Игра на одевание - Алексей Викторович Макеев
Вихрь ледяного воздуха и опавшей листвы упрямо шел на нее, как в железобетонной трубе. От окончательной капитуляции перед сезонной простудой Миль спасали только плотные джинсы прямого кроя из графитового денима со стрелками, на высокой талии, сдержанная бежевая отстрочка которых обрисовывала женственную фигуру, и тяжелые черные ботинки на высокой подошве. Любоваться стремительной и при этом плавной походкой женщины группе рабочих, ищущих ранним утром под землей горячую воду по велению водоканала, мешала бьющаяся о ее ноги бездонная сумка-шопер в скандинавском стиле с ноутбуком и книгами, уложенными кое-как. Молодая женщина, чертыхаясь, поправляла лямку и волосы шаурмой, осыпая черное плечо и темную прядь каплями соуса и мукой.
Говоря на ходу, она не видела здоровавшихся с ней студентов, не слышала их громких окликов «Анна Игоревна-а-а!». Поток пешеходов, грохот трамваев, красный светофор и шум машин – вся улица существовала для нее только как фактор, мешающий наговаривать на диктофон авторский курс.
– Шут – это центральная фигура карнавала, – твердила она, размахивая надкушенной шаурмой, – где благопристойность и порядок уступают место греху и хаосу. Когда сама лестница сословной иерархии переворачивается и власть имущие сводятся до положения нищих, шут с дурашливым поклоном занимает королевский трон и царственно бьет по подлокотнику жезлом с резной головой такого же паяца, возбуждая площадную толпу.
Она перевела дыхание и, посмотрев на часы, с досадой выбросила в мусорку у магазинчика нижнего белья шаурму.
– Шуту подчиняется особая свита – ряженые. Они одеты в шлемы из бересты и лохмотья, вопят, несут факелы, поджигают проезжие телеги, кривляются, выставляют наготу, мажут нечистотами гениталии. С улюлюканьем и ужимками окружают наспех сколоченный деревянный трон «короля».
Водитель проезжающей на красный свет машины едва успел затормозить перед ней и резко засигналил. Не увидев реакции, он выглянул из окна и что есть силы крикнул:
– На светофор смотри, курица! Фигню из ушей хоть вынь! По дороге идешь!
– …то есть всегда они ведут себя алогично, как современные туземцы, которые отправляются в земли духов в наши дни. Совершая паломничества в пустоши и глубь лесов, шаманы нецивилизованных народов и их спутники надевают женскую одежду, ходят на руках, пятятся задом наперед. Это защищает их от гнева потусторонних сил, помогает вернуться в мир людей неузнанными духами и невредимыми.
Миль рассеянно кивнула и сразу продолжила:
– Интересно, что если ряженые вне карнавала возвращаются в мир традиции, сословную иерархию, то шут так и остается маргиналом. Маргиналом, наделенным беспрецедентным правом перечить законному правителю – королю.
– Стерва! – заорал водитель, но опасливо прикусил язык, услышав резкий сигнал соседней машины и увидев в ней злого Юдина.
Илья подъезжал к Саратовскому государственному университету имени Н. Г. Чернышевского. Гуров дал ему задание понаблюдать за повседневной жизнью успешного ученого Анны Миль.
* * *Устав от пробок, Портнов спускался в метро, когда в «Телеграм» пришло голосовое сообщение от Чубакиной:
– Игорь, здравствуйте. Это Софья. Мне звонили из сервисного центра. Завтра днем курьер привезет мой ноутбук. Его починили. Если результаты моей слежки за Ольгой, – она ухмыльнулась, – вам нужны срочно, приезжайте вечером. И… да. У нас яблок много, поэтому будут блины с припеком. Сидр, как я поняла, вам по службе нельзя.
Было слышно, как она улыбается, говоря о нем. И, как все влюбленные, он, конечно, пренебрег мудрым правилом не бросаться отвечать сразу. А набрал ее номер и, услышав в трубке немного взволнованное «да», выпалил:
– Я приеду. Может, нужно что-то к блинам? Я же из города.
– Все в порядке, – рассмеялась она. – Мы вообще-то тоже часто бываем в городе. В двадцати минутах езды супермаркет. И потом, у нас все свое. Сливочное масло, цветочный мед, варенье… Вы какое любите? Можем специально для вас открыть…
– Да не надо специально для меня. – Портнов покраснел. – Я, если что, могу купить варенье. Просто такого же, как в детстве, нигде нет. Дома стояло в вазочке вишневое с косточками.
– Я вас поняла, – проворковала она. – Достанем именно такое, вот увидите! И заварим под него правильный чай с вишневыми листьями… Приезжайте скорее.
– Обязательно! – пообещал Портнов и повернул к выходу. Ему хотелось купить ей что-то и подарить при встрече. Что-то милое, как она сама. И нужное, чтобы она вспоминала его.
Он зашел в магазин «Все для пекаря» и вышел оттуда с упакованной в крафтовую бумагу резной скалкой, по которой бежала семья ежей с пузатыми яблоками на колючих спинах. «Будем печь такое печенье для детей», – мелькнуло у него в голове.
И снова любящее сердце не подсказало ему о приближении скорой беды.
* * *Стоя на балконе неподалеку от двери в аудиторию, где, согласно расписанию, должен был проходить семинар Анны Миль, Гуров следил за студентами, наводнившими украшенный к Хеллоуину холл. У заплетенного похожей на сахарную вату паутиной окна первокурсницы в медицинских халатах с как бы кровавыми брызгами раздавали страждущим конфеты в виде воспаленных глазных яблок и жутковатые пробирки, в которых плескался томатный сок. Гуров взял одну пробирку и на всякий случай спросил, где деканат, представившись вызванным из-за задолженностей ленивой дочери отцом.
Он стоял в эпицентре ряженой и раскрашенной толпы с рюкзаками, в которой казалось, что вся нечисть вдруг решила получить диплом. Сквозь нее протискивалась девушка, которая сразу привлекла внимание Гурова. Девятнадцатилетняя Саша Попова не только училась у Анны Игоревны Миль, но и идеально соответствовала виктимологии неуловимого Остряка: невысокая, миниатюрная шатенка с шоколадной россыпью веснушек на бледном лице.
Пока она поднималась по лестнице, толпа в холле рассосалась по аудиториям. Большая перемена закончилась, и коллеги Миль начали свои пары вовремя.
Гуров не был удивлен. Проведя раннее утро в Парке Победы, он изучил паблики в соцсетях, где студенты обсуждали преподавателей или выкладывали фразы, подслушанные в ИФиЖ.
Оказалось, в Институте филологии и журналистики Анна Игоревна славилась интересными лекциями, нетерпимостью к болтовне на задних партах и тонким юмором. Ее любили за умение объяснить на пальцах самый сложный материал и увлечь историями, оживляющими самую скучную тему.
Коммуникационные эволюции в ее рассказах мелькали перед глазами студентов, как пугающие тени на стене из сказки в мультфильме про домовенка Кузю. Пиктограммы рассказывали истории, хранимые пещерой Шове. Зоолог-любитель Тимоти Тредуэлл безоглядно гиб в Медвежьем лабиринте безучастных к людской боли зоокоммуникаций. Создание кириллической азбуки
