Сергей Ильвовский - Иерихонские трубы

Капсулев встал и направился к выходу. Ему никто не препятствовал. Луконин, глядя на него с ужасом, отодвинулся вместе со стулом.

— Вы конечно, уверены, что доказать нам ничего не удастся?

— Было весьма интересно послушать. Вам стоит попробовать себя в литературе — писать научно-фантастические романы.

Он протянул руку к дверной ручке, но дверь, неожиданно, распахнулась сама. На пороге появилась чёрная фигура, загораживая выход. Капсулев, с перекошенным лицом, шарахнулся от неё. Старуха в чёрном — страшная, с тяжёлым взглядом и крючковатым носом смотрела на него с дьявольской улыбкой, заставляя невольно пятиться назад. Бэлла, с остановившимся взглядом, смотрела на старуху открыв рот.

— Здрасьте. — сказала старуха глухим, замогильным голосом, — Вы меня звали? Я пришла.

Немигайло еле успел подхватить Витю, который, закатив глаза под лоб, едва не грохнулся с дивана.

Старуха перевела удивлённый взгляд на Колапушина и вдруг сказала интеллигентным, хорошо поставленным мужским тенорком:

— Арсений Петрович — я сразу в гриме, как вы просили.

— Спасибо, Вадим Анатольевич. Вы только повторите нам всем, кто вас нанял для этого необычного розыгрыша?

— Так вот — Анфиса Николаевна попросили. По улице походить, в окно заглянуть. Три дня я работал. Богатые господа шутят, а наше дело актёрское…

— Спасибо. Вы можете вернуться в свой театр.

— Свободен? Вот и чудненько. А то я боялся, что это надолго — к спектаклю не успею. Всего наилучшего. Анфиса Николаевна! Благодарю, что не забываете старика. Целую ручки.

Старуха исчезла за дверью. Колапушин встал с дивана и медленно подошёл к побледневшей Анфисе.

— А вот и сообщник — Анфиса Николаевна. А может быть даже и не сообщник, а главное действующее лицо? Сдаётся мне, что Дмитрий Александрович про старушку-то и не знал. Вчера, когда мы плёнку просматривали, он был удивлён не меньше нашего. Значит так вы сводили с ума своего мужа? Что вас свело вместе — любовь, или ненависть? Ради моего начальника мы просто обязаны это выяснить.

— Любовь! — убеждённо сказал Немигайло, оторвавшись от Вити, уже пришедшего в себя. — Он ведь сел вместо неё — в это кресло.

— Пожалуй, да. — согласился Колапушин. — С его стороны это была, действительно, любовь. Так Лютикову и скажем. А старушка ведь была вашей ошибкой, Анфиса Николаевна. Её, по замыслу, никто, кроме Балясина не должен был увидеть. А он успел её снять на видео. Вот эта плёнка кое-что мне и прояснила. Старуха на ней была вся какая-то уж — «слишком». Слишком монашеская внешность. Слишком фанатичный взгляд. Слишком пристальное внимание к окнам офиса. Меня ещё вчера смутила нарочитость этого образа, но я сразу не понял, в чём дело. А ночью я сообразил, что это просто актёрская игра. Но всё равно что-то меня смущало в этой старухе, пока я не вспомнил что в детских спектаклях Бабу-Ягу, или страшную колдунью обычно играют не женщины, а мужчины — и всё сразу встало на свои места. А найти подходящего артиста, владея актёрским агентством, дело несложное.

— Это всё?.. Все ваши доказательства? — Капсулев, за это время, смог взять себя в руки, но голос выдавал его внутреннее напряжение.

— Не все. Вы наделали много ошибок Дмитрий Александрович. Вы испугались репортажа по телевидению и прибежали к Лютикову. А он перестраховался на всякий случай; приказал опечатать кабинет и вы не успели заменить компакт-диски с записанным на них инфразвуком на другие — обычные. И с «проклятьем Шаманки» вы перемудрили — она ведь ничего нигде не прятала.

— Как? — голос Бэллы был, еле различим. — Я же сама видела…

— Вы видели, Бэлла, что эта бумажка выпала из-за плаката. Вот только кто её туда положил? Эти репродукции появились здесь после её смерти, когда Балясин уже находился в плену своего изменившегося сознания. И для того, чтобы прикрепить их к стене, плакаты пришлось перевесить повыше — вот же, от них следы остались. А плакат Шаманки тоже перевешивали?

— Я сам его перевешивал. — подал голос Витя.

— И ничего оттуда не выпало? Может быть, это дух Шаманки сунул бумажку за плакат? А, заодно, он явился Анфисе Николаевне и рассказал про страшную старуху в чёрном? Вот Егор Фомич пожалел бедную вдову — надо же было ей так неудачно попасть, в самый напряжённый момент. А если наоборот — очень удачно? Достаточно телефонного звонка — и Анфиса Николаевна попадает прямо к кульминации. Как вообще пришла в голову Балясину идея — искать проклятье? В книге вычитал? Вы видите сколько их там, и чего в них только не понаписано. Надо же было случайно вычитать, что проклятья пишут на бумажках и прячут по кабинетам.

