Тесс Герритсен - Снова умереть
— Я бы и не убил.
— Но ее же ты убил.
— Это было не ради спасения моей жизни. — Он смотрит на меня. — Это ради спасения твоей.
* * *Этой ночью я сплю в палатке миссис Мацунаги, чтобы она не оставалась одна. Практически весь день она пребывала в кататонии,[61] обхватив себя руками и подвывая на японском. Блондинки пытались уговорить ее поесть, но Кейко отказалась от всего, кроме нескольких чашек чая. Она укрылась в какой-то неприступной пещере глубоко внутри своего сознания, и пока мы все вздохнули с облегчением от того, что она стала тихой и послушной. Мы не позволили ей увидеть тело Исао, которое Джонни снял со смоковницы и быстро похоронил.
Но я его видела. Я знала, как он умер.
— Большая кошка убивает, раздавливая горло, — сказал мне Джонни, копая могилу. Он размеренно работал, вонзая лопату в выжженную солнцем землю. Хотя насекомые изводили нас, он не отмахивался от них, полный решимости создать место упокоения Исао. — Кошка хватает прямо за шею. Сжимает свои челюсти вокруг трахеи, разрывая артерии и вены. Это смерть от удушья. Ты захлебываешься собственной кровью.
Именно это я и видела, когда смотрела на Исао. Хотя леопардиха уже начала пировать, вгрызаясь в живот и грудь, она раздавила шею, которая рассказала мне о последних секундах жизни Исао, боровшегося за воздух, пока кровь клокотала в его легких.
Кейко не знает ни одну из этих деталей. Она знает только, что ее муж погиб, и мы его похоронили.
Я слышу, как она вздыхает во сне, один маленький всхлип отчаяния, и снова затихает. Она почти не двигается, лежа на спине точно мумия, завернутая в белые простыни. Палатка семьи Мацунага пахнет не так, как моя. Она имеет приятный экзотический аромат, словно их одежда пропиталась азиатскими травами, вещи педантично разложены. Рубашки Исао, которые он никогда больше не наденет, аккуратно упакованы в чемодан вместе с его золотыми наручными часами, которые мы сняли с его тела. Все на своем месте, все гармонично. Полная противоположность нашей с Ричардом палатке.
Было облегчением находиться подальше от него, поэтому я так быстро и вызвалась составить компанию Кейко. Последнее место, где мне хотелось бы сегодня спать — это палатка Ричарда, где висит плотная, как сернистый туман, враждебность. За весь день он не сказал мне и двух предложений. Вместо этого он провел весь день, совещаясь с Эллиотом и блондинками. Их четверка теперь казалась командой, словно это была игра «Выжить в Ботсване», их племя против моего племени.
За исключением того, что в моем племени никого не было, если не считать несчастную сломленную Кейко… и Джонни. Но Джонни на самом деле не принадлежит ни к какой команде, он сам себе хозяин, и сегодняшнее убийство леопарда сделало его беспокойным и задумчивым. С тех пор он почти со мной не разговаривал.
И вот она я, женщина, с которой никто не разговаривает, лежит в палатке с женщиной, которая ни с кем не разговаривает. Хотя здесь царит тишина, снаружи началась ночная симфония с ее флейтами насекомых и фаготами бегемотов. Я полюбила эти звуки, и, несомненно, они будут мне сниться, когда я вернусь домой.
Утром я просыпаюсь под пение птиц. На этот раз никаких криков, никаких тревожных возгласов, только сладкие мелодии рассвета. Снаружи четыре члена команды Ричарда вместе собрались у костра, попивая кофе. Джонни сидит под деревом. Кажется, измотанность просто стекает с его плеч, и голова падает вперед, пока он пытается бороться со сном. Мне хочется подойти к нему, помассировать его плечи и снять усталость, но остальные наблюдают за мной. Вместо этого я присоединяюсь к их кругу.
— Как там Кейко? — спрашивает меня Эллиот.
— Все еще спит. Она всю ночь была тихой. — Я наливаю себе кофе. — Рада видеть, что этим утром мы все живы.
Мое остроумие не на высоте, и я жалею о своих словах в ту же минуту, как они срываются с моих губ.
— Интересно, рад ли этому он, — бормочет Ричард, поглядывая на Джонни.
— И что это должно означать?
— Я просто нахожу странным, что все пошло наперекосяк. Сначала убит Кларенс. Затем Исао. И внедорожник… как, черт возьми, внедорожник мог просто взять и сломаться?
— Ты обвиняешь Джонни?
Ричард смотрит на трех остальных, и внезапно я понимаю, что он не единственный, кто считает виноватым Джонни. Так вот почему они держались вместе? Обменивались теориями, подпитывая свою паранойю?
Я качаю головой.
— Это нелепо.
