Сергей Черняев - Брат Солнца
Брезгунов подумал и сказал:
- Наверное, это правильно. Но хотя бы общую картину вы можете обрисовать?
- Общую – можно. Я изучал вашу карьеру доступными мне способами. Выходов наверх у меня нет, я действовал через знакомых мне людей. Информации мало. Но я почти уверен, что с политической точки зрения стрелять в вас никакого смысла не было. Пока я ничего не знаю и о каком-либо завязанном на вас бизнесе, – Бусыгин внимательно посмотрел на Брезгунова, но тот только вздохнул. Вздох этот можно было понять двояко – либо он сожалеет, что нет такого – завязанного на нем – бизнеса, либо что он не может о нем говорить. – В общем, исходя из того, что я знаю, остаются только какие-либо личные, родственные, или - ну, скажем, - сиюминутные причины преступления.
- Родственные? – удивился Брезгунов, – у меня нет родственников в этой деревне…
- Ну почему же обязательно в этой… До этой можно при необходимости доехать. Давайте не будем забегать вперед. У двоих подозреваемых не тот тип личности, чтобы стрелять по туалетам. Их, правда, подозреваемыми можно назвать только условно, а еще один… Тут и мотивы не вполне ясны, да и в способностях его, какие они есть на сегодняшний день, я сильно сомневаюсь… Конфликтов с вами выявить не удалось. Есть вариант, что стрелял человек, обиженный властью, который видит в вас ее представителя. Таких людей у нас достаточно много, в том числе и в Луговом. Здесь широкое поле деятельности, - от попыток закрыть школу и развала местного совхоза – вплоть до низких пенсий и невыдачи каких-нибудь справок.
- Это понятно, – сказал Иван Николаевич, – и все-таки хотелось бы чего-нибудь поконкретнее.
- Ну что вам сказать поконкретнее… Ночью у вашего дома ходил один пьяный товарищ и еще один человек ходил за водкой – или уже возвращался с ней.
- Ничего себе! А милиция ничего такого не говорила… Они что-нибудь видели?
- Кое-что. Но давайте не будем торопиться. Ошибка может дорого стоить и вам, и этим людям.
- А у того, кто ходил у дома, было оружие?
- В том то и дело, что нет. Он мог просто случайно оказаться рядом с вашим домом.
- Вы с ним разговаривали?
- Пока нет, но я слышал, как его опрашивали следователи.
- Как это?
- Это было на бревнах напротив вашего дома.
- Все ясно! – сказала Елена Григорьевна. – Нализался и пошел мстить депутату за свою неудавшуюся жизнь! Как будто это мы их спаиваем!
- Лена, он же сказал, что у пьяного не было оружия!
Лена поджала губы и, поежившись, сложила руки на груди.
- Если это все, - сказал Бусыгин, - то я тоже хотел бы вас кое о чем спросить. Вы знаете соседа, который живет через прогон?
- Нет. Но земля, на которой стоит наш дом, принадлежала его брату, – ответил Брезгунов.
- А брата вы знаете?
- Нет.
- Как же вы покупали землю?
- Через агентство. Агент сама оформляла документы, и мы имели дело только с ней. Она и сказала, что сосед – брат хозяина нашей земли.
Брезгунов записал все это в книжечку. Потом подумал и спросил:
- А с вашим сыном опять нельзя поговорить?
Брезгуновы переглянулись. Взгляды обоих выражали сомнение, но, в конце концов, Иван Николаевич сказал:
- Попробуем.
И вышел из зала.
Его не было минут пять. Бусыгин сидел, откинувшись, в кресле, а Елена Григорьевна встала, подошла к вмонтированной в стену этажерке и стала поправлять на ней фарфоровые статуэтки. Это были птички, собачки, пастушки и балерины еще Советского производства.
- Коллекционируете? – поинтересовался Анатолий Михайлович.
Брезгунова смутилась. Ей не нравился этот человек, она чувствовала в нем противника. Он противоречил ей на каждом шагу, и она не понимала почему. Еще он заходил в их дом в рабочей одежде и пытался командовать – а ведь это, по ее представлениям, две вещи несовместные! Тем более, он указывал ей! Сегодня он одет более-менее прилично, - и все равно он против нее! А теперь он спокойно спрашивает – коллекционирует ли она статуэтки!
- Это собирала мама, - ответила она, - она очень любила красивые вещи… И порядок, - добавила она, подумав.
- Что же, - сказал Бусыгин, - здесь они хорошо смотрятся.
Это была правда. Здесь был единственный естественный и уютный закоулок в доме, единственная попытка сделать дом домашним; все остальное было «псевдо», как будто здесь жили не местные жители, а иностранные туристы.
Наконец боковая дверь, противоположная той, из которой вышла Елена Григорьевна, открылась, и в холле появился худой рыжеволосый юноша в спортивном костюме с накинутым на голову капюшоном. Он пересек комнату походкой свободного человека и плюхнулся в кресло напротив Анатолия Михайловича.
- Ма, телек, - сказал он.
- Никакого телека, - отрезала «ма». – Поговори со следователем.
- Хай, чувак, - сказал «свободный человек».
