Деон Мейер - Пик Дьявола
Гриссел выложил на стол перед Яубертом отчеты судмедэкспертов и заявил:
— Тот подонок клеит их в «Вулворте». Вечером в пятницу. Раньше я не обращал внимания на одну важную подробность, потому что не знал, что ищу… В общем, судмедэксперты обследовали содержимое мусорных баков у домов всех трех жертв; в двух из них обнаружились пакеты из «Вулворта» и чеки, а в третьем — только чек, но все трое побывали там, в магазине на набережной в пятницу, в те пятницы, когда их убили, где-то между половиной пятого и семью вечера.
Яуберт перечитал отчеты.
— Бенни, этого мало.
— Знаю, Матт, но сегодня утром я еще побеседовал с двумя важными свидетельницами… Узнал много нового! Сдается мне, только старым женатикам, вроде нас с тобой, кажется, будто супермаркет — это такое место, где покупают продукты.
— Объясни! — велел Яуберт, радуясь тому, что в глазах Гриссела загорелся прежний огонек, гадая про себя: надолго ли?
В торговом центре на Черч-стрит Тобела отыскал таксофон, который работал от монет, и в засаленном телефонном справочнике нашел номер психологического факультета Кейптаунского университета. Позвонив, он попросил к телефону профессора Дэвида Аккермана.
— Он на обходе. Что ему передать?
— Я пишу статью о преступлениях против детей. У меня к нему есть несколько вопросов.
— В каком издании вы работаете?
— Я работаю вне штата.
— Профессор Аккерман очень занят…
— Я отниму у него всего несколько минут.
— Я перезвоню вам, сэр.
— Я не всегда бываю на месте… Можно перезвонить завтра?
— С кем я разговариваю?
— Меня зовут Пакамиле, — сказал он. — Пакамиле Нзулувази.
16
Сначала Кейптаун обошелся с ней сурово.
Во-первых, здесь целыми днями не переставая дул ветер — сильнейший зюйд-ост. Потом в хостеле на Клоф-Нек у нее украли единственный чемодан с вещами — она платила сто рандов за койку в комнате, которую делила с пятью надменными, всем недовольными молодыми туристками из Германии. Съемные квартиры были редкостью и стоили дорого, общественный транспорт ходил редко; ей сложно было разобраться в хитросплетениях маршрутов. Однажды Кристина прошла пешком до самого Си-Пойнта, чтобы взглянуть на сдаваемую квартиру, но оказалось, что ей предлагают настоящую лачугу с выбитыми стеклами и исчерканными граффити стенами.
Она прожила в хостеле две недели, а потом нашла комнату на чердаке в старом жилом доме на Бель-Омбр-стрит в Тамбуре-Клофе. Прежний чердак превратили в маленькое и вполне пригодное для жилья помещение — вдоль одной стены пристроили ванну и туалет, у противоположной — раковину и кухонный шкафчик. Кроме того, в комнатке имелись кровать, стол и старый, расшатанный платяной шкаф. Вторая дверь выходила на крышу, откуда видны были городские кварталы, Столовая гора и океан. Вполне пристойное жилье за шестьсот восемьдесят рандов в месяц. По крайней мере, чисто и аккуратно.
Ее самая главная трудность находилась в ней самой. Кристина очень боялась. Боялась родов, приближавшихся с каждым днем, боялась ухода за новорожденным и связанной с этим ответственности; боялась гнева отца. В конце концов, ей ведь придется сообщить родителям, позвонить или написать домой — она еще не решила, как лучше поступить. Но больше всего ей было страшно оттого, что деньги таяли. Каждый день она проверяла баланс в банкомате и сверяла количество денег со списком необходимых вещей, которые ей скоро понадобятся: кроватка для младенца, одежда, подгузники, бутылочки, детское питание, одеяла, кастрюля, двухконфорочная плитка, кувшин, тарелка, нож, вилка, ложка, чайник, переносной радиоприемник. Список все рос, а денег становилось все меньше. Наконец она устроилась официанткой в большой кофейне на Лонг-стрит. Она работала сверхурочно, пока могла еще прятать растущий живот.
Ее жизнью управляли цифры. Цифры стали манией. Ни о чем другом она просто не могла думать. Шестьсот восемьдесят в месяц — минимум, меньше которого она получить не имела права: надо платить за квартиру. Меньше шестисот восьмидесяти зарабатывать было нельзя. Цифра 680 снилась ей ночами, и Кристина просыпалась в холодном поту. Она открыла для себя блошиный рынок на стадионе «Грин-Пойнт» и научилась бешено торговаться. В магазинах подержанных вещей в Гарденз и на Клоф-стрит она купила кроватку, велосипед и красно-синий ковер. Она вынесла кроватку на крышу и покрасила ее в белый цвет эмалевой краской, не содержащей свинца. Увидев, что краска еще осталась, она покрасила в два слоя и желтовато-зеленый гоночный велосипед с узкими шинами и низким рулем.
