Светлана Алешина - Сердце с глушителем
– Нет, – Гатауллин в первый раз за всю встречу улыбнулся и пошел провожать Ларису.
Расстались они на довольно дружеской ноте. Гатауллин, прощаясь, довольно искренне, как показалось Ларисе, пожелал ей успехов в расследовании, добавив, однако, что слабо верит в то, что преступник будет найден.
– Мутно это все, – заключил он, не претендуя на то, чтобы высказать свое мнение по поводу смерти друга, после чего бросил на Ларису вполне дружелюбный взгляд и закрыл дверь.
* * *«Котов прочно встал на путь исправления», – резюмировала Лариса. Она лежала в ванной. Только что они с мужем занимались любовью. Лариса не была слишком темпераментной особой, у нее ощущение удовлетворения от близости всегда сильно зависело от общего психологического климата отношений с мужчиной. В последнее время Котов был просто паинькой, и это обстоятельство радовало Ларису. Их сегодняшний сексуальный эпизод показался Ларисе восхитительным.
Котов, кстати, уже заснул – его храп был слышен Ларисе даже через две стены. И это означало, что Лариса могла спокойно подумать относительно того дела, которое любящий супруг, собственно, ей и подсуропил. Итак, не ясно практически ничего. Главное – неясны мотивы устранения Виталия Соловьева. Есть только масса людей, которые были более-менее связаны с ним при жизни.
А если пойти по самому простому пути? Проверить алиби всех и каждого. Итак, начнем…
Берендеев отпадает – он был здесь и звонил в Чехию. Это подтверждает и брат. Хотя стоп, почему отпадает? Звонить он мог откуда угодно, хоть из телефонной будки в Праге, говоря при этом, что он звонит из России. В городе его не было, по его утверждениям, он по делам ездил в Покровск. Даже называл имя того человека, который может это подтвердить.
«Вряд ли, конечно, он этого человека выдумал и взял с потолка, – размышляла Лариса. – Он не мог знать, что я не стану проверять его алиби. Скорее всего, этот человек реально существует и действительно подтвердит слова Берендеева».
Если же пойти дальше, то всплывает фигура Равиля Гатауллина. Разговор с ним по фактам тоже не подтвердил его непричастность к трагедии, но Лариса чувствовала, что вряд ли этот татарин виноват. У него действительно нет мотивов, дел никаких с убитым он, по сути, не имел – по старой памяти ходил к нему в зал покачаться, вот и все. Можно, конечно, расспросить соседей Гатауллина, чтобы наверняка заявлять о его алиби, но это была бы, по мнению Котовой, чистая формальность.
Братья… Старший брат Сергей, конечно, среднего брата – Виталия – не любил. Тот платил ему взаимностью. Да и заинтересован был, как ни крути, – квартиру захапал. Но… Алиби здесь железное – Алексей сам звонил ему в Тарасов утром, после того как найден был труп, и услышал его заспанный голос. Даже если представить нереальное – не мог Сергей так быстро обернуться. Чартерных рейсов из Тарасова в Прагу не существует, с пересадкой в Москве все равно ушло бы больше времени, чем это было на самом деле. Младший же брат Алексей был в части предполагаемого времени убийства вместе с Байбаковой. Подозревать же, что Алексей сговорился с Байбаковой, вообще полная чушь.
Лариса, чуть не запутавшись в своих размышлениях, постаралась взять себя в руки. Кто там еще остается? Ах да, безнадежно влюбленная дурочка Маргарита… У нее-то, кстати, алиби не мешало проверить – мало ли как неадекватность могла сказаться на ее мыслях и поступках. Ведь бурная и взбалмошная натура Берендеевой могла взыграть и в таком направлении: если уж этот мужчина мне не принадлежит, пусть не принадлежит никому. Конечно, логичнее было бы в этом случае устранить соперницу, то есть Алевтину Байбакову. Но логика и Маргарита – понятия, как видно, несовместимые. Да и постоянное воздействие алкогольных паров на мозг тоже делает свое дело. И алиби у Маргариты нет. Была дома одна… Проще всего сказать так. Но, что самое обидное, нет никакой возможности это алиби проверить. Точнее, пока Лариса не видела способов для этого.
И еще… Еще оставался Артем Байбаков, человек, который к Виталию Соловьеву явно не испытывал теплых чувств. Он оставался пока что на периферии Ларисиных размышлений, а возможно, что и зря… Им надо бы заняться… Только очень осторожно, чтобы не возбуждать без нужды нервную Алевтину Федоровну.
Подозревать же саму Алевтину Федоровну было бы просто абсурдно. Ее непричастность была настолько очевидной, что Лариса даже не стала прибегать к логическим доводам.
