Диля Еникеева - Любовь требует жертв…
Алла разговаривала по телефону и кивком указала ей на кресло. Быстро закончив разговор, она достала коньяк, джин, тоник, бокалы и расставила все на столике. Открыв холодильник, издалека бросила на столик упаковки с закуской и попала точно куда надо. Лара закурила и молча следила за подругой. Наконец та тоже села, плеснула себе коньяку, ей джин с тоником и вручила бокал. Так же молча подруги выпили.
— Рассказывай, — бросила верная боевая подруга, принимаясь за салат.
— Прохоров вызывал. Говорит, что сделали экспертизу замков: они были открыты и закрыты родными ключами.
Алла молча жевала, внимательно глядя на нее.
— Офис сдан на охрану вовремя, — монотонно продолжала Лариса. — Следователь спрашивал про все комплекты ключей, и про твой тоже. Почуял след, обрадовался, что круг сужается, — случайный человек не мог бы открыть офис.
Отставив пустую упаковку, Алла положила в нее вилку и разлила напитки.
— Мать... — начала она после того, как они выпили. — Мирон провел собственное расследование. Никто из твоих ребят не замешан в твоем похищении, никто не входил в кабинет, чтобы покопаться в твоем “склерознике”. Некоторые знали, что ты едешь в “Карелию”, но услышали об этом лишь тогда, когда ты в коридоре разговаривала с бухгалтером. Славка лично беседовал со всеми, а он в людях разбирается. Если бы кто-то врал — понял бы сразу. Мирона все знают, вряд ли среди твоих подчиненных есть самоубийца. Единственный, кого Славка не успел допросить, — Костя. По какой причине — понятно. Свою тайну тот унес в могилу. Отсюда вывод: именно Костя сообщил похитителям о твоем распорядке дня и о том, что с тебя можно слупить хорошие денежки. Ребята подтвердили, что он не раз входил в твой кабинет в твое отсутствие. По этому поводу ты ничего не хочешь мне сказать?
— А что я должна тебе сказать?
— Ну, например, что ты случайно выяснила, какую несимпатичную роль сыграл Костя в твоем похищении, став осведомителем мерзавцев. Паренек-то с виду был тихий, а в тихом омуте, как известно... Ты его уже отлучала от тела, он смекнул, что ты его вот-вот бросишь, и отомстил. Или же решил, что, дав ему окончательную отставку по сексуальной части, ты заодно выпрешь его из фирмы. А жить-то ему на что-то надо! Вот и решил отхватить солидный куш, организовав твое похищение. Согласись, хреновенько было сварганено твое покушение – явно дилетанты! Костя все же финансовый вуз закончил, а не ускоренные курсы подготовки похитителей. Ты всю прошедшую неделю ходила вся зеленая, боялась за свою жизнь, за Алешку. И вдруг узнаешь про подлянку Кости. Берешь свой “ТТ” и ставишь точку в этом деле. Предатель получил то, что заслужил.
Лара молчала, тупо глядя на свои руки. Она не сразу поняла смысл услышанного. Алла ждала, что скажет подруга. Не дождавшись ответа, разлила по третьей и сунула ей бокал.
— Выпей, старушка, и не горюй. Запомни: я всегда на твоей стороне, что бы ты ни сделала. Если будет желание облегчить признанием душу — я всегда к твоим услугам. Если же это не твое мочилово, — я готова разделить с тобой эту радость.
Выпив, верная боевая подруга молча смотрела, как пьет Лариса.
— Ладно, мать, — вздохнула она, поднимаясь. — Поехали по домам. Но не забудь, что я сказала.
— Спасибо, Алка, — прошептала Лариса.
— Успешные преступления подлежат оправданию, — отшутилась та.
Прозвенел будильник, и Лара еле разлепила глаза. Вчера опять не могла уснуть, приняла снотворное, потом снились какие-то кошмары. Сейчас их уже не вспомнить, осталось лишь ощущение ужаса и неминуемой беды. А дурные предчувствия обычно сбывались...
Не хотелось идти на работу, вообще ничего не хотелось.
Хорошо, что муж с Алешкой уже ушли. Увидев сына, точно бы разрыдалась...
Лариса заставила себя встать, на автопилоте собралась и поехала на работу.
За повседневными заботами, общаясь со своими сотрудниками, она полностью отрешилась от тягостных дум. Когда все ушли, включила компьютер и стала просматривать результаты прошедшего месяца.
Взглянув на часы, Лара решила, что успеет выпить чашку кофе, потом у нее не будет ни минуты свободного времени. Но тут зазвонил один из телефонов. Черт возьми, как некстати! Небось какой-нибудь дотошный партнер с долгими разговорами, от него быстро не отвяжешься. Надоело, как же ей все надоело! Уехать бы подальше от этого кабинета, от этих телефонов, которые звонят непрестанно, от деловых партнеров, от въедливого следователя — послать все к черту и умотать на край света!
