Кэти Райх - Уже мертва
Халеви уставился на фотографию:
— Возможно, возможно. Впрочем, не уверен. Изображение слишком уж размазанное. С удовольствием помог бы вам, но… Одного человека он мне напоминает, хотя…
Шарбонно смотрел на него пристально, размышляя, очевидно, о том же, о чем и я: «Действительно ли Халеви желает оказать нам помощь или все же что-то скрывает?»
— Кого он вам напоминает?
— Одного покупателя. Но я… я с ним не знаком.
— Чем занимается этот ваш покупатель? Хотя бы примерно вы знаете?
Халеви покачал головой.
— Этот парень приходит к вам в какое-то определенное время суток? С какой стороны? Что он у вас покупает? Во что одет? — Клодель начинал терять терпение.
— Я сказал вам, что не вожу дружбу с покупателями, ни о чем их не спрашиваю, не обращаю внимания на их одежду. Я продаю продукты. А ночью ухожу домой. Лицо этого человека похоже на лица многих других людей. Они приходят ко мне и уходят.
— До которого часа работает ваш магазин?
— До двух.
— Он приходит к вам ночью?
— Возможно.
Шарбонно делал пометки в блокноте с кожаной обложкой. До настоящего момента он записывал не много.
— Вы работали здесь вчера во второй половине дня?
Халеви кивнул:
— Народу было много, — наверное, все думали, что сегодня у меня выходной.
— Вы видели вчера этого парня?
Халеви еще раз рассмотрел фотографию, провел обеими руками по голове, отчаянно почесал затылок, с шумом вздохнул и беспомощно развел руками.
Шарбонно положил снимок в блокнот, захлопнул его, достал визитку и опустил ее на прилавок:
— Спасибо, что уделили нам время, мистер Халеви. Если что-нибудь вам все же удастся вспомнить, позвоните по этому номеру.
— Конечно-конечно, — пробормотал Халеви, и его лицо впервые с того момента, как он увидел жетон, просветлело. — Непременно позвоню.
— Конечно-конечно, — произнес Клодель, когда мы вышли на улицу. — Позвонит эта жаба, как же! Только после того, как мать Тереза поимеет Саддама Хусейна!
— Что ты хочешь от владельца депанера? — сказал Шарбонно. — У него вместо мозгов кетчуп.
Мы перешли дорогу, приближаясь к машине, и я обернулась. Чудаки сидели на прежних местах у двери. Создавалось впечатление, что они здесь находятся постоянно, как каменные собаки у буддистского храма.
— Дайте мне, пожалуйста, фотографию, — обратилась я к Шарбонно. — На минуту.
Он изумленно округлил глаза, но фото протянул. Клодель раскрыл дверцу машины, и на меня, как из плавильной печи, пахнуло нагретым воздухом. Облокотившись на нее, он приготовился наблюдать за мной.
Я подошла к старику, сидевшему справа. На нем были выцветшие шорты, безрукавка, носки и полуботинки. Белые костлявые ноги покрывала паутина варикозных вен. По плотно сжатым губам было видно, что зубов у него нет. Из уголка рта торчала сигарета. Он глазел на меня с нескрываемым любопытством.
— Bonjour, — сказала я.
— Привет, — ответил старик, чуть склоняясь вперед, чтобы отлепить пропотевшую спину от пересеченной трещиной виниловой спинки стула.
Не знаю, почему он ответил по-английски, — может, слышал нашу беседу с Халеви, а может, угадал по моему акценту, что французский для меня не родной язык.
— Жарко сегодня.
— Я видывал жару и посильнее.
Когда старик говорил, сигарета во рту подпрыгивала вверх.
— Вы в этом районе живете?
Старик махнул сухопарой рукой в сторону Сен-Лорана.
— Могу я кое о чем спросить?
Он закинул ногу на ногу и кивнул.
Я протянула ему фотографию:
— Вы когда-нибудь видели этого человека?
Взяв фотографию левой рукой и прикрыв ее от солнца правой, старик отдалил ее от себя на максимальное расстояние и принялся разглядывать. Перед его глазами плавало облако сигаретного дыма. Я перевела взгляд на кошку с рыжими пятнами, что выскользнула из-за его стула, прошла вдоль здания и исчезла за углом. Старик смотрел на фотографию так долго, что я уже подумала: он заснул.
Со второго стула с приглушенным ворчанием поднялся другой чудак. По-видимому, его кожа когда-то была светлой, но сейчас выглядела так, будто ее обладатель просидел на этом месте сто двадцать лет кряду. Поправив сначала подтяжки, потом ремень, удерживавшие рабочие штаны, он шаркающей походкой приблизился к нам, склонился к плечу сидящего старика, прищурил глаза и тоже уставился на фотографию. Наконец беззубый вернул мне фото:
— Родная мамаша этого парня не узнала бы его, покажи ей эту дерьмовую картинку.
