Фридрих Незнанский - Месть предателя
– Фронтовики, снимите ордена! – пропел Сивый.
Парни расхохотались – громко и нагло. От радости застучали по полу своими подкованными ботинками.
Старик, у которого и без того был бледный вид, стал белее мела.
– Верни, подонок, – сказал ветеран тому, кто сорвал с него орденские планки. Он протянул руку за тем, что у него отобрали, но в это время главный с силой ударил его по вытянутой руке.
– Это кто же здесь подонок? – спросил он, вставая.
– Вы! Вы все, – ответил старик.
Юрий Гордеев, который следил за развитием событий, удивился такому отчаянному бесстрашию.
– Ну-ка повтори то, что ты сейчас сказал! – грозно потребовал главный.
Старик молчал, но это уже вряд ли бы помогло ему избежать физического столкновения с подвыпившими парнями.
– Ты что? Сразу язык проглотил? – грубо спросил третий и ткнул старика в плечо.
– А мы умеем развязывать языки! – ехидно заявил тот, который сорвал со старика орденские планки.
Все трое парней опять захохотали – угрожающе и беспощадно.
Видя, что события начинают принимать весьма серьезный и нежелательный оборот, Гордеев решил вмешаться. Он поднялся и враскачку подошел к парням. Сказал миролюбивым тоном:
– Ну ладно, ребята, пошутили – и хватит. Верните дедушке то, что вы у него взяли посмотреть, и будем считать инцидент исчерпанным…
– Вали отсюда, защитничек! – грубо оборвал Гордеева Сивый.
Юрий не отреагировал на выпад.
– Человек он пожилой, – продолжал Гордеев. – У него инфаркт может случиться. А врачей поблизости нет. Жалко, если что…
– Тебе сейчас врач самому понадобится! – грозно крикнул главный.
– Или вам? – усмехнулся адвокат.
– Ладно, – сказал главарь, – придется начать с тебя.
Слегка опустив голову, он пошел тараном на Гордеева. Его замутненные глаза смотрели на Юрия из-под узкого лба, а пальцы рук были сжаты в огромные кулаки.
Гордеев стал понемногу отступать. Он хотел выманить этого негодяя из его логова, которым были две вагонные скамейки. В проходе было бы легче с ним разобраться. А то, что первым нужно нейтрализовать именно его, Юрий Гордеев знал наверняка.
Главарь, подняв кулаки на уровень лица, продолжал наступать. Его приятели, уверенные в своем лидере, с интересом наблюдали за происходящим, сидя на скамейках. Их наглые лица расплывались в садистском удовольствии.
Гордеев остановился. Со стороны могло показаться, что он не готов отразить нападение противника. Он и не был напряжен, и руки были опущены, а пальцы расслаблены.
Парень ухмыльнулся и приблизился к адвокату на расстояние вытянутой руки. Внезапно его огромный кулак мелькнул в воздухе. Но удар не достиг цели. Юрий успел нырнуть под его правую руку. В следующее мгновение левой – снизу – врезал противнику в челюсть. Громко клацнули зубы. В тусклом свете вагонных лампочек мелькнули подошвы тяжелых высоких ботинок. А еще через мгновение грозный с виду главарь с грохотом рухнул на заплеванный пол.
Видя, как поворачиваются события, приятели его тут же вскочили на ноги.
– Ну, гад!.. Держись! – закричал Сивый и, зажав в руке пустую бутылку, бросился на адвоката: – Петька, замочим суку!
– Замочим, – прошипел Петька. – Я его «розочкой» разукрашу!
Послышался звон битого стекла. Тот, которого звали Петькой, разбил свою бутылку о металлическую ручку вагонной скамейки. Теперь в его руке сверкало грозное оружие. Острые края отбитого горлышка были направлены против Гордеева. Впрочем, Юрий Петрович предвидел подобные действия.
Первым жалобно завыл Сивый. Перехваченная рука нападавшего была быстро завернута за его же спину, после чего последовал резкий рывок вверх. Хруст в локте совпал со звоном упавшей на пол бутылки. Гордеев отбросил ее ногой.
Третьему досталось больше всех. Юрий ногой – как его учили – выбил из его рук «розочку», однако это не охладило пыл недоноска. В руках у Петьки появился армейский ремень с тяжелой литой пряжкой. На нем до этого держались его джинсы. Парень намотал ремень на руку и ринулся в атаку. Он размахивал ремнем и старался попасть металлической пряжкой Гордееву в лицо. Он очень старался достать Юрия, но тот ловко уворачивался. Однако вскоре рука и этого нападавшего также была завернута за спину – с тем же хрустом, а два удара лицом о спинку вагонной скамейки успокоили его окончательно.
