Ольга Хмельницкая - 33 счастья
– Где это я? – спросил аспирант, протирая глаза.
– В самолете, – весело ответил ему кто-то из пассажиров.
– Я хочу обратно, в общежитие, – сказал Дмитрий, взгляд которого постепенно обретал осмысленность, – я хочу убить Петю и свою неверную подругу. И пусть меня потом повесят, как Саддама. Мне все равно!
Лицо аспиранта приобрело черты угрюмой сосредоточенности.
– Дима, – обратилась к нему Марьяна, – я, конечно, все понимаю, но ты демонстрируешь невероятный эгоизм. Кроме твоих личных переживаний, ты ничего не видишь и не слышишь. Разве это хорошо?
– Нет, – тут же ответил Бубнов. – Очень плохо. Я согласен. Обещаю, что, как только убью Петю и Машу, я сразу же сосредоточусь на яйце барионикса.
– Сосредотачиваться уже не на чем, – подал голос Слюнько. – Яйцо похитили.
– Кто? – вяло поинтересовался Бубнов.
Ему никто не ответил. Марьяна повернулась к профессору.
– Игорь Георгиевич, – махнула она рукой, – вы же видите, что нашего Дмитрия не интересует ничего, кроме Пети и Маши. Он хочет пойти по стопам Отелло.
– Да, – честно признался Бубнов. – Хочу.
– О мелкотравчатые, никчемные людишки, – вздохнул Слюнько, не забывая, впрочем, потягивать яблочный сок, который ему принесла стюардесса, – их интересуют только их личные дела, а не судьбы мира!
– А какое отношение имеет яйцо к судьбам мира, – пожал плечами аспирант, – это частная научная проблемка. Говоря вашими, Игорь Георгиевич, словами, мелкотравчатая.
За круглыми проемами иллюминаторов появились плотные белые облака. Воздушный лайнер снижался. Вскоре внизу появились поля, изгибы реки, а также хорошенькие белые домики, словно сделанные из сахара.
– Сейчас пересядем на другой рейс и полетим назад, – сказал профессор, который уже весь извелся от бездеятельности. – А пока хоть телевизор в аэропорту посмотрим. Кстати, как там гроза над Кавказом, продолжается?
При мысли о том, что академику Защокину, возможно, уже удалось добраться до станции, Слюнько стало совсем худо. Его аспирант, совершенно не оправдавший возложенные на него научные надежды, смотрел в окно.
– Я думаю, что надо искать яйцо прямо в доме, – вдруг сказала Марьяна. – Похититель не стал бы его никуда нести в такую погоду. Разве что он решил яйцо сознательно уничтожить, но это маловероятно.
– То есть вы думаете, что барионикс в доме? Где-то в тайнике? – переспросил Игорь Георгиевич, и глаза его загорелись.
– Да, – кивнула Филимонова, – называйте это как хотите – предвиденьем или интуицией. Я не знаю, на чем зиждется моя уверенность, но я чувствую, что яйцо где-то там, на станции. Его никто и никуда не уносил. Скорее всего, преступнику надо просто создать видимость того, что яйцо похитили. На самом же деле его просто спрятали.
– Но его же надо греть.
– Значит, нужно под котлом отопления спрятать.
– Но не летом же?
– Или на кухне. Возле печки.
– Вы еще скажите, что его надо прятать среди других яиц, замаскировав под куриное!
Марьяна отвернулась, Слюнько надулся. Самолет плавно коснулся шасси взлетно-посадочной полосы. Профессор встал и принялся натягивать на себя ветровку. Марьяна спрятала в сумку свои тапки, которые всегда надевала в самолете. И только Бубнов не шевельнулся, тупо глядя в окно.
– Только не кричи, – тихо сказал ей кто-то в ухо.
Виктория открыла глаза, но ничего не увидела из-за полной, кромешной темноты.
– Ты очень нехороший человек, – решительно сказала Виктория, приготовившись к смерти. – Зачем ты всех убил, а?
– Я? Всех убил? – удивился ее собеседник. – Ну, ты даешь!
К своему глубочайшему изумлению, Сушко узнала голос Бадмаева.
– Юрий, – прошептала девушка, обвивая его за шею, – это ты? А я чуть было не проткнула тебя тесаком!
Бадмаев улыбнулся и крепко прижал к себе Викторию.
– Все хорошо, – сказал он, – рад, что я тебя нашел. Я тут уже чуть с ума не сошел. Пришел на станцию, дверь открыта, никого нет, в холле лежит труп Шварца, возле кустов – изрезанная куртка Иванова, а в кабинете Колбасовой – одинокая туфелька. От тебя с Курочкиным вообще никаких следов не осталось. Кстати, а где яйцо? Или я задаю риторический вопрос?
