БРЕНД. Повод для убийства - Орлова Лидия Витальевна
Марина вздохнула. «По виду не скажешь, что бандиты, – подумала она. – Приличные вроде бы люди… Элита бизнеса! Высший свет! Но деньги должны работать… Тут уже не до правил приличия… Деньги должны работать! Ничего не скажешь, убийственный аргумент…»
Убийственный! Только бы Николай Андреевич был жив… Она хотела позвонить следователю Магринову – сообщить о фотографии, но решила прежде почитать заметку, приложенную к контролькам.
Текст был простеньким, без красивостей и изысков. В нем сообщалось о том, что известная не только в России, но и за рубежом, инвестиционная компания ЗАО «Эндшпиль» обратила свое внимание на положение российской моды – и приняла решение инвестировать крупные, даже очень крупные средства в ее развитие. Новый бутик отдает часть своих площадей под торговлю отечественными шедеврами обувной моды. «Какое беззастенчивое вранье! – возмутилась Марина. – Где они найдут столько шедевров?» И вдруг поняла: они пытаются поглотить – или уже поглотили? – те немногие авторские ателье, которые еще ухитряются создавать уникальную обувь. «Господи, только не это!» – с ужасом подумала она, вновь вспомнив о трагическом исчезновении Серегина.
Колеблясь – звонить или не звонить? – Марина все же набрала номер Магринова. Следователя на месте не было.
Она еще раз взглянула на фотографии, посмотрела набранный текст. «Может, все-таки стоит поставить материал в номер? – подумала она. – Хотя бы для того, чтобы иметь повод установить с «Эндшпилем» деловые контакты… Попытаться прояснить ситуацию с Серегиным…»
Марина понимала, что должна бы согласовать свои действия со следователем. Можно было бы позвонить Магринову на мобильный, но Марина избегала подобных звонков – мало ли где сейчас находится следователь и чем он занят… «Ладно, рискну напечатать, – решила Марина. – В конце концов до контактов еще далеко – пусть сначала журнал выйдет в свет…»
Она взяла в руки текст и решительно переправила имя Эдуарда – теперь он стал Валентином. «Ошибка обязательно заставит их связаться со мной, – подумала Марина. – А там видно будет…»
– Ольга, – позвонила она ответственному секретарю. – Зайдите ко мне, пожалуйста…
Ольга вошла встревоженная.
– Что-то случилось? – спросила она, ожидая новых неприятностей.
– Да нет, – успокоила ее Марина. – Я еще раз посмотрела этот материал и должна признать, что была не права… Мы поставим его в номер. Все-таки они поддерживают отечественных производителей…
– Похоже, поддерживают… – нерешительно подтвердила Ольга. – Хотя, кто их знает…
– Это уже не наши проблемы, – заметила Марина. – Только Говорова зовут Валентином, я исправила…
– Вы уверены? – удивилась Ольга. – Может, проверить?
– Не стоит терять время… Если что, я извинюсь.
– Как скажете…
Ольга взяла со стола текст и контрольки. Вышла из кабинета.
Марина чувствовала себя паршиво: какое жалкое, дурацкое вранье!
«Ладно, проехали!» – одернула она себя. Но чувство вины, к которому примешивалось ощущение тревоги и опасности, еще долго не покидало ее.
Глава 20
Марина, несмотря на усталость, решила все же еще раз перечитать материалы, которые считала наиболее важными в текущем номере. Обычно она редко возвращалась к тому, что уже правила, но что-то смущало ее сейчас в некоторых статьях, уже подписанных ею в печать.
Прежде всего это касалось «Мужского клуба», раздела, который вел в журнале известный писатель Илья Михалев. Блестяще образованный, он отличался ироничным складом ума, редкой наблюдательностью и удивительной памятью на всякого рода бытовые подробности, которым мужчины обычно значения не придают. Марина ценила в Михалеве этот редкий дар, но одновременно внимательно следила за тем, чтобы в его материалах не было какого-то случайного перебора, который бы позволил злоязычным недругам журнала говорить о некоторой «женственности» автора, его причастности к рядам голубой модной элиты. Илья взялся вести этот раздел после долгих уговоров, и Марина боялась потерять любимого автора.
