Елена Басманова - Тайна древнего саркофага

Через минуту Мура оглянулась и увидела, что в отдалении мчится с той же суковатой палкой в зубах ее ненаглядный Пузик.

– Рене, остановите, – закричала она и снова обернулась. Какой-то человек бежал по дороге в том же направлении, что и Пузик, но гораздо дальше. Экипаж остановился. И тут Мура увидела вспышку и почти сразу – фонтанчик песка и земли рядом с бегущей собакой. Пес вильнул в сторону и продолжил бег, приближаясь к автомобилю. Доктор обернулся и открыл дверцу рядом с Мурой.

Пес вспрыгнул на подножку, не выпуская своей отвратительной палки из пасти.

– Пузик, Пузенька, – приговаривала Мура, схватив пса за ошейник, собака положила ей на колени свою дурацкую ношу.

– Доктор, что это было? – спросила Мура, с ужасом глядя на Клима Кирилловича.

– Что? – не расслышал доктор. – Дайте мне эту гадость. – Он взял палку и швырнул ее в кювет. В тот же миг несносный пес перемахнул через дверцу автомобиля и вновь устремился за выкинутой добычей.

Пришлось Рене опять остановиться по просьбе Муры. Пузик вновь оказался возле хозяйки.

– Не выкидывайте палку, – Рене бросил быстрый недовольный взгляд на сидевшего рядом с ним доктора, – пусть останется. А то мы никогда до дома не доедем.

– Спасибо, Рене. Мы можем ехать: Сидеть, Пузик, сидеть. Хорошая собака. Умница. – Мура погладила пса по голове, потом наклонилась к затылку сидящего впереди Клима Кирилловича и шепнула ему:

– Вы видели – в нас стреляли?

Глава 11

Агент Сэртэ, выбежав на берег Черной речки, с трудом перевел дух. Он испытывал отчаяние. Что он теперь скажет господину Гарденину? Как объяснит, что разработанная ими операция, почти близившаяся к завершению, вновь сорвалась? И почему? Из-за треклятой дворняги!

Агент Сэртэ понимал, что кривит душой перед самим собой. Он прекрасно помнил, как и сам совсем недавно поддался чарам обворожительной красавицы, забыв о своем долге. Непостижимо, но факт, юная барышня, потрясающе красивая, имеет удивительную власть над мужскими сердцами! И она не кокетничает, она предельно естественна. Как должное принимает готовность мужчин – и благородных, как он сам, Сэртэ, и простолюдинов, как сторож при саркофаге, – выполнить ее едва высказанные вслух просьбы, спокойствием и уверенностью дышит все ее нежное, светлое, такое тонкое лицо, спокойствием и уверенностью полны ее гипнотические голубые глаза под поразительно огромными ресницами Агент Сэртэ глубоко вздохнул – летние солнечные дни располагают к пустым грезам – и, тряхнув недовольно головой, вернулся к мыслям о служебных проблемах.

Должен же господин Гардении принять во внимание блестящие способности своего агента – он, Сэртэ, сумел их доказать. Именно он, Сэртэ, предложил Гарденину схему действий по переправке не привлекающим внимания способом первого важнейшего документа из Кронштадта, а когда прекрасно разработанный план из-за досадной случайности дал сбой, именно он, Сэртэ, сумел забрать документ из муромцевского дома.

Конечно, кто мог предусмотреть, что глупый попик передаст Псалтырь в чужие руки? Князь Салтыков ясно сказал дураку: «Дача Табашниковых, невесте князя Салтыкова». Так нет, тот потащился на соседнюю. Хотел как лучше.

Кто мог предположить, что князь Салтыков, казалось, намертво связанный с резидентурой «Черного капеллана», напьется и пустит себе пулю в лоб! Мог бы еще и пожить! Отыграть свой карточный долг, удачно жениться. А он, видите ли, вспомнил о фамильной чести! Раньше надо было о ней думать, раньше! Странные эти русские: сначала изваляются в грехе и грязи, готовы продать что угодно – Родину, государственную тайну! – а затем, когда дело сделано, вдруг вспоминают о своей чести!

Агент Сэртэ огляделся по сторонам. Поблизости никого не было. Жизнь переместилась на воду: по мутной мелкой Черной речке плыли лодки, в них сидели кокетливые барышни с самодовольными кавалерами и семейные пары с принаряженными детьми Доносились тоненькие девичьи и ребячьи повизгивания, игривые тенорки чернореченских монтеров, грозные окрики басовитых отцов семейств, всплески неловко опускаемых весел. Никто не обращал внимания на одинокого господина на берегу, снявшего пиджак и отирающего платком потный лоб.

