Андрей Евдокимов - Австрийская площадь или петербургские игры
- Я, пожалуй, пойду, - чувствуя, что Чернов обиделся не на шутку, сказал Петр.
По дороге домой Петр купил водку и бутылку шампанского - вечером обещала прийти Ира.
Он едва успел раздеться, как позвонили. "Кто бы это?" - удивился Петр и, не спрашивая, открыл дверь.
- Слава Богу, застали! А то мы уже третий раз заезжаем, а у вас никого, - не успев переступить порог, затараторила помощница Степанова, которую все называли Милочкой. - Похоже на приют холостяка, - она мельком оглядела прихожую.
Милочка отчаянно кокетничала со всеми, кому благоволил ее шеф, и Петр не был исключением. Милочка была полной и жизнерадостной; от одного взгляда на нее становилось веселее.
- Заноси! - скомандовала она, и следовавший сзади официант в красной форменной куртке внес две большие коробки с яркими фирменными наклейками "Ресторан "Под ясенем".
- С наступающим! От Юрия Григорьевича, - со значением сказала Милочка и обняла Петра. - А вот целоваться вы, Петр Андреевич, не умеете.
Зато она умела, и Петр смутился, почувствовав внезапное возбуждение.
- Так где же ваши женщины?
- Скоро будут, - промямлил Петр, закрывая за нею дверь. Он вдруг вспомнил Настю и отчаянно затосковал. Пнув ногой одну из коробок, пошел на кухню и открыл купленную в ларьке бутылку. Водка шибанула противным духом, но он выпил, не морщась.
Петр уснул и видел тревожные сны. Он пробирался сквозь плотную и безликую толпу, разыскивая Иру и Настю. Они мелькали где-то впереди то вместе, то порознь. Он пытался догнать, но ему мешали, как будто намеренно. Проснувшись в наступившей темноте, он попытался вспомнить, но увиденное рассеялось без следа. На часах начало восьмого. От нечего делать он включил телевизор, однако предновогодние новости были скучными.
Ира пришла, когда он уже отчаялся дождаться. Торопливо разделась и юркнула в ванну.
- Ну что же ты? У меня мало времени, - она прижалась к нему холодным от воды телом. В ее глазах мерцали искорки, они завораживали, и все остальное забывалось, будто не существовало вовсе.
- Так какие же у тебя планы на завтра? - спросил Петр после, когда они пили чай.
- Придется идти на работу, будет весь дипкорпус и банкиры, ничего не поделаешь, - вздохнула она.
Приглашение на прием, устроенный мэрией, у Петра было, но встречать Новый год в сутолоке среди чужих ему не хотелось. К тому же Ира, - он это знал, - не могла выйти к гостям, а сам заходить к ней он остерегался.
- Часам к трем освободишься?
- Наверное, - неуверенно сказала она.
- Ты мне позвони, я поймаю такси и заеду за тобой. Ты только позвони...
Ира заторопилась домой. В прихожей Петр споткнулся о присланную Степановым коробку.
- Возьми что-нибудь, чем бегать по магазинам, - он вспорол упаковочную ленту. - Я донесу.
На улице шел талый дождь с мокрым снегом. Идти с тяжелыми пластиковыми сумками было скользко и неудобно. Петр обрадовался, когда они наконец добрались до ее дома.
- Можно я у тебя останусь? - спросил он, пока Ира доставала ключи.
- Нет, нет, - торопливо возразила она, - только не сегодня. Столько дел, надо же что-то приготовить, к маме соседки придут.
- Выходи за меня замуж, - неожиданно сказал Петр, но дверь уже захлопнулась.
Вернувшись домой, Петр допил водку и лег спать. Сквозь сразу навалившуюся дремоту он слышал частые звонки телефона, но так и не снял трубку.
Утро было таким сырым и туманным, что рассвело только к полудню. Проснувшись, Петр почувствовал, что заболевает. Ломило все тело, а голова как будто набита чугуном. Он решил не идти в редакцию и позвонил секретарше.
- Конечно, Петр Андреевич, отдыхайте, - тотчас же согласилась она. Да, вас из мэрии спрашивали, просили напомнить о новогоднем приеме. Главный сказал, что ваша статья выйдет сразу после Нового года. Скажу по секрету, голос снизился до шепота, - он долго консультировался, но в конце концов получил "добро". Кстати, вам большая премия - приказ уже в бухгалтерии. С вас, Петр Андреевич, причитается, выздоравливайте!
Петр вытащил из распотрошенной коробки бутылку армянского коньяка и разбавил его горячим чаем. Голова чуть прояснилась, но потом снова потянуло в сон, и он проспал до самого вечера.
В начале десятого Петр заставил себя влезть под горячий душ. Потом позвонил сестре и поздравил всех с Новым годом. Он поймал себя на мысли, что, кроме Иры, никого не хочет видеть и слышать.