И вот еще какую версию нельзя исключать – заказное убийство. В этом случае алиби всех участников теряют вес. Но… Виталий Соловьев, довольно мелкая фигура, и… заказное убийство? Простые люди – а именно таковые и фигурировали в этом деле – не нанимают киллеров. К тому же все так замороченно устроено – Чехия, таинственный звонок… Киллеры действуют по-другому. Они никуда не вызывают жертву, они просто поджидают ее, будучи прекрасно осведомлены, когда и где она появится.
Или же Соловьев не являлся такой уж мелкой фигурой? А если у него и впрямь были какие-то крупные дела в Чехии, о которых знал только тот, кто его убил?
Нет, пока еще ничего непонятно. И нужно не строить гипотезы, а отрабатывать то, что имеется на руках. Так вернее и надежнее, а то можно бог знает до чего дофантазироваться.
Уже выходя из ванной, Лариса вновь вспомнила о таинственной чешке. «Надо все же поговорить с Сергеем о ней», – мелькнула у нее мысль.
* * *Именно с визита к Сергею Соловьеву Лариса и начала следующий день. Адрес его она давно уже получила от младшего брата Алексея и теперь направлялась по нему.
Район, в котором жил Сергей, был изрядно удален от центра. Здесь сплошь царил частный сектор, которому, по всей видимости, суждено здесь править еще много лет – до запущенной окраины города у администрации просто не доходили руки.
Лариса нашла нужный ей дом, скрытый в глубине двора за старыми деревьями и покосившимся забором. Пройдя в калитку, она постучала в окно. Дверь ей открыл незнакомый человек лет тридцати, стриженный под короткий «ежик» – почти как Равиль Гатауллин. Одет он был в синюю футболку и шорты.
– Вам кого? – не очень приветливо спросил он.
– Сергей Соловьев дома? – спросила Лариса.
– А вам он зачем? – продолжал незнакомец, неприветливо глядя на Ларису.
– У меня к нему разговор. – Лариса не стала уточнять, какой именно.
– Кто там? – послышался голос Сергея, и сам он вышел на крыльцо.
Он сразу же узнал Ларису и пригласил войти, веля жестом неприветливому парню отойти. Тот через кухню проследовал в дальнюю комнату и закрыл за собой дверь.
– Значит, вы ко мне? – несколько удивленно проговорил Соловьев-старший.
– Да, хотела бы поговорить с вами. Есть вопрос один…
Сергей понимающе кивнул и пригласил Ларису пройти.
– Вот, квартиранта пустил, – со вздохом проговорил он, кивнув в сторону парня. – Жить-то надо на что-то. Да… Квартиру вот даже продать пришлось, здесь теперь обитаю. А квартира у меня была шикарная, хоть и однокомнатная. До сих пор жалко.
– А вы сейчас не работаете? – спросила Лариса.
– Нет, – покачал головой Соловьев-старший. – Не получается у меня с работой.
– Почему же?
– Так я же хирург, – снова вздохнул он. – Раньше такие операции делал, прямо с закрытыми глазами! А мне – в поликлинике лаборантом теперь предлагают! Мне-то, с моей квалификацией! Я и сказал – не пойду! Мне обидно! У меня руки золотые, таких одни на миллион! Вот, смотрите.
Сергей протянул Ларисе свои кисти с длинными, тонкими и проворными пальцами. Правда, в данный момент они мелко подрагивали.
– Видите? – с гордостью спросил Сергей. – Вот так вот!
В это время постоялец Соловьева вышел из своей комнаты, прошел в прихожую и, бросив на ходу: «Я по делам ненадолго» – оставил Ларису и Сергея вдвоем. Лариса заметила на лице Сергея следы похмельного синдрома и поняла, что, видимо, как раз перед ее приходом они с постояльцем собирались «поправиться», а ее визит нарушил их планы. Наверное, за бутылкой и направился сейчас парень с «ежиком», решив не терять времени и запастись необходимым, чтобы уж после ухода незваной гостьи заняться делом.
– Вот так, – продолжал тем временем Сергей. – Раньше, когда в больнице работал, все передо мной на цыпочках ходили! Все раскланивались – здрасьте, Сергей Владиславович, как поживаете! В очередь становились, чтобы ко мне на операцию попасть. А потом, как из больницы выгнали, все отвернулись. Забыли сразу, да. Носы теперь воротят, не здороваются, на другую сторону улицы переходят. Забыли, как лебезили передо мной! И я решил – раз не берут хирургом, больше никуда не пойду! Назло им не пойду!
Соловьев говорил с обидой в голосе и в то же время с явным апломбом. Лариса подумала, что она, наверное, далеко не первая, кому он говорит эти слова: вспоминать о своем блестящем хирургическом прошлом и ругать настоящее – любимая тема Соловьева. Впрочем, это так понятно.