— Конечно, именно это она и сказала, — бормочет Вивиан. — Я говорила вам, что она так и скажет.
— И что это значит?
— Для всех очевидно, что ты — любимица Джонни. Я знала, что ты станешь его защищать.
— Ему не нужна ничья защита. Именно благодаря ему мы и живы.
— Ему? — Вивиан с опаской смотрит в сторону Джонни. Он слишком далеко, чтобы услышать нас, но она все равно понижает голос. — Ты уверена в этом?
Это абсурд. Я вглядываюсь в их лица, задаваясь вопросом, кто затеял эту перешептывающуюся кампанию.
— Вы хотите сказать, что Джонни убил Исао и затащил его на то дерево? Или, может быть, просто отнес его самке леопарда и позволил ей затащить его туда?
— А что мы действительно о нем знаем, Милли? — спрашивает Эллиот.
— О, Господи. И ты туда же.
— Должен сказать, вещи, которые они говорят… — Эллиот оглядывается через плечо, и, несмотря на то, что он шепчет, я слышу панику в его голосе. — Они пугают меня до чертиков.
— Подумай об этом, — говорит Ричард. — Как мы все вообще оказались на этом сафари?
Я потрясенно смотрю на него.
— Единственная причина, по которой я оказалась здесь — это ты. Тебе хотелось африканских приключений, и теперь ты их получил. Разве они не соответствуют требованиям? Или они стали слишком авантюрными даже для тебя?
— Мы нашли его в Интернете, — произносит Сильвия, молчавшая до сих пор. Я замечаю, как дрожат ее руки, сжимающие кофейную чашку. Ее пальцы так отбивают дробь, что Сильвии приходится поставить чашку, чтобы не разлить ее. — Мы с Вивиан хотели совершить поход в буш, но не могли позволить себе потратить слишком много. Мы нашли его сайт, «Затерянный в Ботсване».
Она издает полуистерический смешок.
— И вот мы здесь.
— Я увязался с ними, — говорит Эллиот. — Сильвия, Вив и я, мы вместе сидели в баре Кейптауна. И они рассказали мне об этом невероятном сафари, в которое они собирались отправиться.
— Мне так жаль, Эллиот, — восклицает Сильвия. — Прости, что ты вообще встретил нас в этом баре. Прости, что мы уговорили тебя поехать с нами. — Она издает прерывистый вдох и ее голос дрожит. — Боже, я просто хочу вернуться домой.
— Мацунага тоже нашли этот тур через веб-сайт, — продолжает Вивиан. — Исао говорил мне, что искал настоящий африканский опыт. Не какой-то туристический домик, а шанс действительно изучить буш.
— Мы попали сюда так же, — говорит Ричард. — Через тот же самый долбаный сайт. «Затерянный в Ботсване».
Я помню вечер, когда Ричард показал мне тот сайт на своем компьютере. Несколько дней он бродил по Всемирной Паутине, пуская слюни на фотографии домиков для сафари, палаточных лагерей и яств, расставленных на столиках, украшенных свечами. Я не помню, почему в конце концов он остановился на сайте «Затерянный в Ботсване». Возможно, он обещал аутентичный опыт. Истинную дикую природу, такую, в которой захотел бы жить Хемингуэй,[62] хотя Хемингуэй, скорее всего, был просто убедительным пустобрехом. Я не принимала участия в планировании этого отпуска, это было выбором Ричарда, мечтой Ричарда. А теперь стало ночным кошмаром.
— О чем вы все говорите? О том, что этот сайт фальшивка? — спрашиваю я. — Что он использовал его, чтобы заманить нас сюда? Вы вообще себя слышите?
— Люди приезжают сюда со всего мира, чтобы поохотиться на крупную дичь, — говорит Ричард. — Что, если все это время дичью были мы?
Если он добивался реакции, то одну, безусловно, получил. Эллиот выглядит так, словно его сейчас стошнит.
Сильвия прикрывает ладонью рот, будто пытаясь приглушить рыдания.
Но я отвечаю с фыркающим смешком:
— Ты считаешь, что Джонни Постхумус охотится на нас? Боже, Ричард, не превращай все в один из своих триллеров.
— Только у Джонни есть оружие, — настаивает Ричард. — Вся власть в его руках. Если мы не будем держаться вместе, все мы, то умрем.
Вот оно. Я слышу это в его горьком голосе. Я вижу это в опасливых взглядах, которые все они бросают на меня. Я стала для них Иудой, той, кто побежит к Джонни и настучит. Все это настолько смехотворно, что мне стоило бы расхохотаться, но я слишком разъярена. Когда я поднимаюсь на ноги, то едва в состоянии говорить спокойным голосом.
— Когда все это закончится, когда на следующей неделе мы все вернемся на самолете обратно в Маун, я напомню вам об этом. И все вы почувствуете себя идиотами.