"Надо что-нибудь приготовить", - подумал он.
Без пяти двенадцать отчаянно затрезвонил телефон.
- Папочка, папочка! С Новым годом! - кричала Настя. - Мы так по тебе скучаем, приезжай к нам...
- Я тоже скучаю, - хрипло сказал Петр, но разговор внезапно прервался. Почти час он пытался дозвониться до Вены, но слышал только короткие гудки линия была безнадежно занята.
Потом он оделся и, взявшись перечитывать пушкинские повести, стал ждать Иру. Петр ждал ее почти до рассвета, но она так и не пришла, и не позвонила.
1.27. ЕСЛИ УВИДЕТЬ ПЫТАЕШЬСЯ ИЗДАЛИ
Первые дни Нового года Петр провел в забытьи. Сперва было нестерпимо холодно, его трясла противная дрожь с икотой. Хотелось чая крепкого и горячего, но не хватало сил вскипятить чайник. Он едва дошел до кухни и напился из-под крана. Вода отдавала нечистым химическим привкусом; точно такую он пил когда-то в командировке в Казахстане, на берегу Каспийского моря.
Добравшись до комнаты, он свалился на неразобранную кровать. Ему чудилось жаркое марево, будто зыбучий песок затягивал его в обжигающую глубь, не давая сделать ни шагу, и он задыхался от колющей горло горечи.
Спустя какое-то время отошла обильная испарина, и он ощутил бестелесную легкость. Но это продолжалось недолго. Вновь навалился горячечный жар и вслед- перемежающие друг друга кошмары.
Как бы со стороны и сверху виделся огромный город со сверкающими золотом шпилями и темными ниточками каналов. Петр доподлинно знал, что всем его жителям грозит какая-то невиданная болезнь. Сквозь толщу асфальта из темных болотных топей поднимались мириады микроскопических существ, одаренных разумом и называвших себя трихинами. Они вселялись в людей, и те тотчас же становились бесноватыми, одержимыми жаждой наживы и власти. Чем выше было положение пораженного болезнью, тем явственней проступали ее симптомы
И всюду несчетно мельтешило толпище больших и малых начальников. В их лицах проглядывалось нечто крысиное, как отпечаток все того же недуга.
- Зараза! Берегитесь, они заразные! - бесплотно паря над всеми, хрипом заходился Петр. Он знал, что никогда прежде власть имущие не считали себя такими умными, никогда не были так уверены в своей непогрешимости, а все, что делалось ими, - неколебимо вер но и единственно правильно.
Но никто не хотел слышать его крика. Целые кварталы в разных концах Петербурга заражались странным сумасшествием; тревога росла, ширилась, и всякий заразившийся впадал в бесовское наваждение, уверовав, что в нем одном заключается истина. Люди перестали понимать, кого следует судить, а кого - оправдывать.
- Мы, дурни, думали, что демократия нам поможет. Ни хрена она нам не помогла, - шамкали беззубые старики, в последней надежде толпящиеся у желтых стен Смольного.
- Политика - это власть, а власть есть не что иное, как способ заработать большие деньги, - убеждал с трибуны некто безликий, и его голос шелестящим эхом отражался от высокого стеклянного свода Мариинского дворца.
Множилось число убийств, совершенных в бессмысленной злобе и всеобщем ожесточении. Недавние властители дум и непререкаемые авторитеты надрывались, созывая всех, но никто не понимал, для чего созывают. Никто ни с кем не соглашался, всякий предлагал свое. Кое-где люди собирались и вместе решали, как быть дальше, но, едва сговорившись, тут же делали совершенно другое. Гремели взрывы, пылали пожары, и оголодавшие подземные грызуны стаями набрасывались на спящих.
От бессилия что-либо изменить и исправить Петр ощущал леденящий ужас, как будто липкие путы стягивали тело.
На исходе третьего дня пришло краткое просветление. Обжигаясь, он выпил две полные кружки чая, потихоньку надкусывая приторное, импортное яблоко. Но хотелось антоновки с ее кисло-сладкой свежестью. Хотелось до ломоты в скулах.
Шатаясь от слабости, Петр постелил чистую простыню и переодел белье. Сухой жар молоточками стучал в висках, и он постепенно впадал в оцепенение. Исцеляющий сон накатывал волнами, перемежаясь полузабытьем. И Петр не мог отличить причудливых сновидений от зыбкой яви.
Он видел всех близких и даже говорил с ними. Особенно долго с дочкой. Во сне Насте было не больше пяти-шести лет. Держась за руки, они шли через ярко-зеленую рощицу.
- Смотри, папа, - говорила Настя. - Помнишь, ты обещал, что мы с этим деревцем будем расти вместе? Сколько я, столько и оно, пока не станем совсем большие. А теперь я выше, я за зиму больше выросла.
