Дэвид Хьюсон - Земля обетованная
— Как?
Она берет в свои руки мои пальцы, крутит их. У нее и раньше была такая привычка.
Мириам, мертвая Мириам, Мириам из моего сна… она не спускает с меня глаз. На мгновение я завидую ей. Мне хочется оказаться в том месте, где она сейчас находится.
— Все, что есть, это твое. Ты — единственный человек, который может найти это. И произойдет это не под воздействием химии, или удара по голове, или другого искусственного средства. Ты найдешь это сам. Другого пути нет. — Потом она добавляет, все так же не сводя с меня глаз: — Если ты действительно этого хочешь. Некоторые вещи лучше не трогать.
— Бирс, — слышится другой голос, — это…
Она начинает завывать. Прикладывает руки к своим ушам, и — странная вещь — я не слышу ни звука.
Очкастая птица сваливается с дерева на твердую землю. Роняет шприц. Она орет что-то, но умение читать по губам меня оставляет. Все, что я слышу, это — Мириам. Она кричит, кричит и кричит, крепко прижав руки к своей — моей? — голове, и звук ее голоса остается внутри меня, заполняет меня целиком, каждый уголок, каждый темный проход.
Я говорю что-то, но не слышу звука собственного голоса.
Снова смотрю на дерево. Очкастая птица исчезла.
С Мириам тоже происходят изменения, и, хотя я понимаю, что это — воздействие наркотика, мне хочется плакать. Я вижу ее не так отчетливо. Она медленно исчезает, ее печальные глаза, блестящие от слез, уходят туда, откуда явились, — в глубину моего подсознания.
Голова начинает кружиться, меня увлекает пропасть, разверзшаяся под садовым столом.
Ощущения ужасные. Я не могу сидеть прямо. Хочу посмотреть на нее, но не вижу ничего, кроме яркой пыли, крутящейся под воображаемым ветерком.
Звучит голос мужчины, однако сам он не попадает в поле моего зрения. Должно быть, очкарик что-то орет, но слов я не понимаю. Никак не могу избавиться от желания вцепиться ему в горло.
— Бирс? — слышу я отдаленный женский голос, но у меня нет сил повернуть голову, чтобы посмотреть, откуда он исходит.
— Не знаю, о чем ты говоришь, — мямлю я. — Если когда-то и знал, то забыл. И на память ничего не приходит. Так что лучше убей меня. Какая разница, в конце концов?
— Бирс!
— Перестань орать. Я ничего не знаю.
Я пытаюсь отыскать птицу, но ее не видно. И дерева больше нет. Есть жалкая комната с жалкой мебелью, на стопке журналов лежит тело, которое вроде бы мне знакомо. Очкастый доктор снова стал человеком. Он валяется на матрасе Шелдона. Разбитые очки лежат у него на груди. На широком лбу большая красная рана. И вновь женский голос:
— Послушай, динозавр, быстро уходим отсюда. Пока никто не вернулся. Ты меня слышишь? Можешь двигаться? Бирс!
Ее фигура перестает вращаться. Из космического пространства выплывает длинная тонкая рука цвета увядшей чайной розы и больно бьет меня по щеке.
— Уходим. Немедленно. А это кто?
Рука указывает на Шелдона. Его глаза открыты. Оказывается, он в сознании и дышит. Я ему завидую.
— Шурин. Чертов предатель.
— Пусть и он уходит, — говорит она и рывком ставит меня на ноги.
От этого движения моя голова валится на плечо и смотрит на свободное место на полу, между пивными банками и порнографическими журналами. Похоже, ей хочется скатиться с туловища и немного полежать.
Элис Лун смотрит мне в глаза.
— Поможешь поднять родственника, — приказывает она. — Внизу четыре машины и миллион ключей. Что-то здесь назревает. Твой шурин нам понадобится.
Очкастый доктор стонет и произносит что-то цветистое.
Моя стройная подруга подходит к нему и бьет по голове гаечным ключом. Такого большого инструмента мне еще не приходилось видеть. Доктор больше не шевелится.
Я выдавливаю улыбку.
— Я пытался купить тебе цветы, — говорю я виновато и еще больше ненавижу Шелдона за то, что тот их, скорее всего, не купил.
— Ты самый добрый человек на свете, — отвечает она. — Бери его за ноги. Уходим.
В отличие от алкоголя наркотики действуют недолго. Мне хотелось так думать, и я пытался себе это внушить.
Мы выехали из промышленной зоны Покапо в древнем коричневом «вольво истейт», который я заметил, когда ехал к шурину. Грызуны его успели покинуть. Элис выбрала автомобиль из маленькой флотилии транспортных средств, которыми пренебрегли их владельцы. Я сидел очень прямо в пассажирском кресле. На меня напала болтливость, вызванная воздействием вколотого наркотика. Шелдон валялся на заднем сиденье, стонал. Элис Лун сидела за рулем. Если бы гнев можно было измерить, то он бы достиг у нее десяти баллов по шкале Рихтера.
