Тайна пациента - Лорет Энн Уайт
– Дом американцев?
Они все называют его «домом американцев», потому что его владельцы из США и редко здесь появляются. Главный дом пустует большую часть времени, но владельцы сдают маленький садовый коттедж и смежную студию. Коттедж пустовал с тех пор, как у жившего там старика случился инсульт и ему пришлось переехать в специальный пансионат.
– Когда? – спрашивает Фиби. – Почему ты не рассказала?
– Они только переехали. Он и его мама.
– Без отца?
– Только они вдвоем. Мой папа помогал им заносить внутрь вещи, а мама отнесла хлеб из цуккини в качестве приветствия. Она художница или писательница, что-то такое.
Художница.
Это нравится Фиби.
Она смотрит на красивого новичка. Притягательного парня из манги. В своей голове она уже рисует его и добавляет на картину себя в качестве возлюбленной. Она «темная волшебная девочка» в готическом наряде – угрюмая противоположность «милой волшебной девочке». Она не плохой персонаж, ей просто нужно понимание и чтобы кто-то ее любил. Кто-то вроде него. Она представляет себя с черными как смоль волосами и с густой челкой на глазах. Нет. Чушь. Серебристо-лавандовые волосы. Боковой пробор. И кружевной черный короткий топ. Или… лучше… темно-розовые волосы. Да. Этот образ подходит лучше. И длинное пальто поверх топа, приталенное, расстегнутое и слегка расклешенное у ног. Ботинки – военные ботинки прямо до колен, с длинными шнурками. Полы пальто развеваются на ветру, когда она ходит или бегает. И перчатки без пальцев.
Он бросает на нее взгляд. Фиби застывает. Картина в голове разбивается, как разбитая мозаика. У нее перехватывает дыхание. Он смотрит на долю мгновения дольше, чем нужно, и у Фиби начинают пылать щеки. Он отворачивается, у нее внутри все трепещет. От восторга пересыхает во рту.
Два дня спустя Фи не приходит с утра на автобус из-за стоматолога, и рядом с Фиби остается свободное место, когда парень из манги заходит в салон.
Проходя мимо ее кресла, он говорит:
– Привет. Можно сюда сесть? Или здесь занято?
– Нет. В смысле, да. Хм, не занято.
Она краснеет и слегка отворачивается. Сердце с бешеной скоростью гонит по телу кровь. Она смотрит в окно, но чувствует его рядом, его тепло. Его присутствие. Она не может даже подумать, о чем с ним заговорить, и стоит ли заговаривать вообще.
Автобус поворачивает. Детские голоса сливаются в безумную какофонию, когда кто-то бросает в кого-то яблоко. Водитель выкрикивает предупреждение, чтобы все успокоились и оставались на местах.
– Значит, ты живешь со мной на одной улице, – говорит он.
Фиби удивляется. Он заметил.
– Ага.
Она поднимает на него взгляд. Он смотрит на нее. Абсолютно идеальный. Она не может поверить, что он настоящий, сидит с ней рядом и разговаривает. У него оливковая кожа. А глаза – омуты, полные загадок.
Заметив его в первый раз, она пришла из школы домой и начала рисовать историю, где он – капитан, воюющий за силы добра, а она – его мрачный и коварный друг, который использует магию и не всегда ведет себя хорошо, и на мгновение Фиби кажется, будто он способен заглядывать прямо в ее мысли, что он видит ее тайные образы, желания и мечты, видит коробку темно-розовой краски для волос, которую она планирует купить в выходные и, возможно, в следующую пятницу, когда родители оставят ее присматривать за Мэттью, перекрасить волосы. Может, Фи зайдет и поможет ей.
– Меня зовут Джо, – представляется он.
– Фиби, – отвечает она, а автобус подпрыгивает, а детские голоса перерастают в визг.
– Я подумал, что встречу тебя на каких-нибудь уроках, но нет.
К ее лицу приливает краска. Он, как и многие другие, решил, что ей около пятнадцати. Она уже знает, что его зовут Джо. Джо Харпер. И что он в десятом классе. А значит, ему пятнадцать или шестнадцать. Ей всего двенадцать. Она в седьмом классе, и одна из самых младших. Только недавно был день рождения. Но Фиби может легко выглядеть на пятнадцать или шестнадцать, особенно с макияжем. Еще она знает, что Джо учится в их школе с марта. Но она заметила его, только когда он переехал на их улицу и начал ездить на этом автобусе.
– А откуда ты приехал? – она переводит тему с возраста и классов.
Он смеется, но с легкой грустью, и это вызывает у Фиби интерес. Глядя ему в глаза, она ждет ответа.
– Ты имеешь в виду, в последний раз? Потому что мы переезжаем как минимум каждые два года.
– Как круто.
– Нет, не особо. Это… Даже не знаю. Мне надоело. Я хотел остаться в последнем месте, где мы жили. В городке неподалеку от Торонто. Мне нравилась школа. Там были друзья. Но мама сказала, нужно переехать на запад для какой-то ее работы. Но мы переехали в Стори-Коув совсем недавно. Жили близко к центру, и я ездил в школу оттуда. Но у нас был краткосрочный договор на аренду, и пришлось бы переехать в квартиру поменьше, если бы не мамин знакомый с работы, который помог нам переехать в коттедж в конце Оак-Энда[3], – он смеется и повторяет: – Конец Оак-Энда. Звучит, словно это правда конец, – он умолкает, потом добавляет: – Очень надеюсь. Было бы здорово наконец где-нибудь обосноваться.
Фиби тоже смеется, ей очень приятно. Словно они поделились чем-то сокровенным.
– У коттеджа есть студия, очень удобно для маминого творчества.
– Она художница?
Разумеется, Фиби уже знает, что да.
– Ну, это не основная работа, хотя она продает картины.
– А какая основная работа?
– В таверне на Мэйн-стрит, официанткой.
Фиби смотрит на него с изумлением. Большинство подруг ее матери работают психологами, или юристами, или врачами, или у них свое дело, вроде магазинов для рукоделия или кофеен, или они сидят дома с детьми и ходят на йогу, в спа на массаж глубоких тканей и маникюр. Никто из них никогда не станет работать официанткой.
Прочитав что-то на ее лице, он улыбается.
– Я называю ее ренессанс-мамой или супермамой.
Он не смущается. Никаких тупых идиотских претензий. Это невероятно романтично. Она читала о голодающих художниках – знаменитостях, которым приходилось работать официантами, пока они не добивались признания. Ее сердце тает. Его рассказ о собственной матери стал решающим – Фиби Брэдли теперь на сто процентов влюблена в Джо Харпера.
– Я тоже хочу стать художницей, – признается она. – Ну… Я рисую, но не красками. В основном на айпаде.
Он бросает взгляд на ее колени, где лежат айпад и толстый