В рекламной газете, которую иногда оставляли посетители кофейни, Кристина нашла объявление о продаже подержанного рюкзачка для переноски младенцев. Позвонила, поторговалась и договорилась, что рюкзачок ей привезут. Теперь, думала она, она сможет ездить на велосипеде с младенцем за спиной — ездить в горы и на море, в Грин-Пойнт, где есть качели, лесенки и детская железная дорога.
Каждую субботу она покупала лотерейный билет за двадцать рандов, а утром в воскресенье сидела у радиоприемника и ждала, когда объявят выигрышные номера, которые она отмечала на карточке шариковой ручкой. Кристина мечтала о том, что купит, если выиграет главный денежный приз. В начале списка был дом — один из современных перестроенных замков на склоне горы, с автоматическими дверями гаража, персидскими коврами на полу и ковриками и картинами на стенах. Огромная детская; потолок расписан рыбками и облаками, а на полу — куча ярких, разноцветных игрушек. «Лендровер-дискавери» с детским сиденьем. Огромная гардеробная, увешанная дорогой одеждой; на полу — ряды новых туфель. Кофемашина. Огромный двухдверный холодильник из нержавейки.
Однажды днем, часа в три, она сидела у себя на крыше с чашкой растворимого кофе и вдруг услышала, что жильцы из нижней квартиры занимаются сексом. Женские стоны становились все громче, все пронзительнее. Кристина не сразу поняла, в чем дело, а когда поняла, удивилась: странное время выбрали соседи для занятий любовью. И потом… наверное, не одна она их слышит. Неожиданно для самой себя она почувствовала возбуждение. Ей стало завидно: соседям, судя по всему, было хорошо. Кристина завидовала всему тому, чего была лишена сама; наконец, когда нижние жильцы вместе достигли пика, она в досаде вскочила и замахнулась полупустой кружкой — ей хотелось выплеснуть кофе на всех, кто сговорился против нее. Никакой конкретной цели у нее не было; слишком всеобъемлющим был ее гнев. Гнев против одиночества, обстоятельств, упущенных возможностей.
Кофе она тогда не вылила; усилием воли опустила руку. Покупать новую кружку ей было не по карману.
В начале марта Кристина поняла, что откладывать дальше нельзя. Она проехала до самой Береговой линии, Ватерфронта, и зашла в будку таксофона — чтобы родители не выследили, откуда она звонит. Она позвонила матери на работу, в адвокатскую контору. Разговор вышел коротким.
— Господи, Кристина, ты где?!
— Мам, я бросила университет. У меня все хорошо. У меня есть работа. Я просто хочу…
— Где ты? — В голосе матери слышались истерические нотки. — Тебя ведь и полиция разыскивает! Отец вне себя, он звонит в Блумфонтейн каждый день!
— Мам, скажи ему, чтобы больше не звонил. Передай, мне до смерти надоели его молитвы и его набожность. Я не в Блумфонтейне, и он меня не найдет. У меня все прекрасно. Я счастлива. Просто оставьте меня в покое. Я больше не ребенок.
Она сама не понимала, почему так разозлилась. Может, причиной гнева был страх?
— Кристина, ты не можешь так с нами поступить! Ты ведь знаешь отца. Он в ярости. Мы очень волнуемся за тебя. Ты наш ребенок. Где ты?
— Мама, я сейчас положу трубку. Не волнуйся за меня. У меня все прекрасно. Время от времени я буду звонить тебе и сообщать, как у меня дела.
Потом она подумала, что надо было сказать что-нибудь вроде «Я люблю тебя, мама». Но она просто повесила трубку, села на велосипед и уехала.
В следующий раз она позвонила только в июне, когда Соне была неделя от роду, потому что тогда у нее возникла огромная потребность услышать мамин голос.
Тобела пил кока-колу на террасе «Уимпи» в Сент-Джордже. Он читал редакционную статью в «Аргусе», посвященную смерти Энвера Дэвидса. Делу придал пикантности анонимный звонок какой-то женщины.
Женщина видела его и заметила ассегай. Но не выдала его.
Он тогда был слишком сосредоточен. Нет, он действовал достаточно осторожно и все-таки что-то упустил. Свидетельница все же была. Ему сразу надо было сообразить, что дело получит громкую огласку. Вызовет интерес СМИ. Появятся громкие заголовки, размышления, обвинения.
«Возможно ли, чтобы насильника детей Энвера Дэвидса линчевала женщина — а не сотрудники ЮАПС, как подозревалось ранее?»