Второй чудак оказался более сговорчивым.
— Этот человек живет где-то там, — сказал он, указывая пожелтевшим пальцем на убогий многоквартирный дом из кирпича.
Вероятно, у него тоже не было одного или нескольких зубов: челюсть, когда он говорил, почти касалась носа. Я с трудом разобрала слова. Чтобы удостовериться, что я все правильно поняла, я указала на фотографию, потом на дом. Чудак кивнул.
— Часто вы его видите?
— Мм…
Он вскинул брови, приподнял плечи, выпятил нижнюю губу и сделал жест руками, означающий «можно сказать, что часто»: повернул ладони вверх, потом вниз, потом опять вверх.
Второй чудак покачал головой и с отвращением фыркнул.
Я махнула Шарбонно и Клоделю, подзывая их, и, когда они приблизились, рассказала, что смогла выяснить. Клодель посмотрел на меня так, будто я назойливо жужжащая оса, внешний раздражитель, с которым остается только смириться. Я с вызовом взглянула ему прямо в глаза. Опросить чудаков должны были они с Шарбонно, он не мог не сознавать этого.
Шарбонно без слов повернулся к парочке и заговорил. Мы с Клоделем слушали, не вмешиваясь. Тот человек, что был в подтяжках, тараторил так быстро и так непонятно — растягивая гласные и глотая окончания слов, — что я практически не понимала смысла фраз и внимательно следила за его гораздо более информативными жестами. Он утверждал, что парень с фотографии живет в конце квартала. Старик с варикозными венами на ногах возражал ему.
В конце концов Клодель повернулся к нам и указал подбородком в сторону машины. Мы зашагали к ней, пересекая дорогу. Я ясно ощущала на себе задней частью шеи жгучие взгляды двух пар слезящихся глаз.
10
Прислонившись к «шеви», Шарбонно достал сигарету, взял ее в рот и зажег. Он был напряжен, как пружина ловушки, и с минуту молчал, по всей вероятности переваривая то, что услышал от чудаков.
— Каковы ваши соображения? — заговорил детектив, едва шевеля вытянувшимися в тонкую линию губами.
— Похоже, они проводят здесь немало времени, — произнесла я.
По моей спине под футболкой скатилась струйка пота.
— По-моему, у обоих этих типов не все в порядке с головой, — пробормотал Клодель.
— Не исключено, что они и вправду видели эту сволочь. — Шарбонно глубоко вдохнул, средним пальцем стряхивая с сигареты пепел.
— Ничего особенного мы от них так и не узнали, — произнес Клодель.
— Да, — ответил Шарбонно. — Фотография действительно слишком плохого качества. И потом, твари, подобные этой, всегда стараются выглядеть неприметно.
— Но второй дедуля определенно его узнал, — вставила я.
— Определенно подобные дедули знают только одно: где располагаются винные магазины. — Клодель усмехнулся.
Шарбонно сделал последнюю затяжку, бросил окурок на землю и затушил его ногой.
— Можно долго гадать, правду они сказали или нет. Лучше всего взять и проверить, там ли живет эта сволочь. Если мы его найдем, я не знаю, что с ним сделаю.
— Что ж, давай проверим. — Клодель пожал плечами. — Но сначала подстрахуемся: я позвоню и скажу, чтоб прислали подкрепление.
Он многозначительно посмотрел на меня, приподнял брови и перевел взгляд на Шарбонно.
— Меня ее присутствие не смущает, — ответил тот на его безмолвный вопрос.
Клодель обошел машину и сел на переднее пассажирское сиденье. Сквозь лобовое стекло я видела, как он достал сотовый, набрал номер и начал говорить.
— Будьте начеку. — Шарбонно повернулся ко мне. — Может произойти что-нибудь непредвиденное.
Я была благодарна за то, что он не посчитал нужным предупреждать меня ни к чему не прикасаться в предполагаемом месте обитания преступника.
Менее чем через минуту Клодель открыл дверцу и высунул голову:
— Поехали.
Я села на заднее сиденье, а Шарбонно за руль. Мы тронулись с места и медленно направились к тому дому, на который указал чудак в подтяжках.
— Только ни к чему не прикасайтесь, когда войдем в дом, — сказал мне Клодель.
— Постараюсь, — ответила я саркастически. — Спасибо, что предупредили. Нам, лишенной тестостерона половине человечества, трудно запомнить подобные вещи.
Клодель фыркнул и отвернулся. При наличии благодарной публики он наверняка еще закатил бы глаза и тупо улыбнулся.