Марчелло Фоис - Кровь с небес

Инспектор Поли вздрогнул.

– Вот оно, предсуицидальное состояние! – вскричал он.

Но говорить об этом с Руйу было все равно, что говорить со стенкой. Он в жизни таких слов не произносил, хотя тех, кого убили в тюрьме, повидал немало, а если точнее – очень много. Однако даже мысль о том, что кто-то может сам лишить себя жизни, не умещалась в его голове.

Инспектор Поли, выслушав все это, понял, что из всех, кому можно было дать это абсурдное поручение – посмертный возврат имущества, – именно надзиратель Руйу был самым подходящим человеком. Этот Танкис был дьявольски проницателен, подумал Поли.

В общем, клятва, данная безумцу, чтобы его успокоить, превратилась в нерушимые оковы. Руйу заявил, что ничего не мог поделать, потому что он поклялся, он дал слово. А в наших краях воля покойника – закон. Клятва, данная человеку, находящемуся на пороге смерти, имеет большую силу, нежели клеймо каленым железом, потому что когда люди умирают, они приобретают некую значимость, даже если при жизни они были всего лишь жалкими бедолагами. И поэтому Руйу все исполнил: он не хотел вступать в борьбу с собственной совестью; он предпочитал спать спокойно и пребывать в добром согласии со своей примитивной и косной натурой, даже если ради этого приходилось нарушить тюремный устав или уголовный кодекс.

Даже если приходилось потворствовать еще большему злу.

Поли не мог поверить тому, что услышал собственными ушами. Руйу сидел перед ним и ни малейшего представления не имел о том, какую кашу он заварил.

Поли сказал, что у Руйу нет выбора: или он немедленно увольняется, или очутится в тюрьме. Руйу, выказав некоторое недоверие, поставил крестик в самом низу белого листа бумаги, который Поли не поленился затем самолично заполнить по всей форме.

– Вы правильно поступили, – заявил я с одобрением, прерывая рассказ Поли. – В подобной ситуации для таких, как Руйу, тюрьма скорее создает проблемы, чем их разрешает. В этом деле есть кое-какие моменты, в которых не следует проявлять чрезмерную дотошность, – прибавил я, сознавая, что ни словом не обмолвился о ноже, принесенном в тюрьму Клориндой. – В любом случае самым важным во всей истории является тот факт, что у Филиппо Танкиса могло иметься два ножа.

– Вот именно, второй нож, но я никак не пойму, откуда он взялся?

– Теперь это уже не столь существенно. – Я постарался замять тему, понимая, что тоже хочу оказать услугу своей совести.

Итак, ножей было два: тот, что нашли рядом с телом, – его принесла в тюрьму Клоринда; и другой, который утаил Руйу, – его принес Фантини. Теперь уже было два не имевших места убийства: никто не убивал Солинаса, умершего от инфаркта, никто не убивал Филиппо Танкиса, покончившего с собой. В этой истории все было так просто, что казалось, в ней невозможно разобраться.

Филиппо Танкис покончил с собой при помощи двух ножей, по одному на каждую руку. Один нож он засунул рукояткой в щель в полу, второй использовал привычным способом. Он все как следует продумал: сначала вскрыл вены на правом запястье левой рукой, потом вогнал себе в левое запястье лезвие того ножа, который был воткнут в пол. Вот почему не осталось никаких пятен ни на брюках, ни на рубашке. Совсем никаких следов.

Однако инспектору Поли эта обычная история, сплошь состоящая из неточностей, натяжек и суеверий, по-прежнему казалась хитроумной головоломкой.

В конце концов был сделан вывод, что Филиппо Танкис решил покончить с собой, когда у него не осталось и тени сомнения в том, что ему не удастся добиться той единственной цели, ради которой, по его мнению, стоило жить. Ради этой цели он принимал условия лейтенанта медицинской службы. После осмотра для призывной комиссии Фантини стал еще более навязчивым и вскоре открыл молодому человеку, кем был на самом деле: одним из тех, кто берет, но не собирается отдавать. Смерть Солинаса в тот самый вечер, в том самом месте, стала еще одной злой шуткой случая, который развлекался, запутывая бесконечно простое.

Оставалось только сложить по порядку перемешанную колоду карт.

Наша главная ошибка состояла в том, что мы недооценивали этого мальчишку. Он с математической точностью рассчитал каждую деталь, выбрав подходящих людей и подходящий момент. Он организовал невероятное самоубийство и привел нас туда, куда хотел… Виновный сам вынес себе приговор, и это показалось мне достаточной мерой воздаяния. Инспектор Поли согласился со мной, что на бумаге нам не удалось бы объяснить необъяснимое.