- Здравствуй, - ответил Бусыгин. – Продвинутый чел, - сказал он Елене Григорьевна.
«Опять он против меня!» - подумала она, но промолчала.
- Ну чё? – сказал Брезгунов-младший. – В молчанку играть будем? Или протокольчик напишем? – и засмеялся. – А, может, сразу три, чтоб потом не переписывать?
- Да нет, в молчанку играть не будем. Мы вообще играть не будем. Спасибо, что пришел, Вова… До свидания.
- Не понял… Че за прикол?
- Никаких приколов. Все и так ясно.
- Я не понял… Че за отстой? – обратился Вова к отцу.
Тот стоял, нахмурившись. Ему было ясно, что было ясно Бусыгину.
- Иди, Володя, следователю все ясно, – сказал он спокойно, но требовательно.
- Не, ну… Ваще… - сказал Володя, встал и, хмыкая на каждом шагу, вышел из зала.
Все молчали. Бусыгин убрал записную книжку в карман и собрался прощаться.
- Что вам ясно?! – вскрикнула она в своем стиле.
- Простите, Елена Григорьевна. Я знаю… Некрасиво получилось… Извините меня… Но…
- У Вас вообще есть дети? Вы хоть себе представляете, что это такое?
- У меня есть сын, он уже взрослый человек, мы с женой разведены, и…
- Так что вам ясно? – перебила она.
- Об этом можно написать поэму… Или роман. В двух словах не расскажешь. Ясно, что ваш сын ни при чем. И ясно почему.
Он встал, еще раз извинился, попрощался и вышел.
- О Боже! Кого мы наняли… - простонала Брезгунова.
- Он действительно честный, - сказал Иван Николаевич. – Он видит нас насквозь. Он все понимает. Это противно. Но именно поэтому он найдет того, кто стрелял.
«Поэму написать… или роман… - думал Бусыгин по дороге. - Это на меня младший Вереницын повлиял. Сам бы так никогда не сказал». «Ясно… Что мне ясно?» Владимир Иванович Брезгунов был, казалось бы, прозрачен как крещенская вода. Прикрытый папой и мамой со всех сторон, он прожил свою жизнь в глубоком детстве. Он привык жить в удовольствие, требовать удовольствие и получать удовольствие. Но так только казалось. На самом деле парень был не дурак, он многое понимал. Он разработал механизм доения родителей. Внутри он уже определил для себя, – кто он и чего хочет от взрослой жизни, - и шел к этой цели независимо от них. Но прикидываться подростком-переростком он привык, и это было выгодно. Во-первых, над родителями можно было издеваться, пугая их своим инфантилизмом, а, во-вторых, иногда им можно было показать конфетку: «Мама, я уже такой взрослый, я учусь в институте и буду большим начальником…Кстати, ты видела, как я с этим следаком разговаривал? Пусть знает свое место! Я с вами заодно, не сомневайтесь!» Используя такой кнут и такой пряник, сынок жил - не тужил и вертел родителями как хотел. Его проблема была только в том, что без них он никак не мог обойтись! А это значит, что использовать что-то сверх этого доильного аппарата он бы не стал. Он полностью владел ситуацией и даже, пожалуй, по-своему любил своих родителей. Хотя наверняка он служил частой причиной для пустых, в общем-то, ссор между «предками» с противостоянием концепций «Это ты его таким воспитала!» - «А где ты сам был, когда я его воспитывала?»
«Да, пожалуй, так», - решил Бусыгин, переведя в слова то, что он увидел в Брезгунове-младшем, - то, что было ему «ясно».
- Ну, с чего начнем? – спросил он Артема.
Они сидели на веранде за кухонным столом. Артем встретил вернувшегося гостя чаем и бутербродами.
- Да с чего хотите. Вот сыр, вот колбаса.
- Да я… не в этом смысле. Хотя… - он протянул руку и взял бутерброд с колбасой.
- А в каком?
- Я про сюжеты.
- А! Давайте с Агаты Кристи. Если сюжет правда в ее стиле, его будет проще использовать.
- Ну, в общем, в ее стиле, конечно, только все по-нашему. Короче. Один успешный бизнесмен - занимался фармацевтикой, - образование имел соответствующее, – немного производил, больше продавал и перепродавал - встретил девушку – красивую и умную. Но бедную. Она в музее работала. Имен, понятное дело, не называю. Раньше он у нас был более-менее известен. Так вот. Жили они в бизнесменской квартире в центре города. А в это время мода пошла коттеджи строить за городом и жить в них. Он тоже решил строить. Но была у него такая патологическая особенность личности – денег ему было жалко до безобразия. Вот знаешь, Артем, я с ним разговаривал и материалы по нему собирал, свидетелей опрашивал. Если бы не было денег на свете – был бы он приличным человеком. Красавец мужчина, умный, выдержанный, образованный… Но как вцепится в бабло, – только что не рычит как собака. И вот решил он строить коттедж хитрым способом. Он предложил жене: давай квартиру твоей матери продадим, вложим в строительство, - а потом все вместе будем жить. Она его толком еще и не знала, жена-то, - согласилась. Отношения хорошие у них были – это тоже повлияло. Построили коттедж на шесть или семь миллионов – точно не помню. Переехала мама к ним.
