую женскую фигуру. Она стояла, как-то странно понурившись, с непокрытой головой, и слипшиеся от дождя пряди пепельных волос в беспорядке падали на высокий чистый лоб. Илларион довольно часто встречал ее здесь: обычно она гуляла с детьми, иногда к ним присоединялся мужчина - по всей видимости, муж. "Красивая женщина", - привычно подумал Забродов.
Но сегодня с ней явно было что-то не так. Она неподвижно стояла, не замечая дождя, который опять усилился, прогоняя из сквера последних собачников. Судя по тому, что ее матерчатый плащ промок до нитки, она провела на этом месте довольно много времени. Лицо ее было пустым и белым, как у манекена в витрине, и по нему одна за другой сбегали капли. Илларион почему-то засомневался, что капли эти дождь.
Его так и подмывало подойти и спросить, не может ли он чем-нибудь помочь. Приставать на улице к замужней женщине, да еще вдобавок и сильно чем-то расстроенной, было неловко, но Илларион рассудил, что так он, может быть, хоть немного отвлечет ее от невеселых мыслей, и уже открыл было рот, но тут до него вдруг дошло, кто она такая.