Когда с агрессорами было покончено, Гордеев заправил выбившуюся из-под ремня рубашку, отряхнул брюки и растер костяшки пальцев. Затем оглядел поле битвы. Главарь по-прежнему без движения валялся на полу. К нему только сейчас стало постепенно возвращаться сознание: нокаут оказался глубоким. Двое других скулили, сжимая покалеченные руки, и от взгляда Юрия старались поглубже забиться под лавки. Нападения ожидать было больше не от кого, и Юрий направился к старичку, который с изумлением наблюдал за происходящим. По пути поднял с пола орденские планки и вернул их владельцу.
Ветеран тут же пристегнул колодку к пиджаку.
– Спасибо вам. Большое… нет… огромное вам спасибо, – поблагодарил старичок Гордеева. – Этих подонков, этих чернорубашечников нужно ставить на место!
Гордеев молча кивнул.
– Они теперь долго не будут высовываться, – успокоил его Юрий.
– Не знаю, что бы я без вас…
Однако старик не успел закончить. В вагоне неожиданно появился милицейский наряд. Стражей порядка было трое.
– Похоже, что это те самые парни? – предположил старший по званию – сержант.
Парни при виде милиционеров совсем скукожились.
– Приметы совпадают, – добавил второй, рядовой милиционер.
– Но кто их так разукрасил? – снова спросил сержант. – И вообще, что здесь произошло? – уставился он на спокойно сидящих на скамейке старика и Гордеева.
– Что-то между собой не поделили, – высказал догадку Юрий, пожав плечами.
– Неудивительно, – согласился старший наряда. – Ишь, сволота!
Милиционеры сначала надели наручники на главаря, затем с трудом подняли его и поставили на ноги. Двое его приятелей следом также ощутили на своих запястьях тяжесть стальных браслетов.
Когда постанывающих и всхлипывающих парней в черном выводили из вагона, выпрямивший спину ветеран Отечественной войны спросил вдогонку милиционерам:
– А что они такое натворили?
– Избили, сволочи, людей на станции, – ответил один из блюстителей порядка.
Было уже поздно, но Гордеев решил рискнуть. Позвонить. Кто знает, что способно принести утро!..
– Алло! Я могу я попросить к телефону Елену Дмитриевну? – сказал Гордеев в телефонную трубку.
– Одну минуточку.
В трубке повисла тишина.
– Смирнова у телефона. Я вас слушаю.
– Елена Дмитриевна, с вами говорит адвокат Гордеев. Я веду дело вашего бывшего одноклассника Федора Невежина.
– Да? И что же вы от меня лично хотите?
– Меня зовут Юрий Петрович.
– Юрий Петрович, – повторила она. – Но чем я могу вам помочь?
– Меня интересуют некоторые подробности о взаимоотношениях Федора Невежина и Эдуарда Поташева. Вы помните их?
– Конечно. Они же мои бывшие одноклассники! Вас что, интересует период их диссидентства?
– Диссидентства? Впервые об этом слышу.
– Да. Был такой период в их жизни.
– Расскажете?
– Это очень долгая история. А время, извините, позднее.
– Очень, говорите?
– Ну я могу вам, конечно, ее рассказать, но только дней через десять.
– А сейчас вы, вероятно, сильно заняты?
– Дело в том, что рано утром я должна уехать. Вернее, улететь. В восемь утра отбываю в Кельн. Там будет проходить международный симпозиум славистов. Я в списке почетных гостей. Выступаю с докладом. Ну а в Москву вернусь, как я вам уже сказала, через десять дней. Позвоните мне, и я обязательно найду время с вами встретиться.
– Хорошо. Я позвоню вам через десять дней. Жаль, конечно, что наш разговор не может состояться раньше.
– Мне тоже очень жаль. Федор – очень хороший человек. И я рада буду ему помочь. Но, к сожалению, должна уехать… Хотя…
– Елена Дмитриевна, вы хотите что-то сказать?
– Мне, Юрий Петрович, сейчас пришла одна мысль.
– Какая?
– Видите ли, в чем дело… Через несколько дней в Москву должен приехать один человек. Сам он проживает за границей. Давно уже. Но когда-то этот человек был хорошо известен в московских диссидентских кругах. Он известный художник. Его имя знают очень многие в мире. Хотя он и до отъезда из Союза был достаточно известен, но в основном в кругах ценителей неофициального искусства – как наших, так и иностранных. Так вот. Этот самый художник может вам, Юрий Петрович, подробно рассказать об интересующем вас историческом периоде. В то время по реке жизни – простите за метафору – мы все плыли в одной лодке. И я, и Федя, и Поташев, и этот художник, и многие другие.
– Кто этот художник?
– Его фамилия – Щербина, а зовут – Игорь.
– Минутку. Я возьму ручку.
Гордеев раскрыл свою записную книжку, достал ручку и стал заносить данные о художнике.