В этом номере Михалев писал о белых воротничках – чиновниках и бизнесменах, которым приходится постоянно носить костюм, белую сорочку и неизменный галстук. «Смиритесь, господа, если вы хотите, чтобы вас считали джентльменами, – горячо убеждал Михалев. – Свитер и шейный платок могут позволить себе только богатые пижоны на собственной яхте у берегов Испании… Галстук – ваша судьба, но вы же не жалуетесь на судьбу?» «Действительно, чего им жаловаться! – согласилась с автором Марина. – А шейный платок им вовсе не нужен – тем более на своей яхте. Тем более у берегов Испании…» Да, сильно изменился «джентльменский набор» преуспевающего мужчины! Яхты, особняки, виллы, коллекции автомобилей и часов… У советского пижона выбор был невелик – дубленка, пыжиковая шапка и кейс. Кейс, как у Джеймса Бонда. Да, еще и джинсы, разумеется. Они всегда были супермодными, да и теперь – на пике популярности. Линялые, живописно разодранные в самых неожиданных местах, со швами наружу, украшенные роскошной вышивкой и стразами… Можно понять Ива Сен-Лорана, сожалеющего о том, что это не он придумал джинсы… «Что-то я слишком много помню», – одернула себя Марина. Она отложила в сторону заметку Ильи Михалева, так ничего и не изменив в ней. «Ни убавить, ни прибавить», – подумала она и стала читать статью о современных сумках.
Но дочитать не успела. Позвонил Михаил Суржиков, литератор, как он себя называл. «Седой мальчик», как прозвала его Маринина секретарь Лена. Несмотря на то что ему было под шестьдесят, он выглядел намного моложе – худой, подтянутый, энергичный, с короткой спортивной стрижкой. Только совершенно седой. Еще недавно в журнале «Сезоны» он работал у Марины, вел отдел культуры. После того как она ушла из журнала, уволился и он. Поклялся никогда больше не работать в глянцевой прессе и сгоряча едва не попал в желтую, но вовремя опомнился. Возраст у него был критический, и только редкостная бойкость пера помогла ему найти подходящее место в еженедельнике, который сам он относил к либеральной оппозиции, а все остальные, в особенности сама оппозиция, считали старомодно интеллигентским и недостаточно агрессивным…
– Марина Петровна! – Суржиков говорил доверительно, будто готовился открыть Марине какую-то тайну. – Как поживаете?
– Спасибо, Михаил, поживаю так себе, – сказала Марина, понимая, что поработать ей не удастся.
– Что так? – заинтересовался Суржиков. – Это на вас не похоже… Действительно все так плохо? Или в моде не происходит ничего нового?
«Все, подставилась», – поняла Марина. Суржиков был известным спорщиком, раньше говорили – демагогом. Теперь же, когда демагогия перестала быть чисто теоретической и перешла в откровенно практическую – можно сказать и рыночную плоскость, Суржиков стал спорщиком «с фактами в руках». Факты эти могли оказаться совершенно искаженными, даже просто вымышленными, но это был тот товар, за который в рыночной журналистике иногда прилично платили.
– Да нет, Михаил, все нормально, – Марина еще пыталась исправить ситуацию. – Вы-то как?
– А что я? Как всегда, борюсь… С несправедливостью, с нищетой, с жульем, с беспомощной и продажной властью!
– Да вы просто титан! И как только у вас сил хватает… на все…
– Узнаю вас, Марина Петровна! – радостно воскликнул Суржиков. – Мне всегда нравились наши словесные дуэли… Можно я вас спрошу?
– А почему же нет? – удивилась Марина. – К чему все эти церемонии…
– Ну я же приличный человек… – Суржиков был доволен. – А вопрос у меня простой. Как вы относитесь к гламуру?
– Что вы имеете в виду? – решила уточнить Марина.
И правильно сделала. Суржиков, не дожидаясь ее ответа, с азартом и удовольствием сам стал ей рассказывать все, что он думает о гламуре и глянце.
– А вот что, – говорил он, – наши так называемые глянцевые журналы, исповедующие и проповедующие гламур, на самом деле просто депрессируют население, задавленное безденежьем и нищетой…