— Да я же сам уговаривал его уехать отдыхать. Врача ему вызвал!..

— Вызвали. Только не сказали, что у Балясина очень сильные боли и рука отнимается.

— Я говорил, он забыл.

— Что?.. — вскинулся с места Фартуков. — Да любой фельдшер знает…

— Успокойтесь, Геннадий Алексеевич — Колапушин поднял руку — господин Капсулев ведь не случайно пошёл звонить из другой комнаты. Зачем, вот же телефон — на столе. А с Испанией? Да, все видели и слышали, как вы уговаривали Балясина уехать. Вы были уверены, что он никуда не уедет. Почему? От кого Шаманка узнала так много про инфразвук? Даже песню написала. Почему, никогда не пьянеющий Балясин, отдал ей ключи от машины? Почему он хотел, чтобы она погибла? Вы заставили его это сделать?

— Я поняла. — неожиданно для Колапушина, заговорила Бэлла. Её голос был каким-то безжизненным и лишённым интонаций. — Я, тогда, подумала, что они про альбом говорят. Теперь я поняла…

— Ты Диму не видел? — спросила Бэлла у Вити, выскочившего из двери студии звукозаписи. — Мне документы подписать надо.

— Там. — ткнув пальцем, односложно буркнул Витя и быстро зашагал по коридору.

Удивлённо посмотрев ему вслед, Белла вошла в тамбур и нерешительно остановилась — подпись нужна была срочно, но в студии, вместе с Капсулевым, находилась Шаманка, а Белла категорически не желала столкнуться с ней.

…-Мне Женя рассказал про ваши штучки, Димочка. Про то, как заставить людей покупать ваши компакт-диски… Вы больше знаете. Расскажите. Мне жутко интересно. Я напишу про это стихи.

Капсулев резко обернулся — не слышит ли кто, но в полутьме не заметил, что в тамбуре стоит Бэлла. Натянуто улыбнувшись, чтобы скрыть смятение, он тихо заговорил:

— Я вам расскажу. Там много поэтических образов — Иерихонские трубы… шхуна «Мария Селеста»… «Голос Бога»…

— Так, так. — Колапушин покачал головой. — Значит — шантаж. Иначе, зачем было бы заставлять Балясина отдавать ей пьяной ключи от машины? А он, бедняга, никак не мог понять почему сделал это и мучился.

— Подонок! — перебивая Колапушина, выкрикнула в лицо Капсулева Бэлла — Он столько для тебя сделал!

— Я больше ничего не скажу. — осипшим голосом проговорил Капсулев.

— А у меня столько вопросов. Что узнала Шаманка? Как вы ухитряетесь делать всё это?

Капсулев, плотно сжав губы, отрицательно помотал головой.

— Что же, это не последняя наша встреча, господин Капсулев. Егор — крикни там Снегирёву, чтобы зашёл.

Снегирёв наверное был рядом с дверью, потому, что вошёл в кабинет сразу после этих слов Колапушина. Капсулев всё понял сам. Взяв Анфису за руку, он молча посмотрел ей в глаза, словно прося прощения, и, без приказа, протянул руки вперёд, чтобы удобнее было защёлкнуть наручники. Повинуясь указательному жесту Снегирёва, он пошел к двери. На пороге Капсулев приостановился и ещё раз посмотрел на Анфису с растерянным видом, наверное, жалея себя и её, и так не сказав больше ни слова, шагнул за порог.

— Арсений Петрович. — голос Луконина сорвался и «дал петуха». — Я не могу понять. Женя ведь был музыкантом. Он должен… обязан был почувствовать, что с этой музыкой, что-то не то!

— Он и понял перед самой смертью. А вот что ему мешало понять раньше? В этом деле отнюдь не всё ещё ясно. Надеюсь, вы, как специалист, поможете нам разобраться, если конечно — Колапушин повернулся к Анфисе — Анфиса Николаевна не захочет что-нибудь рассказать. Я так полагаю, что она посвящена в кое-какие тайны. Я прав, Анфиса Николаевна?

Несколько секунд Анфиса смотрела прямо в лицо Колапушина, не произнося ни слова, а затем, уставив взгляд куда-то в угол, спросила:

— Мне кажется: я имею право позвонить адвокату?

— Конечно, Анфиса Николаевна. Можете отсюда позвонить, а можете из дома.

— Вы собираетесь ехать ко мне домой?

— Только если вы нас пригласите. Мы и здесь-то, честно говоря, не имеем права находиться без вашего разрешения — вы же теперь прямая наследница всего этого хозяйства.

— Так вы меня не арестуете? — похоже, голос Анфисы, всё-таки немного дрогнул.

— Помилуйте, Анфиса Николаевна, разве у меня есть для этого основания? Ваш адвокат очень быстро добьется вашего освобождения из-под стражи, а я пожалуй выговор схлопочу за превышение должностных полномочий. Или я не прав?