Сердитая на весь белый свет Лариса сняла трубку и нелюбезным тоном ответила:
— Я вас слушаю.
В голосе следователя тоже не было ни капли доброжелательности:
— Лариса Николаевна, тут выяснились новые обстоятельства. Я настоятельно прошу вас немедленно приехать ко мне.
Почему-то его сухой тон подействовал на нее парадоксально. Всего лишь минуту назад она была зла и даже готова любого послать к черту, а сейчас вдруг почувствовала эмоциональное отупение. Слишком высоко напряжение этих дней, устала, все осточертело, в душе пустота.
— Когда мне приехать? — безразличным тоном спросила Лара.
— Чем быстрее, тем лучше.
— Как только освобожусь, сразу приеду.
Она перезвонила деловым партнерам и опять перенесла все встречи. Какие сейчас могут быть переговоры!
— Прошу вас еще раз рассказать про вечер 12 февраля, — начал допрос следователь.
Лариса посмотрела на него в упор. Он что, издевается? Не говоря ни слова, она достала сигареты, прикурила, выпустила тонкую струйку дыма и задумчиво поглядела на нее.
— Я жду! — произнес дознаватель тоном, каким школьный завуч разговаривает с нашкодившим учеником.
— Я уже рассказывала, и не раз. — Ей удалось сдержаться и ответить спокойно. — Если вы только за этим меня пригласили, то сейчас я докурю и пойду работать. Ничего нового вы от меня не услышите.
Находиться в опостылевшем кабинете, в обществе мерзкого пакостника Прохорова, не хотелось, но раз слово произнесено, его надо сдержать. Сделав несколько затяжек, Лара встала, обошла стол и, обнаружив в углу пластмассовую урну, полную скомканной бумаги, аккуратно опустила в нее сигарету и направилась к двери.
— Лариса Николаевна! Я прошу вас вернуться и сесть, — отчеканил следователь.
— И что будет? — обернулась она.
— И будет допрос, — произнес тот каким-то совершенно незнакомым голосом с особыми, многозначительными интонациями.
Что-то новое появилось и в выражении лица следователя. Похоже, этот хорек чему-то радуется, но пытается скрыть свою радость. Наверняка он нарочно носит затемненные линзы, чтобы допрашиваемые не могли ничего прочесть в его взгляде. Лара опасалась людей, прячущих глаза. Можно владеть мимикой, контролировать жесты, но взгляд выдает. Прохоров плотно сжал губы, — видимо, не хочет, чтобы они расползлись в ехидной улыбочке. В позе, во всем облике чувствуется тайное злорадство. Он не торопится, упивается своей властью и чувствует себя хозяином ее судьбы...
Лара не спешила с ответом. Ей вдруг пришло в голову, что Прохоров — моральный садист. Неудачник по жизни, но всесильный в собственном кабинете. Порфирий Петрович доморощенный... Наверное, ему нравится ощущать власть над людьми, унижать, добираясь до самой подноготной. Законопослушный гражданин приходит на допрос, полагая, что он вполне благополучен и достоин уважения, а его морально разденут, перетряхнут все грязное белье да еще и высекут. И все это якобы во славу правосудия. Следователь может позволить себе многое и останется безнаказанным — ведь он служитель Фемиды, облечен властью и свято уверен, что борется с преступностью. А бездушная машина правосудия, благодаря столь же бездушным, но ревностным служителям, карает и виновных, и невинных.
Неужели дознаватель не понимает, что его стараниями ломаются судьбы, морально калечатся люди? Кто выиграет оттого, что еще один человек с тоской будет смотреть на небо в крупную клетку? Наверное, только этот мерзкий очкарик: ради этого он и существует. Сделает свое дело и радуется. А потом спит сладким сном, полагая, что правосудие в очередной раз свершилось, причем при его непосредственном и деятельном участии.
Попадись ей этот сморчок в другом месте, Лариса не осталась бы в долгу, хорошенько отделав его словесно! Да только расклад сейчас иной: он на коне, а она под копытами правосудия.
Как же не хочется снова возвращаться к столу следователя и терпеть его хамские вопросы!
Вся мокрая, ощущая холодные струйки из-под мышек и сжимая липкие ладони, Лара стояла, не в силах сделать шаг к ненавистному стулу.
— И в качестве кого вы меня будете допрашивать? — наконец спросила она.
— В качестве подозреваемой в убийстве, — заявил следователь, продолжая буравить ее взглядом.
На несколько секунд ее всю обдало жаром, в груди стало горячо, виски и затылок повлажнели. Кажется, даже сердце остановилось. На нее накатила волна безграничного ужаса, потом душа замерла и будто омертвела.