— Куда мы едем? — спросил я.
— Выкину твоего приятеля возле больницы. Затем отвезу тебя в тихое место.
— Когда мы там окажемся?
— Заткнись, Бирс. Я на тебя зла.
Я бросил попытку натянуть на себя ремень безопасности и уставился на нее.
— Почему?
— Да ведь ты меня бросил! Не успела я отлучиться в кусты. Что ты за человек после этого?
— Возможно, я человек, который не хочет подвергать тебя опасности. К тому же оставил тебе деньги. Разве не так?
Навстречу нам ехал серебристый «мерседес» с уже знакомой черной фигурой за рулем.
— Ух! — выдохнул я и быстро нырнул под приборную доску.
Когда снова поднял голову и оглянулся, увидел, что «мерседес» движется в сторону «Шангри-Ла».
— Чертов ублюдок Маккендрик трахался с моей женой, — пробормотал я себе под нос.
— Что? — громко спросила Элис.
— Ты слышала.
— Ты набит дрянью, которую в тебя вкололи. Почему бы тебе не помолчать? Поспал бы лучше.
— Не могу. Думаю. Кстати, может, он и с твоей матерью баловался?
Она ударила по тормозам. Мы остановились возле газетных щитов, искалеченных вандалами, учившимися писать.
— Хватит. Выметайся. Живо!
— Я серьезно! Скажи ей о «Сестре дракона», Шелдон.
Тот вопил, как сумасшедший, на заднем сиденье. Кровотечение у него, впрочем, было не слишком сильное. Даже находясь под воздействием наркотиков, я был совершенно уверен в том, что Шелдон Седжвик будет жить и по-прежнему ловчить и врать.
— У меня огнестрельное ранение, — ныл он.
— Подумаешь! Всего-то две крошечные пули из дамского пистолета. Ничего страшного они не сделали, иначе ты бы там не квакал.
— Меня подстрелили, — снова заныл Шелдон.
— Не беспокойся. У тебя толстая жировая прослойка. Мы высадим тебя возле больницы. Тебе сделают переливание чужой крови, и на час-другой ты будешь приличным человеком, а потом твоя дрянная сущность снова проявится.
Элис выругалась, завела двигатель и снова выехала на дорогу.
— Как ты мог меня продать, Шелдон?! — спросил я патетически. — Меня, твоего шурина! Я пришел к тебе за помощью, дал тебе денег на пиво и на цветы.
— На цветы? — удивилась Элис.
— Да. Цветы. Я их так и не получил. Как ты мог так поступить со мной, Шелдон?
Он оторвал окровавленное тело от сиденья, нагнулся и ткнул в меня пальцем.
— Я не знал, что они это выкинут. Иначе и не подумал бы ничего им говорить.
— Если ты продолжишь так изъясняться, я сам тебя застрелю. О шурин, почему?
— Сегодня утром звонил арендатор. Просил сообщить, если ты объявишься. Обещал, что месяц не будет брать с меня плату.
Я скинул с себя его руку. Он повалился на сиденье.
— Чудненько, — пробормотал я и глянул на Элис. — Выходит, я для тебя источник дохода. Это все объясняет. А ты?
Она гневно глянула на меня.
— Я?
— Да. Ты кто такая?
— Что ты имеешь в виду? Я — человек, который спас тебе жизнь.
— Но почему?
Она сунула руку в сумку, вытащила пачку, которую я ей оставил, и швырнула в меня.
Шелдон громко вздохнул. Наличие рядом с ним такого большого количества денег могло серьезно угрожать его здоровью.
Я все еще не мог понять, кто я такой — умник или глупец.
— Мне не нравится, когда меня бросают, — добавила Элис. — И не нравится, когда меня опекают. Что, черт возьми, ты имел в виду, когда оставил мне деньги?
Голова у меня плохо соображала. Я потряс ею, словно это могло помочь.
— Что?
— Я о маме. И о Маккендрике.
— О!
До меня дошло не сразу.
— Скажи ей, Шелдон. О «Сестре дракона».
Он ничего не ответил. Икал. А может, его рвало. Или и то и другое. В нем как-никак сидели две пули. Ему требовалась медицинская помощь.
— Ладно, — сказал я. — Сам скажу.
Я попытался взять себя в руки и посмотрел на нее. Она глянула на меня немного нервно. Дело оборачивалось не слишком хорошо для нас обоих, и Элис Лун это уже поняла.
— «Сестра дракона» — это нехороший коктейль-бар на улице Гумбольдта, — сказал я очень четко. — Его потом закрыли. Я этого не знал, но, оказывается, моя жена ходила туда, прежде чем забраться на заднее сиденье «тауруса», принадлежавшего Кайлу Маккендрику.