– Поставим же точку в этом деле, – сказал он. – Закроем его как есть. Или вы хотите, чтобы я стал учить индейцев испанскому языку?

Я замер, глядя на него. Он лишил меня дара речи.

Дождь прекратился.

Воздух весь наэлектризован, и я никак не могу найти покой. Земля расползается улитками и взрывается грибами-дождевиками. Я – дома, я – на вершине моего холма. Я вдыхаю кисловатый запах резеды и тихонько баюкаю свою тревогу, а она тем временем все накапливается. В моей голове скопилось множество стихов, и я знаю, что, когда сяду перед чистым белым листом бумаги, мною овладеет бессильная ярость. Это случалось со мной еще в детстве, когда в моих мыслях было столько слов, просящихся на язык, что мне оставалось только все время молчать. О, что это было за молчание!

Такое же молчание хранит сейчас природа, возбужденная и безмятежная под моим взглядом.

Ей и мне нечего сказать друг другу.

Всего несколько дней назад повсюду деревья и кусты истошно взывали о помощи. Всего лишь несколько дней назад воздух напоминал огромный платан, населенный шумными стаями птиц. Теперь же небо такое прозрачное и чистое, что кажется, вот-вот скатится прямо на меня.

Этот покой – для трав, отяжелевших от влаги. Этот покой – для птиц, спешащих обсушить перья. Этот покой – для кротов, вновь принявшихся за работу под землей.

Этот покой разлит по горизонтали, потому что линия горизонта словно прочерчена голубым мелком в пустоте. Рисунок облаков тоже изменился. Цвета вновь стали привычными. Листья на ветках ведут перекличку, зовут друг друга по имени и отвечают на зов, словно молоденькие солдаты, которые еще не знают, какой беды им удалось избежать, но уже знают, что им это удалось.

Наступил мир. Мир тем, кто остался, и тем, кто ушел. Ведь жизнь – это всего лишь попытка ненадолго задержаться в пути, торопливая подготовка к последней, окончательной остановке.

И тогда я встаю и приношу свою боль в жертву этой тишине. Я приношу свое молчание в жертву той эфемерной любви, которая еще могла бы стать настоящей. Клоринда – это моя тайна. Мое молчание посвящено ей, Клоринде. Она верит, что ее племянник был убит, и поэтому спит спокойно. И может быть, иногда в ее сон вхожу я.

По дороге домой я пройду под ее окнами. Молча.

Примечания

1

Барбаджа – гористая местность на о. Сардиния, в окрестностях г. Нуоро

2

Описание г. Нуоро, наиболее старинной части города – кварталов Сан-Пьетро возле собора Спасителя и Сеуны.

3

Ранее, вероятно, пересохшая река в г. Нуоро и его окрестностях, сегодня – один из центральных старинных кварталов, расположенный в низине.

4

Истиритта – небольшой городок на Сардинии, неподалеку от г. Нуоро

5

Темпио-Паузания – городу центральной части Сардинии, неподалеку от г. Нуоро

6

Буса – вид типичных сардинских макаронных изделий, похожих на тонкие и очень длинные спагетти. Подаются с острым и пряным соусом

7

Карасау – вид сардинского хлеба, мягкого внутри и с твердой хрустящей корочкой, имеет форму рогалика или полумесяца

8

Дзеноби – персонаж первого романа М. Фоиса «Sempre caro». Адвокат Бустиану помог ему доказать свою невиновность и тем самым спас от казни. В знак признательности Дзеноби выполняет некоторые поручения Бустиану – как личного, так и профессионального характера.

9

Жорж Ла Тур (1593–1652), французский живописец, использовавший в своих работах контрастную светотень, свойственную стилю Караваджо

10

Ловкость рук, трюкачество (фр.).

11

Параллель с героями поэмы Т. Тассо «Освобожденный Иерусалим» – рыцарем Танкредом и девой-воительницей Клориндой

12

Папассини – сардинское сладкое печенье с изюмом, покрытое глазурью

13

Автор приводит цитату из стихотворения Дж. Леопарди «Бесконечность»; оно легло в основу поэтической линии сюжета в первом романе М. Фоиса. Цитата из Дж. Леопарди дана в переводе А. Ахматовой

14

Живая картина (фр.)

15

Са-де-Муредду, Са-де-Ледда, Терра-Руйа, Молименту – холмы и долины вокруг г. Нуоро.