Блеск и ярость северных алмазов - Александр Анатольевич Трапезников
– Почему – на развод или почему – наоборот? Тебе действительно не всё равно или так важно знать?
– Да.
– Ну, хорошо. Просто я не могу утром проснуться, когда не слышу, как ты гремишь на кухне посудой, готовя себе яичницу. А будильник вместо тебя никак не куплю. Самой уже эта зависимость надоела. И когда же, наконец, она как какое-то наваждение пройдет? К психотерапевту, что ли, наведаться. Пошли вдвоем? Как мистер и миссис Смит в фильме.
– Это где Бред Питт и Анжелина Джоли? Шутишь?
– Шучу. Тогда скажу по-другому. Одной маленькой птичке, подсвистывающей медоеду и указывающей ему путь к пчелиным ульям, надо тоже лакомиться личинками диких африканских пчел-убийц. А сама она с ними не справится. Вот такое взаимовыгодное сотрудничество. И ничего личного, не обольщайся.
Ясенев нарочито вздохнул, словно и ему предстояло нести этот тяжкий крест.
– Значит, станем искать пчелиные ульи снова вместе. Но если честно, то я сам хотел еще сегодня утром съездить в Загс и забрать заявление.
– Врешь, конечно, но всё равно приятно. Так что бросай, Саша, свой холостяцкий конспиративный бомжатник и возвращайся обратно, в цивилизованное общество. В лыжном башмаке на балконе тебя ждет еще одна такая же фляжка. Пошли на выход.
Александр вновь наполнил бахчисарайским нектаром рюмки. Последнее слово должно было остаться за ним, так он привык. Сообразил на ходу. Любил иногда разговаривать стихами, а они в нужный момент сами плыли в голову:
– Будет новый рассвет, будет море побед. И не верь никогда в то, что выхода нет… Но эту ночь, Лиза, мы проведем здесь. Не в бомжатнике, а в медоносном улье, где снова, как в первый раз, встретились.
– Да, – согласилась она. И вдруг задумалась. Это было видно по её сосредоточенному лицу и глазам, покрывшимся голубоватой дымкой.
– Ты что-то подсчитываешь? – спросил он.
– Сколько прошло лет, когда мы оказались за одной партой, и ты толкнул меня локтем, чтобы познакомиться? И сколько лет, когда мы впервые поцеловались? И еще сколько, когда нас торжественно объявили в браке мужем и женой?
– И что получается? В цифрах.
Лиза взяла паузу. А Ясенев вновь задумался о том, какую все-таки важную и, может быть, даже экзистенциальную роль всегда играла в его жизни супруга. В этом плане ему просто дико повезло с самой юности. И во всей последующей судьбе чекиста. Вот и в сегодняшней неожиданной встрече было что-то сакральное, таинственное. Словно они вновь в какой-то небесной лотерее вытащили счастливый билет.
– Ты знаешь, в цифрах получается очень много, – ответила, наконец, она. – Никак точно не подсчитаю. В первом классе нам было по семь. Поцелуй в пятнадцать. Или раньше? Свадьба двадцать два года назад. С ума сойти!
– Ну и не считай! А с ума лучше сходить вдвоем. Тогда ни ты, ни я этого не заметим.
Мистические звуки недр
Примерно в это же время за тысячи километров от Москвы, в Архангельске, на острове Сомамбала, к домику Иды, надвинув на лицо шляпу и подняв воротник дешевого плаща, пробирался хирург Жогин. Он даже походку менял, прихрамывая, делая всё, чтобы его случайно никто не узнал. Такая конспирация была необходима. И вовсе не из-за шпиономании.
У него было много врагов и конкурентов по криминальному бизнесу, а ненавидело почти полгорода. Слишком многим причинил зла. На это было плевать, но вот узнай кто, что у него есть слабое место, душевная привязанность, любимый человечек, – и всё, пропал. Это как пустить стрелу в сердце.
Тогда им можно было бы вертеть, как хочешь, и вить любые веревки. Через Иду. Достаточно лишь взять её в залог. Первое правило Омерты – молчание, второе – никого не люби, чтобы не подставиться. Впрочем, те же правила присущи всем разведкам мира. Найди у человека самое слабое место, нажми на него – и он твой.
У Жогина было звериное чутье. Своих телохранителей он заранее отпустил, машину бросил за мостом через Кузнечиху, дальше шел пешком, постоянно оглядываясь, в кармане плаща держал кастет и скальпель. Но и на сей раз, как всегда, пронесло. Жогин открыл дверь в домик своим ключом и бросился в объятия Иды.
Им не надо было ничего говорить, всё понимали без слов. А потом на веранде с опущенными шторами они пили чудесный чай, заваренный Идой на многих травах. Он придавал силы, вселял какую-то особую мощную энергию, освежал ум, целил душу и больные органы. После него Жогин чувствовал себя как-то… человечнее. Забывал о крови, которую проливал почти каждый день. Будто исповедовался и получал прощение.
Он вдруг опустился перед Идой на колени, прижался лбом к её лону и попросил:
– Расскажи мне еще что-нибудь о своих предках. Люблю слушать.
Она словно ждала этого. Погладив его рукой по шишковатому черепу, спокойно и бесстрастно начала:
– Наш народ гораздо древнее, чем вы, славяне, и всегда был прочно связан именно с горами. Мы можем внезапно исчезать и появляться. Подземные ходы – наша стихия. Многие и сейчас живут там. Моя родная Пермь вся стоит на пещерах.
– Почему? Зачем чудь ушла под землю?
– Как тебе объяснить… Просто более тысячи лет назад закрылись внутри своих пещер от вашей веры и все. На Урале, Алтае, здесь, у Белого моря… На побережье Северного Ледовитого океана. От Архангельска до Печоры. От Северной Двины до Онеги. Золота много, но мы его не ценим, равнодушны к нему. Как и к алмазам. И у нас нет тяги к накоплению богатств. Но тонкие украшения нам нравятся.
– Вот за это я тебя и люблю, Ида.
Она звонко засмеялась, как серебряный колокольчик.
– Нет, не поэтому. А потому что я светлоокая.
– Да. Глаза у тебя почти прозрачные. Кстати, я приготовил тебе подарок. Даже два. Но это потом. Продолжай, милая моя чудь. Чудесная девушка. А ты правда владеешь магией?
Ида не ответила, продолжая поглаживать его лысый череп, обтянутый желтой, как пергамент, кожей.
– Чудь – великий народ, – скромно сказала она, – он обладает даром волшебства, тайной силой. Мы предупреждаем людей, предостерегаем их, помогаем путникам. И защищаем свои сокровища. Но это не сундуки с бриллиантами, а знания Беловодья… Охотников до них тоже много.
– Ты наивная, – задумчиво произнес он. – От тебя исходит миролюбие. Мне спокойно с тобой.
– Я знаю. Только не поступай больше так.
– Как, Ида?
– Прошлым летом ты попросил меня поближе познакомиться с соседом, одним стариком. Помнишь?
Жогин внутренне напрягся.
– Я не понимала, зачем? Грузный, беспокойный, одинокий человек, кажется,