Он присел на ажурную чугунную скамейку – когда-то, вероятно, за скамьей простирался аккуратно подстриженный газон, ныне же стояла стеной крапива и лебеда. Запустили парк, да и сам особняк – двухэтажное каменное здание, почти квадратное, сдаваемое внаем и неоднократно перестраиваемое, – не в лучшем состоянии. В бывшей графской даче шато-кабак сменился атлетическим клубом, ныне пришедшим в упадок, и теперь она ждет своих новых хозяев. Огромную усадьбу Строгановых давно поделили на дачные участки, также сдаваемые временным владельцам. На месте барского сада расплодились увеселительные заведения – всякого рода «Ливадии», «Аркадии», «Олимпии», «Помпеи». Роскошные, но хрупкие деревянные сооружения неоднократно горели и вновь отстраивались, владельцы разорялись, перепродавали права на застройку, появлялись новые театры, рестораны, кафешантаны.

Сменяющие друг друга новые хозяева не могли поддерживать на должном уровне старинный парк, и, отойдя чуть-чуть в сторону от сравнительно ухоженных аллей со столетними липами, березами и дубами, от облагороженных, в расчете на выручку, прудов, можно было встретить и обветшалые резные беседки, и заросшие дорожки, и одичавшие поляны.

Со своей скамейки Сэртэ видел особняк Салтыковых, подаренный старым графом одной из своих дочерей. Ухоженный загородный дом походил на английский замок: деревянные башенки по обеим сторонам парадного входа, не повторяющие друг друга эркеры на южном и северном фасадах, чугунные кованые решетки, карнизы окон, лепка. Похоже, Салтыковы своей собственностью на Черной речке дорожили и не собирались пока съезжать, несмотря на обилие неприятных соседей.

Роскошь и запустение соседствовали в старинном саду: вверенный заботам Салтыковых, обветшавший и ставший неприглядным саркофаг ждал своей участи. Вопрос о том, куда перенести огороженный забором саркофаг должен был быть решен в ближайшее время. Поговаривали, что гигантские статуи Флоры и Геркулеса предполагают доставить во двор Строгановского дворца, что на углу Мойки и Невского.

Агент Сэртэ немного успокоился и вновь задумался о своих насущных проблемах. Ничего страшного, дело поправимое. Смог же он в короткие сроки придумать легенду о чудодейственном средстве от мышей и крыс и под этим предлогом проникнуть на дачу Муромцевых. Дело опасное и трудное. Тем не менее оно удалось.

Агент Сэртэ вспомнил волнение, охватившее его при приближении к «Вилле Сирень». Волновался он не столько из-за Псалтыри – способ добыть ее он всегда бы нашел, – сколько из-за того, что судьба вновь дарила ему встречу с девушкой, поразившей его воображение в один из чудных святочных дней. Он отдавал себе отчет, что особых шансов на успех у барышни Муромцевой он не имеет, но сердцу не прикажешь. Он сравнительно молод, ему только тридцать пять, не дурен собой. Кроме того, жизнь еще только начинается, и вполне возможно, что, заработав кругленькую сумму, он сможет стать состоятельным и уважаемым человеком, открыть свое дело – и тогда профессорская дочь посмотрит на него по-другому. Разве нет ныне подобных случаев? Вон какие родовитые барышни уходят из дому вслед за прыщавыми студентами и семинаристами, теряют голову от идиотских завываний поэтов-кокаинистов, каждый из которых объявляет себя гением безо всяких на то оснований!

Агент Сэртэ был доволен собой – ему удалось не только прекрасно загримироваться, но и найти стиль поведения, позволивший избежать опасных разговоров, способных его разоблачить. Он вспомнил, как, повернувшись спиной к барышням, все же испытал счастье, когда взгляд старшей скользнул по его спине – он почувствовал блаженный миг! Но главной его заботой было уклониться от встречи с младшей профессорской дочкой – он помнил, что она слишком много интересуется старинными родами и памятниками древности. И когда только переключит свое внимание на женихов? Впрочем, и женихов-то достойных в семействе не бывает, и на летней даче никаких новых знакомств не завели – все те же Прынцаев и Коровкин, студент Петя не в счет – личность несерьезная Разве что граф Сантамери мог бы рассматриваться как потенциальный жених, но он-то, агент Сэртэ, знает, что графу не до флирта, не до романтических историй. У него есть более серьезные дела – и, конечно, ни барышни Муромцевы, ни тем более Зизи не заставят его забыться. Сантамери – человек не слабонервный, уж он-то не станет стреляться, как малодушный Салтыков. Надо сказать спасибо французскому послу, что он нашел ключ к сердцу этого непростого типа и привлек графа к их работе.

Агенту Сэртэ казалось, что лично он действовал изобретательно и быстро. В самом деле, он сумел вынести из муромцевского дома Псалтырь. Он обнаружил на ней следы карандашной надписи – правда, тщательно стертые. Немало усилий ему пришлось приложить для того, чтобы восстановить текст надписи. Да, это было оно – важное сообщение, долгожданное указание на то, где находится тайник, в котором князь Салтыков спрятал драгоценный документ, интересовавший не только французских агентов, но и тайных посланцев Британии и Германии.