Спрятаться не поможет - Марина Серова
– Значит, вы должны быть в курсе, как общаются между собой студенты вашей группы! – заметила я. Шаинский пожал плечами.
– Я вам про великих художников говорил, – заметил он. – Как вы думаете сами, Татьяна, мне, пожилому человеку с большим жизненным опытом и багажом знаний, нужно слушать все девчачьи разговоры ни о чем? Вот мне это зачем? Я требую от своих студентов, чтобы они выполняли задания, прилежно учились и посещали училище вовремя, но не более того. Я пресекаю разговоры на уроке – есть в группе кумушки-болтушки, которым только дай волю посудачить! У нас все-таки профильное учебное заведение, а не балаган какой. Надо поболтать – так пускай болтают, но только за стенами училища!
– Я говорю не об этом, – мягко поправила я. – Я как раз имела в виду творческие разногласия или союзы. Быть может, кому-то в группе завидуют, или кто-то негласно признан авторитетом и на него все равняются. Меня интересуют социальные отношения в малой группе, это весьма занятно с точки зрения психологии.
– Ну по поводу психологии вам лучше побеседовать с психологом училища, Елизаветой Юрьевной, – проворчал преподаватель. – Я же говорю, в личные дела студентов я не лезу. У нас есть староста, у нее имеются особые полномочия и обязанности, если вы заговорили об авторитете. К Насте все обращаются по поводу занятий, она следит за изменениями в расписании. Конкурсной частью заведует Юля Частова, наша выпускница. Она распространяет информацию о всевозможных конкурсах и является организатором пленэров. Вот, собственно, все, что я могу вам сказать о социальной жизни моей группы.
Понятно, подумала я про себя, от Шаинского по поводу конфликтов в группе я ничего не узнаю. Ладно, попробуем выяснить еще что-нибудь…
– Сергей Николаевич, вы являетесь известным живописцем, – я начала с лести. Понятия не имею, правда ли то, что я говорю, но по опыту знаю, что каждому художнику, даже малоизвестному, будет приятно, если его назовут известным. И потом, Шаинский ведь преподает в училище, следовательно, он является членом Союза художников и наверняка участвовал в выставках. – Как вы думаете, среди ваших студентов есть те, которые подают большие надежды? Быть может, кто-то из учащихся обладает талантом, гениальными способностями? Есть ли по-настоящему одаренные люди?
– Надо же, громкие слова какие! – саркастически усмехнулся Шаинский. – Таланты, гении… Милая моя, гениальность – это очень редкое явление, едва ли на тысячу, а то и десять тысяч людей найдется один гений! Одаренность, способности – все это красивые слова, не более. Что такое художник? Это прежде всего любовь к живописи и, что самое главное – постоянный каждодневный кропотливый труд. Да, мои студенты имеют склонность к рисованию, у кого-то она выражена больше, у кого-то меньше. У кого-то больше практики, у кого-то ее вообще нет. Возьмем девушку с высшим образованием, окончившую какие-нибудь курсы по живописи или посетившую десяток мастер-классов. И представим себе бывшую школьницу или школьника, не важно, окончивших художественную школу, а то и вовсе не ходивших никуда. Как вы думаете, поначалу у кого будут выше оценки?
– Конечно, у той, что имеет высшее образование и курсы, – пожала я плечами.
– Хорошо, – кивнул головой Сергей Николаевич. – Вот наши две девушки получили свои оценки. Одна – круглая отличница, другая – троечница, худо-бедно сдавшая сессию. Но теперь представим себе такую картину. Отличница решает, что она гениальна, и, как любят сейчас выражаться, «забивает» на учебу. Точнее, она ходит на пары, рисует гипсы и пишет натюрморты, но не работает дома самостоятельно. Не делает наброски и этюды, композицию откладывает на последнюю неделю до просмотра – а что, она ведь способная, сделает за ночь итоговый вариант. А наброски накропает на скорую руку. Ну и учится подобным образом. А вот наша троечница недовольна своими оценками, она видит, что недостаточно хорошо рисует, что у нее слабая композиция и так далее. И вот эта троечница начинает без устали работать – изрисовывает кипы бумаги, ляпает свои неудачные этюды, пытается придумать более-менее сносные варианты по композиции. Проходит месяц, другой, третий, дело близится к просмотру. И мы видим такую картину: отличница, в лучшем случае, остается на прежнем уровне. В худшем – она деградирует, но не будем столь жестоки к ней. А вот троечница развивается, она сдает экзамены уже не на тройки, а на твердые четверки. Понимаете, куда я веду? Ведь если так и будет продолжаться, то наша отличница скатится на трояки, а троечница, напротив, будет совершенствовать свои навыки, и в конечном итоге из кого выйдет настоящий художник? Правильно, из слабой троечницы, которая едва не завалила первый семестр. Я вам много нарассказывал, но мораль моей истории такова: любой талант можно загубить и любые способности можно развить. Это зависит от человека – от его трудолюбия, дисциплины, мотивации. Нет талантливых людей и нет бездарностей – есть работящие люди и есть лентяи. И выдающимися художниками, равно как и прекрасными музыкантами или танцорами, становятся только те, кто неустанно трудится, кто посвящает свою жизнь искусству, а не разменивается на сиюминутные удовольствия!
Закончив свой монолог, Сергей Николаевич с торжествующим видом посмотрел на меня. Я только развела руками:
– Ничего не могу сказать, кроме того, что вы правы. Как там говорится? Терпение и труд все перетрут?
– Именно, – кивнул головой преподаватель.
– Сергей Николаевич, простите за личный вопрос, но нашим читателям будет интересно узнать, в вашей семье есть еще художники? Быть может, кто-то из ваших детей окончил училище или еще учится здесь?
– Нет, в семье я один живописец, – проговорил Шаинский. – Жена у меня юрист, дети рисованием тоже не увлеклись. Старшая дочка окончила факультет иностранных языков и работает за границей, младшая – филолог. В меня, увы, никто из детей не пошел.
– Надо же! – изумилась я. – Жаль, что вам некому передать свои умения и навыки в живописи!
– Ну почему же – некому? – удивился преподаватель. – Я передаю свои знания студентам, которые у меня учатся. Они для меня – как дети, и я очень переживаю за них. А сейчас, уважаемая Татьяна, прошу меня извинить, но мы слишком с вами заболтались. Из всего, что я вам наговорил, вы, думаю, составите повествование. А мне не мешало бы проверить, чем там мои занимаются. Пройдемте, я закрою кабинет.
Я поняла, что наша беседа закончена. Негусто – пока я узнала только то, что для художника важнее не талант, а работоспособность. Но мне ничего не оставалось – я вышла вслед за преподавателем, а тот закрыл