– Конечно, риторический, – ответила Сушко, прижимаясь к широкой и надежной груди Юрия и начиная плакать, – все это случилось из-за яйца. Шварца убили самым первым. Возможно, его убил Курочкин. Он пропал одновременно с убийством Валерия! Потом был убит Василий Борисович. Он вышел поискать следы возле того места, где был найден труп Шварца, и потом дико закричал. Мы с Колбасовой в этот момент сообщали о смерти орнитолога в милицию. Я оставила Анастасию Геннадиевну в ее кабинете и выбежала на улицу, а там… а там…
Только сейчас Сушко полностью осознала, как страшно ей было стоять в темноте с фонариком на пронизывающем ветру и под дождем. Убийца при этом был совсем рядом! Виктория задрожала. Ее жизнь висела на волоске.
– Я нашел возле зарослей рододендрона обрывки куртки нашего завхоза, – сказал Бадмаев. – Его кто-то исполосовал ножом. Правда, тела я так и не увидел.
– Скорее всего, убитого сбросили со скалы, – сказала Виктория, – но сейчас, в темноте, мы вряд ли его найдем.
– Вряд ли, – согласился ботаник, не переставая чутко прислушиваться к окружающей обстановке.
– Василий Борисович пошел искать следы убийцы, – сказала девушка, вытирая нос, – и его тоже, похоже, убили. А вдруг он еще жив?
– Судя по тому, в каком состоянии его куртка, вряд ли, – покачал головой Бадмаев. – Я не думаю, что он выжил. Извини. Я знаю, что вы неплохо ладили.
Сушко зарыдала в голос. Теперь, под мужской защитой, она смогла оплакать своих друзей, со многими из которых за годы жизни на биостанции девушка практически сроднилась.
– Еще раз расскажи мне, кто исчез и в какой последовательности, – попросил Юрий.
– Сначала был убит Шварц. Одновременно пропал Курочкин, – начала Сушко. – И я не знаю, что в какой последовательности произошло. Сначала мы думали, что Курочкин убил Валеру, но сейчас я в этом сомневаюсь, – добавила она. – Мы остались на станции втроем: я, Колбасова и Иванов. Кстати, тело Шварца нашли на улице мы с Василием Борисовичем. Я и сейчас не понимаю, зачем Валера пошел на улицу в такую погоду. Мне он сказал, что пойдет немного прогуляться и посмотреть обстановку.
– Кто нашел труп орнитолога? – спросил Бадмаев.
– Я, – ответила Виктория. – Его убили в тот момент, когда я шла по коридору от комнаты, где высиживалось яйцо барионикса, к столовой. Это заняло всего около трех-пяти минут, не больше.
– И у кого алиби? Кого ты видела в этот момент? – спросил Бадмаев.
– Никого! – ответила девушка. – Ни у кого нет алиби. Иванов в этот момент пошел звать Курочкина, но в комнате его не оказалось. Колбасова осталась у яйца, я была в столовой, ты ушел за людьми из ФСБ, а сам Шварц зачем-то отправился на улицу, где и был убит. Я лично видела, как он выходил из двери биостанции. Живой. Но когда спустя несколько минут я выглянула из окна, то увидела его у зарослей рододендронов. Уже мертвым. И вообще, – добавила она, помедлив, – нет никаких оснований предполагать, что это сделал кто-то из своих. Разве что…. Разве что…
– Разве что – и что же? – переспросил Бадмаев.
– Меня смущает, что этот человек прекрасно ориентируется на биостанции. Он знал, где лежит яйцо, где находится кабинет Колбасовой, а также он как-то проникал из здания на улицу и обратно. Все происходило очень быстро! Мы с Анастасией Геннадиевной были в ее кабинете, сообщали в милицию об убийстве Валерия, когда услышали на улице дикий крик Василия Борисовича, который пошел туда искать улики. Когда я выбежала, то, как уже говорила, нашла там только обрывки его куртки. Я вернулась в кабинет, но Анастасии Геннадиевны там уже не было! Только лежала туфля! Если бы убийца не ориентировался в доме, так быстро убить нашу директрису и избавиться от ее трупа было бы невозможно!
– Все это очень странно, – сказал Юрий. – Зачем убийце было прятать труп Колбасовой? Почему мы не нашли тела Иванова? Куда подевался Курочкин?
Бадмаев задумался. Сушко молчала, вытирая слезы.
– Я думаю, – сказал Юрий после паузы, – что Иванова действительно столкнули со скалы. Куда мог деться Курочкин, я не представляю. А вот по поводу тела несчастной Анастасии Геннадиевны могу предположить, что в тот момент, когда ты вошла в кабинет, ее труп, скорее всего, лежал под кроватью. Или в шкафу.
Сушко задышала медленно и тяжело. Ее замутило.
– Не нервничай, – спокойно сказал Бадмаев, обнимая девушку за дрожащие плечи, – все нормально. Ты жива. И ты со мной. Не плачь. Я просто хочу сказать, что убийца физически не мог перенести куда-то тело Колбасовой за то время, пока ты бегала на улицу и искала Иванова. У него просто не было времени.
– Он был рядом? – спросила девушка.
От запоздалого ужаса у нее резко скрутило живот. В тот момент она была совершенно беззащитна. У нее не было даже ножа.
